Сам помирай, но для Европы отдавай…

0_77aed_996bfb7c_XLПо страницам отчета «Самарского отдела общества охранения народного здравия» о помощи голодающим в Самарской губернии в 1911-1912 годах

Необычайный расцвет дореволюционной русской деревни — один из многих мифов, получивших в наше время широкое распространение. Это наглядное свидетельство того, как идеологи «светлого прошлого» однобоко и преимущественно в розовых красках рисуют эпоху царского самодержавия, всячески обо­сновывая необходимость возвращения к эко­номическим и политическим моделям, а также идеологическим ценностям того времени.

Активно используется при этом и тема чрез­вычайной активности русского капитала на миро­вом рынке торговли хлебом в конце XIX — начале XX века. «Россия кормила хлебом всю Европу» — эта «аксиома», благодаря популяризаторам российской истории, которые в последние 15 лет неустанно подгоняют ее под «нужные» рамки, ка­жется, уже прочно осела в умах обывателей. И, как само собой разумеющееся, отсюда вытекает вывод о хорошей и сытой жизни деревни, а, стало быть, и российского крестьянства в целом.

Справедливости ради нужно отметить, что тог­да Россия действительно экспортировала много хлеба. Но это — только часть правды. А с другой ее частью еще надо разобраться и выяснить, как достигалось внешнее хлебное благополучие «кормящей матери» Европы?! Понять это про­тиворечие помогают документы тех лет, в частно­сти отчет авторитетной благотворительной орга­низации (издан по свежим следам — в 1913 году), в которую входили 16 известных людей Самарской губернии. В их числе — потомок казахской ханской династии Букеевской Орды, член (депутат) Го­сударственной Думы третьего, по терминологии первых лет российского парламентаризма, при­зыва А. Н. Букейханов и имам мечети на улице Казанская, издатель и редактор экономического журнала на татарском языке «Иктисад» М.-Ф. Ш. Муртазин.

Большое место проблеме голода в самарском крае в своем творчестве отвел также известный русский писатель Н. Г. Гарин-Михайловский, чья жизнь многие годы была связана с самарским краем — в одно время Николай Георгиевич (по образованию инженер-путеец) был начальником строительства железнодорожной ветки «Самара — Сергиевск». И в 1891 году он своими глазами видел народное бедствие — голод, а в очерках «В сутолоке провинциальной жизни», «Деревенские панорамы», «На ходу»», «Сочельник в русской деревне» красочно и точно описал его.

Мы, по традиции, приводим исторический документ без комментариев и ограничиваемся вступительным словом. Только читатель должен иметь в виду то естественное обстоятельство, что термин «русское крестьянство» авторы от­чета употребляют в смысле «российское», при­менительно ко всему сельскому трудовому люду -деревня русская, татарская, башкирская, чуваш­ская, мордовская и всякая другая жила в одной стране и переживала одни и те же беды. 

* * *

«Голод земледельческого населения являет­ся как бы специфической особенностью русского народа. Неурожаи бывали везде в земледельче­ских странах, голод же от неурожая сохранился 

только в России. Наш русский голод с внешней стороны есть результат неурожаев. Но было б вы неосновательно думать, что он представляет со­бою неизбежное следствие неурожаев — нисколь­ко. Он живет там, где народ беден…

Неурожаи в нашем государстве были всегда. В XVIII столетии отмечено 18 неурожайных годов. Петр I сделал попытку придать продовольствен­ной помощи характер особой отрасли государ­ственной деятельности, принял меры к устрой­ству хлебных запасов и к ежегодному собиранию сведений об урожае и хлебных ценах.

В 1799 году Екатериной был дан приказ: «за­пасные магазины завести по всей империи, в селениях всякого звания». Каждое село свыше 50 дворов должно было иметь хлебозапасный магазин, меньше — им вменялось содержание со­вместными усилиями общего хлебозапасного ма­газина на всех…

После начала реформ сильные неурожаи от­мечались в 1867, 1880, 1891, 1906, 1911 годах. 1891 год министр земледелия А. С. Ермолаев ри­сует так: «Не только полевые растения, но даже сорные, даже вековые деревья не могли противо­стоять губительным метеорологическим услови­ям. Поля в большинстве местностей оставались черными, луга и степи в большинстве местностей были выжжены и желтели, деревья подсыхали и гибли десятками. Солнце на небе было крас­но… Пыльные вихри кружились над оголенными полями и степями. По традиции сначала прави­тельство игнорировало голод. Потом началась продовольственная суматоха: спешная закупка хлеба, подвоз ее в голодающие губернии, за­прещение вывоза за границу, организация обще­ственных работ, столовых, эпидемиологических отрядов…

