Весной 1944 года в Куйбышевской области во время эпидемии ангины умерло почти 5 тысяч человек

posle_revolucii_0_012Весна в сорок четвертом была ранняя. Уже в начале апреля с полей повсеместно начал сходить снег, то там, то здесь открывая остат­ки неубранного урожая.

Многие ждали этого как спасение — заканчи­валась третья военная зима, все запасы зерна и картофеля были на исходе, а большинство се­мей, главным образом, семьи призванных в ар­мию, уже давно голодали и перебивались чем попало. И надеялись: вот сойдет снег, откроются поля, они пойдут собирать колоски, наедятся вдо­воль, а там и лето недалеко, летом-то прожить всегда легче.

Сбор колосков и раньше спасал крестьян от голодной смерти. Работа в колхозах обычно воз­награждалась отметками — «палочками» о выпол­нении нормы трудодней да небольшой натуропла­той в виде сельхозпродуктов, которых едва-едва хватало до следующего урожая. Каждая весна на­чиналась для многих походами на поля. И людей ничто не могло остановить: ни болота из холодной талой воды, в которой сразу промокали лапти, ни плетки усердных председателей, стоящих на стра­же колхозного добра. Голод не тетка…

Поэтому выражение «Хлеб — это жизнь» при­обретало тогда свой наипервейший смысл. Но кто мог знать и предположить, что весенние ко­лоски 1944 года станут для сотен и тысяч людей причиной страшной болезни, называемой септи­ческой ангиной, которая всего за полтора месяца в сельских районах Куйбышевской области, в первую очередь северных, привела к гибели поч­ти 5 тысяч человек.

С помощью документов, хранящихся в Госу­дарственном архиве Самарской области, Центре хранения документов новейшей истории (быв­ший партархив обкома КПСС), а также воспоми­наний очевидцев мы попытались воссоздать кар­тину гигантской трагедии, происшедшей в наших краях 54 года назад, далеко от линии фронта, в глубоком тылу, где проклятая война без единого выстрела, с помощью голода и болезней убила столько безвинных людей.

…Той весной колоски были не те, что прежде. Они были покрыты какой-то странной пеленой сероватого цвета, словно паутина, от которой люди освобождали зерна перед тем, как поло­жить их в мешок. Никто и не думал, что это был знак беды. А если и подумал, то наверняка ре­шил: авось, пронесет… И тем более хлеба-то больше ждать неоткуда — еще с осени колхозные амбары были вычищены и выметены в счет го­сударственных заготовок. Там оставался только семенной фонд и небольшой запас на «черный день». Но государство считало, что полуголодная жизнь своих граждан не была еще той крайней точкой, когда следует прикасаться к этим запа­сам. Время такое было.

И для людей оставалась одна, как им каза­лось, дорога жизни — за колосками. Они шли по ней в одиночку, группами, толпами, целыми де­ревнями, сами того не зная, шли навстречу своей смерти, с радостью собирали зерно, очищали его от паутины, сушили, перемалывали его, пекли хлеб, лепешки, варили похлебку, ели и умирали. Старожилы вспоминают, что с осени снег выпал рано и зима была не очень холодной. Неубран­ное зерно, оставаясь в теплом сыром простран­стве между землей и толстым слоем снега, не замерзло, а всю зиму прело, гнило и обрастало грибком, который вырабатывал опаснейший яд — токсин. Именно он, поражая носоглотку, гортань и дыхательные пути, и вызвал массовую эпиде­мию.

Первое сообщение об ангине датировано 14 апреля. Главврач Большеглушицкого района (фамилия в документе, к сожалению, неразбор­чива) докладывает главному санитарному врачу Куйбышевской области П. В. Геминову об эпиде­мии в башкирском колхозе «Кызыл Муратша». «В первую очередь заболевают дети, — читаем в до­несении, — много также болеющих стариков и ста­рух. Тела больных покрываются пятнами разме­ром примерно в горошину, рот словно обожжен, болезнь сопровождается тошнотой, поносом, рвотой, иногда обильным кровотечением из но­соглотки». Так началось в том году «триумфаль­ное» и смертоносное шествие септической анги­ны по Куйбышевской области…

Надо отметить, что для властей и медико-са­нитарных служб эпидемия 1944 года не явилась новостью. Случаи массового отравления людей остатками перезимовавшего на полях хлеба были и перед этим. В 1942 году болезнь охвати­ла Похвистневский, Клявлинский, а также Старо-кулаткинский, Барышский, Павловский районы (последние три входят сейчас в Ульяновскую об­ласть). Уже тогда ангиной переболело 976, умер­ло 138 человек. В 1943 году масштабы эпидемии были шире — на этот раз она охватила, кроме вы­шеперечисленных районов, еще Камышлинский, Исаклинский, Сызранский, Новодевиченский, Шигонский, Сосново-Солонецкий, Кинельский, Борский.. Соответственно выросла и трагическая статистика: число заболевших 2090 человек, из них 392 умерло.

Поэтому в начале сорок четвертого областные и районные власти понимали: голодные измо­жденные люди только и ждут схода снега, чтобы снова отправиться в поле за колосками и ника­кими способами невозможно будет их удержать. Поэтому уже 10 февраля Куйбышевский облис­полком принял специальное постановление о профилактике септической ангины и наметил меры (в случае возникновения эпидемии) по ее преодолению. Но какие были тогда возможности предупреждения бедствия, говорит такой факт. 24 марта Наркомздрав РСФСР телеграфиру­ет Госсанинспектору области: «В ответ на Вашу просьбу сообщаем, что в целях профилактики и лечения септической ангины можем выделить 200 кг никотиновой кислоты, 5 килограммов же­латина, 20 кг стрептоцида…» А в конце приписка: «Пеницилин выделить не можем, его нет». Что означает пеницилин при инфекционных заболе­ваниях и отравлении, медики знают: это — важней­шее лекарство, без которого излечение практиче­ски невозможно.

В том постановлении всем службам и органи­зациям были даны строжайшие указания и пред­писания на случай возникновения экстремальной ситуации. Но, как вскоре показала жизнь, эти меры были явно недостаточными, ибо размеры эпидемии в 1944 году оказались катастрофиче­скими.

В середине апреля в районах забили тревогу: предотвратить массовый сбор колосков не мо­жем, число заболевших растет с каждым днем, отмечены смертные случаи. 25 апреля по этому вопросу специально собирается бюро Елховско-го райкома ВКП(б). Из его документов видно, что наибольшее количество отравившихся отмечено в Красных Домах, Пролейке, Кубань-Озере, Те­плом Стане. Примерно в это же время секретарь Красноярского райкома Гайдук пишет в обком партии, что эпидемия охватила около 10 насе­ленных пунктов района, больше всего болеют в Курумоче, Малой и Большой Царевщине (ныне поселок Волжский). Кошкинский райком наибо­лее опасными в эпидемиологическом отношении определил села Ново-Калмаюрского сельсовета (председателем здесь тогда был Ибрагимов) и колхоз имени Карла Маркса (председатель Мифтахутдинов)…

Но своеобразным эпицентром бедствия стал Ново-Буянский район. 28 апреля бюро райкома партии призывает все предприятия и организа­ции помочь заболевшим септической ангиной людям. К этому времени число больных уже пре­высило 500 человек, самыми трудными называ­ются села Мулловка (председатель совета Узбе­ков), Старый Буян, Ново-Урайкино (Калимуллин), Новая Бинарадка, Пискалы (Дмитриев). Немного позже, 5 мая, в районе была создана чрезвычай­ная комиссия (так называемая «тройка» — значит, это слово ассоциируется в нашей истории и с до­брыми делами) в составе секретаря РК ВКП(б), заместителя председателя райисполкома и заведующего райздравотделом. Именно тогда и были предприняты решительные меры по пре­сечению сбора отравленных колосков, началась организация больниц и пунктов питания. Первые стационары были развернуты в Пискалах, Узюко-во и Новой Бинарадке на 100 коек в каждом селе.

Тем не менее народ, уже успевший употре­бить смертельный корм, продолжал умирать. 10 мая секретарь Ново-Буянского райкома партии Лаптев вместе с заведующим райздравом пи­шут экстренное письмо в обком ВКП(б), которое, очевидно, из-за срочности не было даже отпе­чатано на пишущей машинке, а написано от руки. «Сегодня объездили Мулловский и Ново-Бина-радский сельсоветы, — сообщают они секрета­рю обкома Жаворонкову — положение тяжелое, колхозники умирают каждый день по 5-10 человек на село, гибнет множество детей. Медикаментов и лечебных продуктов не хватает… Просим Вас, уважаемый Василий Гаврилович, выделить для района дополнительное количество яиц, живот­ного масла, но, в первую очередь, хотя бы 2 кг сульфидина и 3 кг стрептоцида».

Обращает внимание на себя стиль письма, не принятый в официальной переписке между пар­тийными органами. Видимо, руководитель райо­на до того был потрясен увиденным, что в отно­шениях с начальством не осталось места разного рода формальностям, которые уступили место простой человеческой просьбе и мольбе.