…Бедность русского народа бесспорна. Едва тлеющая в материальном смысле сельского населения слишком далека и чужда была для государственной власти. Нашему обществу при­ходилось напрягать все усилия, дабы хоть дать возможность ему пережить тяжелейшее положе­ние абсолютной нищеты и вымирания…

Касательно голода 1911 года, еще задолго до сбора хлебов и трав из разных углов Самарской губернии начали поступать тревожные сведения, что хлеб и травы сохнут. Бездождная весна и та­кое же бездождное, знойное лето, с сухими тума­нами и горячими степными ветрами, опустоши­тельно действовали на растительность. Поля и луга обуглились. Хлеб завернулся в трубку и не везде выколосился, травы уже в начале лета по­желтели и напоминали, скорее, прошлогоднюю вяль, нежели обычную сенокосную зелень. Хлеб раньше времени пошел на корм скоту. Травы -под выгон, косить нельзя, так низки.

Агрономы-оптимисты перешли на мрачные выводы и заключения. После сбора урожая вы­яснилось, что неурожай выше всяких предполо­жений. И урожайность выразилась следующим образом: рожь -10 пудов, пшеница — 7,5, овес -4,5, ячмень — 7, полба — 5,5, просо — 11 пудов, в среднем -7 с половиной пудов с десятины (это не­много больше современного гектара, в нынешней системе исчисления урожайность составила 103 кг, то есть чуть превысил один центнер. Стоит и напомнить, что такое пуд — 16,38 кг. прим. Ред.) В Бузулукском и Николаевском уездах не собрали даже семян. В итоге в хлебозапасных магазинах оказалось 3,8 млн. пудов, то есть один пуд на че­ловека.

Значение урожайных лет ослабевает, а не­урожайных наоборот усиливается, становится острее и чувствительнее…»

«…Россия со своих полей получает около 1/6 мирового сбора пшеницы, 1/2 ржи, 1/4 всех хле­бов. Население же России к мировому населению представляет меньше 1/10 . Казалось бы, при та­ком соотношении величин русское крестьянство должно быть сытым. Но оно остается голодным и умирает в неурожайные годы от голода. После одного крупного неурожая даже пять урожайных лет не приносят стабильного запаса хлеба.

Как податная единица, крестьянство — главный поставщик денег в казну. У него нет денег, но зато дорожает весь хлеб, продает через спекулянтов по самым низким ценам, чтобы вовремя уплатить подать. Хлеб выкачивается из страны до послед­него зерна на мировой рынок. А население полу­чает деньги и тут же отдает государству. Депутат II Государственной Думы господин Челышев на­зывает цифры о том, что после урожая 1909 года русский хлеб на мировом рынке составлял 63 процента.

Такое обильное представление России на хлебном рынке — не есть избыток русского кре­стьянства. Сельское население не выдерживает бремени податей и косвенных налогов, обраста­ет с каждым днем, годом все больше и больше различного рода долгами и обязательствами. При наличности всех сложившихся в земледель­ческой промышленности оно не в силах даже при баснословном урожае сократить свои долги. Вся­кий хороший урожай хлебов отнюдь не увеличи­вает продовольственных ресурсов населения, а смывается волной взысканий…

Газета «Волжское слово» уже осенью 1911 года непременно в каждом номере сообщало из разных углов губернии о беде крестьянского на­рода. Вот некоторые выдержки из корреспонден­ции:

«Истощенные лошади и коровы уже не в со­стоянии стоять на ногах, их подвешивают верев­ками» 

«Крестьяне доедают последние запасы и вре­мя, когда начнут помногу умирать, совсем уж близко»

«Здесь из каждой щели глядит нужда»

«У нас голод форменный, люди с безнадеж­ным отчаянием ждут смерти»

«Население со слезами на глазах просит свя­щенников разрешить им есть конину»

«Здесь живут и умирают просто по-русски»

…После цитирования отчета «Самарского от­дела по охранению народного здравия», дума­ется, необходимо рассказать о собственно работе этой организации в голодных селениях губернии.

В них, по подсчетам общественников, к началу 1912 года проживало 185479 человек. Большое внимание организация уделяла мобилизации об­щества через выступления на собраниях, листов­ки, газеты «Речь» и «Волжское слово».