Самым тяжелым был май, особенно вторая его половина. Несмотря на все принимаемые меры, в районах, пострадавших от эпидемий, уже работало большое количество врачей из Куйбы­шева, Москвы, других городов, повсеместно были развернуты стационары для больных и посте­пенно улучшалось их снабжение необходимыми препаратами, а пункты питания брали на доволь­ствие всех больных — победить ангину сразу не удавалось. Люди, истощенные и измученные вой­ной, стали очень восприимчивыми ко всем болез­ням, а уж такую страшную — переносили с трудом, многим же это было просто не под силу.

Употребляли эти несчастные люди до такой степени отравленный хлеб, что надежд на спа­сение было очень мало. В одном из архивных документов содержится рекомендация: с со­бранным от колхозников зараженным зерном обращаться в соответствии с инструкцией НКВД СССР «О порядке хранения и транспортировке ядовитых веществ». Стало быть, мука, из кото­рой люди готовили для себя смертельную еду, была для жизни такой же опасной, как продукция какого-либо химического производства.

Ангина также безжалостно косила людей и в других районах: Подбельском, Колдыбанском (ныне Красноармейском), Кинельском, приго­родных Куйбышевском, Молотовском… Поданным секретаря Исаклинского райкома партии Андрее­ва, во второй половине мая каждый день в районе умирало по 15-20 человек, в Кинель-Черкасском районе за один месяц похоронили 452 человека.

Злая воля судьбы: к этому времени, получив тяжелые ранения и став инвалидами, с войны возвращались фронтовики. Уцелев на передо­вой, они находили смерть на родине — от анги­ны. Так умер мой односельчанин Мутыгулла Ка­дыров: пролежав долгие месяцы в госпиталях, сильно изувеченный, но живой, он был списан из армии, приехал домой и уже стал работать в колхозе. Но война достала-таки его в родной де­ревне Ново-Урайкино — бывший солдат Кадыров отравился ядовитым хлебом и умер, оставив це­лую избу сирот.

А в селе Кочевка (она была неподалеку от Ка-линовки, что на Ульяновском шоссе) в один день от ангины скончались три инвалида войны, толь­ко что демобилизовавшиеся из армии.

Вместе со своими хозяевами заболел и до­машний скот: буренки, попробовав фураж из того зерна, низвергая изо рта потоки крови, тоже уми­рали и за околицей многих сел тогда возникли огромные скотомогильники из туш коров, быков и лошадей, которые пали от отравления.

В мае сорок четвертого года стояла жара под тридцать градусов. Старожилы вспоминают, что в те дни, когда умирало особенно много людей и могильщики не успевали подготавливать места для их погребения, в деревнях в безветренную погоду стоял густой трупный запах. Такое, напри­мер, отмечалось в Новой Бинарадке. Поэтому во многих документах, посвященных этой истории, мы читаем, что местным органам власти во из­бежание новых эпидемий предписывается при­нимать необходимые меры для скорейшего захо­ронения умерших.

Такая опасность казалась очевидной. Тем более условия войны для всякой заразы были великолепными. Архивы пестрят фактами о за­болеваниях трахомой, дизентерией, брюшным тифом, дифтерией, корью, сыпным тифом… Не­достаток гигиенических средств и медикаментов, а также общее ослабление организма людей способствовали широкому распространению ин­фекционных заболеваний. И медико-санитарные службы порой вынуждены были вести борьбу одновременно на несколько фронтов.

Но септическая ангина стала без преувели­чения катастрофой, к которой органы здраво­охранения и власти оказались не готовы. И дело не только в острейшем недостатке лекарств и отвлечении большей части медицинских сил на нужды фронта. 30 апреля Главный санитарный врач Куйбышевской области П. В. Геминов пишет докладную секретарю обкома ВКП(б) Жаворон­кову и председателю облисполкома Хопову, где сообщает, что сбор остатков перезимовавшего хлеба приобретает массовый характер, руково­дители колхозов и сельские советы не принима­ют должных мер для предотвращения подобного явления, и поэтому число заболевших растет с каждым днем.

Следует отметить и такое обстоятельство: все, что было связано с эпидемией септической ан­гины, максимально засекречивалось. Даже в пе­реписке между санитарными ведомствами. Себе же во вред. В одной из своих телеграмм Нар-комздрав РСФСР просит Куйбышевский облис­полком «впредь донесения о септической ангине не посылать шифровками. Этим вы лишаете нас возможности оперативно действовать» — сказано в послании. Конечно, требования военного вре­мени вынуждали власти по возможности скры­вать масштабы трагедии. Особенно тщательно оберегали от этой информации солдат Действую­щей армии, чтобы сохранить их боевой дух.

Участник Великой Отечественной войны Ю. И. Гайнуллин, много лет проработавший дирек­тором Ново-Урайкинской восьмилетней школы Красноярского района, вспоминал, что летом 1944 года он получил из деревни от сестер На-жии и Нурии странное письмо: его строки на треть были аккуратно замазаны химическим каранда­шом. Только демобилизовавшись и вернувшись в родные края, Юнус Исмагилович узнал, что скрывал от него военный цензор-татарин: правду о страшной эпидемии в тылу.

Была у этой сверхсекретности еще одна сторо­на — порой даже у самих местных органов создава­лось необъективное представление о происходя­щем. Чем еще можно объяснить тот факт, что решение о запрещении продажи на рынках, вок­залах, пристанях изделий из муки облисполком принял только 29 мая, когда погибли уже тысячи жителей области, многие из которых, приобретя отравленные продукты именно на таких базарах и отравившись ими. Прими областная власть это суровое распоряжение пораньше, скажем, сразу же после первых смертных случаев, многих жертв можно было бы избежать. Ведь многие подхваты­вали ангину именно на пристанях и вокзалах, по­купая лепешки и булки из несъедобной муки.

Хватало и разгильдяйства. Читаешь архивные документы и диву даешься: то второй секретарь райкома, поехав на «борьбу с ангиной» в одно из сел, напился и устроил скандал, то врачи клиники мединститута внезапно уехали в Куйбышев, бро­сив в глухой деревушке стационар со всеми боль­ными септической ангиной, то фельдшер район­ной амбулатории (мужчина) весь положенный для процедур спирт употребил совсем по другому назначению… Так что расхожая идеологическая формула о том, что «вся Советская страна была как один военный лагерь», оказывается, не всег­да соответствует истине.

Впрочем, это сейчас, через пятьдесят с лиш­ним лет нам все ясно и понятно. Тогда же обсто­яло иначе: советские люди и все, кто ими руко­водил, переносили неимоверные трудности и преодоление ангины было далеко не единствен­ной их задачей. Именно из-за головокружитель­ного круговорота проблем, из-за недостатка сил и средств упускались из виду многие важные во­просы. Как, например, пресечение сбора колхоз­никами колосков на весенних полях.

Все списывалось на войну. Именно с этим, на мой взгляд, было связано появление леген­ды о немецких самолетах, которые осенью 1943 года якобы сбрасывали на поля отравляющие вещества. Ее часто приходилось слышать в дет­стве. Но легенда осталась легендой. Потому, что германские фашисты, несмотря на все свое вероломство, тем не менее открыто не наруша­ли Женевский протокол 1925 года «О запреще­нии применения в боевых действиях удушливых, ядовитых газов и бактериологических средств», и отравляющие вещества в войне, за исключе­нием, конечно, концлагерей, не применяли. Так что не было самолетов. Если бы они и прорва­лись сквозь мощную систему советской ПВО в район Куйбышева, что в конце 1943 года в принципе было уже невозможно, то бомбили бы авиационные заводы или, например, имевший стратегическое значение Сызранскии мост. Но никак не опрыскивали бы ядом поля у татарских, чувашских, русских или мордовских сел. Немец­кому командованию было уже не до стариков и детей. Гитлеровцы подписали им смертный при­говор задолго до этого — 22 июня 1941 года, когда начали войну против Советского Союза.

Итоги эпидемии септической ангины — мас­сового отравления, вызванного употреблением в пищу перезимовавших под снегом и поэтому пораженных грибковой флорой хлебных злаков в Куйбышевской области весной 1944 года — были страшными: всего в разных формах ею перебо­лело 57 тысяч человек, умерло — 4958. Больше всего умерших отмечено в Ново-Буянском райо­не — 901, Кошкинском — 873, Подбельском — 642, Елховском — 587 и так далее. Среди них: детей в возрасте до 16 лет — 44 процента, стариков в воз­расте старше 60 лет — 28 процентов, остальные -   люди среднего возраста. Эти цифры взяты из годового отчета Куйбышевского облздравотдела «О заболевании септической ангиной в 1944 г.» -   скорбной сводной таблицы по всем 36 районам области того времени.

…На многих кладбищах наших сел незримыми границами очерчены могилы тех, кто умер от ан­гины в апреле-июне 1944 года. Для многих из них эти могилы — без надгробных камней и надписей -   стали братскими: здесь маленькие дети лежат вместе со своими матерями, старики — с внуками… Проходя мимо их вечного пристанища и покоя, вспомните их и поклонитесь им. Они — погибшие не от фашистских пуль и бомбежек, а от голода и бо­лезней — тоже жертвы немилосердной той войны.

Шамиль ГАЛИМОВ.

Газета «Азан» (№№ 12-13), 1998 год.

Просмотров: 2840

Комментирование запрещено