Наибольший неурожай, судя по документу, случился в степных уездах — Николаевском и Бу-зулукском. В них и было открыто основное коли­чество бесплатных столовых (общее их число в одно время доходило до 173). Заметно лучше было положение в Самарском, в котором рабо­тало лишь несколько питательных пунктов — в Елховке и Елани, Ставропольском (Хрящевка, Чувашский Сускан и Старая Бинарадка) и Бугурусланском. Самый северный уезд губернии — Бу-гульминский бедствие не затронуло совсем.

Приводятся списки людей, которые пожертво­вали деньги на помощь голодающим — начиная от владельца Жигулевского пивного завода Альфре­да фон Вакано до «господ учителей самарских гимназий», уличных торговцев и извозчиков. Всего было собрано 173026 рублей 21 копейка. Внушительная сумма. Для сравнения -незадол­го до этого, в 1896 году, например, на базарах Самарского уезда рабочая лошадь стоила в сред­нем от 36 до 40, корова от 21 до 25, овца — около 3 рублей. То есть на эти деньги можно было за­купить 4553 лошади или 57675 голов овец. Вот так широко или, как указано в отчете, «с сердеч­ным воодушевлением» откликнулась самарская общественность на призыв помочь голодающим соотечественникам.

Здесь же подробно описывается организация общественных работ, посредством которых голо­дающие люди зарабатывали на хлеб. Одним из эпицентров бедствия стали башкирские селения Николаевского уезда — Утекаево, Имилеево, Хасьяново, Денгизбаево, Кочкиновка, Кинзягулово, Муратшино, Таш-Кустьяново, Кульшариповка. Отчет о распределении закупленных продуктов максимально детализирован — до порций каши из полбы, отпущенных в бесплатных столовых и ко­личества фунтов ( один фунт — 400 гармм. Прим. ред.) сахара и соли, привезенных в то или иное селение.

* * *

Н.Гарин-Михайловский: «В сутолоке провин­циальной жизни» (отрывок).

«…Рано покинули перелетные птицы мерт­вые поля в тот год и с каким-то зловещим напря­женным молчанием стояли они, пока не покры­лись белыми, как саван, сугробами снега. За этими сугробами уже притаился тиф и страшны­ми глазами высматривал свои жертвы.

Пустотой веяло от губернского города.

Не было прежнего оживления, и в перспек­тивах улиц уныло рисовались только редкие из­возчики в напрасном ожидании куда-то спешив­ших вдруг седоков, да проходили по панелям, группами и в одиночку, женами и с детьми, де­ревенские обитатели, растерянные, с вытянуты­ми лицами, блуждающими, ищущими взглядами и в то же время с удовлетворением, говорящим о том, что вот они все-таки вырвались каким-то чу­дом из тех сугробов и теперь живут здесь, среди богатого города, среди живых людей, которые не дадут им умереть голодной смертью.

Они и раньше знали этот город, когда в хо­рошие годы, бывало, везли свой хлеб на прода­жу. Две-три тысячи подвод тогда изо дня в день выезжали на хлебную площадь, и с утра до ве­чера у конторок хлебных торговцев стояла толпа, ожидая очереди расчета, или, вернее, обсчета, потому что у редкого сходило благополучно: того в весе обманут, того — в качестве.

Воротить обманом отнятое — одного бы этого хватало на теперешний голодный год.

Где уж там воротить! Хотя бы Христа ради по­дали все эти грабившие их.

Но пусто на хлебной площади, только стаи го­лубей тревожно расхаживают по ней, то и дело нервно роясь в снегу; заперты и конторки, где толпился когда-то народ, и нет, пропали куда-то вместе с перелетными птицами и хозяева этих конторок; прилетят снова к хорошему году, что­бы снова грабить тех, кто жив останется, обве­шивать, усчитывать и фальшиво на глаз опреде­лять качество хлеба.

И опять отдадут свой хлеб крестьяне, не везти же его назад.

И кричать нельзя: «Караул, грабят!».

С горя можно только пьяным напиться, рас­теряв и последнее по кабакам да притонам по­стоялых дворов… И с отчаянием, познавшие городскую науку и людей города, говорят люди деревни:

- Хуже всякой нечисти едят они нашего бра­та…»

(Гарин-Михайловский Н. Г. Полн. собр. соч. СПб, 1916. т. IV). 

Публикацию подготовил Шамиль ГАЛИМОВ.

Газета «Азан», 2008 год, (№№ 3 — 4).

Просмотров: 1440

Комментирование запрещено