«МЫ УСОМНИЛИСЬ В КРЕСТЬЯНСКОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ МУРАТОВА»

Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле.

Никколо Макиавелли

Институт истории никогда специально не занимался генеалогией, хотя попутно приходилось с этим иметь дело, особенно при написании микроисторий. В этом случае мы обращались к работам специалистов. Но однажды Муратов Равиль Фатыхович попросил проверить подготовленную для него родословную. Эта, казалось бы, маленькая просьба вылилась в поучительную историю.

За последние годы на ниве интереса людей к собственным корням появилось немало шабашников от науки. Они на основе архивных документов, например ХVII века, объявляют, что такой-то предок был мурзой (дворянином), крестьянином, служилым татарином или тептярского сословия, жил в такой-то деревне и т. д. Порой материал бывает добротный, но нередко они под видом изысканий подсовывают какие-то посторонние материалы, а главное — умеют потрясти кошелек самых тертых бизнесменов. Впрочем, последнее не наше дело.

Муратов хотел найти продолжение генеалогического древа вглубь веков. По документам получалось, что он действительно происходит из ясачных крестьян. Однако… Чем ученый отличается от шабашника? Тем, что сомневается. Мы усомнились в крестьянском происхождении Муратова. По опыту мы знаем, что человек, достигший определенных успехов, нередко имеет интересную родословную. Такое вполне могло случиться и с предками Муратовых. Дело в том, что мурзы, сопротивлявшиеся миссионерскому влиянию в ходе покорении Казанского ханства, лишались всех прав, званий, состояния и переводились в крестьян. Выяснить этот факт прямо в лоб бывает сложно, ведь документы ХVI века и более ранние сведения в архивах не сохранились. На это могут указывать какие-то косвенные свидетельства или же сохранившиеся легенды. Вроде бы мы оказались в тупике. Но терпение и настойчивость порой вознаграждаются настоящими открытиями.

Параллельно совершенно независимо у нас развивался другой сюжет, который затем сомкнулся с родословной Муратова. Турецкие ученые в 2013 году решили организовать конференцию в честь 110-летия Акдеса Нигмета Курата — выдающего историка времен Ататюрка. Он родом из Татарстана и малоизвестен в России. В советское время его имя как эмигранта было под запретом. Я о нем впервые услышал от Миркасыма Усманова в связи с содержанием золотоордынских ханских ярлыков. Здесь надо сделать небольшое отступление.

Татарская историография в качестве самостоятельной науки началась с Шигабутдина Марджани и была продолжена в многочисленных трудах Ризаэтдина Фахретдина, Хади Атласи, Хасан-Гата Габаши, Габдельбари Баттала, Мурада Рамзи и других ученых. Одновременно в Казанском университете работала целая плеяда блестящих востоковедов, непревзойденных по глубине, масштабу и добросовестности.

Труды Никиты Бичурина, Николая Катанова, Василия Радлова, Василия Васильева и других до сих пор находятся в научном обороте. Содержание этих работ часто перекликалось с тематикой татарских историков.

Историография по татарской тематике набирала обороты и уже до революции 1917 года выглядела солидно. Советское время стало временем не только надежд, но и разочарований. С одной стороны, в связи с учреждением Татарской Республики появились новые возможности для систематических исследований, с другой — многие ученые были репрессированными, как, например, Михаил Худяков или Газиз Губайдуллин.

Еще одна часть историков по разным причинам оказалась за рубежом. Ахметзаки Валиди Тоган родом из деревни Кузяново Ишимбайского района Башкортостана. После провала проекта «Малой Башкирии» участвовал в организации антисоветских восстаний, затем бежал в Туркестан. В Хивинском ханстве и Бухарском эмирате занимался организацией басмаческого движения в сотрудничестве с бухарским эмиром Саид Алим-ханом. После ликвидации басмачества в 1923 году эмигрировал, получил турецкое гражданство. В 1925 году стал советником министерства образования Турции, затем профессором Стамбульского университета. Защитил в Венском университете докторскую диссертацию по теме «Путешествие Ибн Фадлана к северным болгарам, тюркам и хазарам», получил приглашение на работу в Боннском, а затем Геттингенском университете. В 1939 году Валиди покинул Германию и возвратился в Турцию, возобновив свою работу в Стамбульском университете. Валиди прославился в связи с комментариями к рукописи «Путешествия Ибн-Фадлана», которую он разыскал, изучил и вывел в свет. Одновременно он много писал о тюрко-татарской истории. Какой бы ни была его политическая деятельность, но в научной сфере он остался в памяти как выдающийся историк.

Другой известный политический деятель — Садри Максуди — родился и вырос в деревне Ташсу Высокогорского района. После провала попытки учреждения «Штата Идель-Урал» он уезжает в Финляндию, а оттуда эмигрирует в Париж, где работает профессором в Университете Сорбонна. Затем его приглашают в Турцию в качестве советника Ататюрка. Был одним из основателей юридической школы в Анкаре. Много лет преподавал в Стамбульском университете. Он трижды избирается в парламент страны. Максуди стоял у истоков турецкой юриспруденции и написал книгу «История тюркского права». Она стала первой работой на эту тему и до сих пор не потеряла свое значение. Максуди был автором многих трудов по истории, философии права, социологии.

«РОДНЯ В ТАТАРСТАНЕ СКРЫВАЛА СВЕДЕНИЯ О СУЩЕСТВОВАНИИ БЛИЗКИХ РОДСТВЕННИКОВ ЗА ГРАНИЦЕЙ. ПОНЯТЬ ИХ МОЖНО»

Акдес Нигмет Курат родился и вырос в деревне Беркет-Ключ Черемшанского района. В голодные 1920-е годы он уезжает из родных мест в поисках лучшей доли и с мечтой об учебе в Германии, но попадает в Стамбул, где учится у известного турецкого историка Фуата Кепрулю. Талантливого выпускника отправляют в Германию, где он защищает докторскую диссертацию. Некоторое время он работает в Стамбульском университете, а затем уезжает в Швецию. До 1938 года Курат работает в архивах Стокгольма, Берлина, Парижа, Гааги и Лондона. Пишет книгу о турецко-шведских отношениях. Он знал 12 языков, а потому все источники читал в оригинале.

Вернувшись в Турцию, Курат начинает свою карьеру заново, причем простым учителем, а затем становится преподавателем, профессором и деканом педагогического института в Анкаре. Именно в этот период он издает основные свои труды.

Это вся тюркская история с древнейших времен, т. е. то, что в СССР было практически запрещено. Именно Курат закрыл лакуны на страницах истории, возникшие в связи с постановлением 1944 года о запрете изучения Золотой Орды и татарских ханств.

После окончания войны Курат много разъезжает, работает в фондах Оксфорда, Британского музея, как стипендиат различных фондов работает в институтах Нью-Йорка, Принстона, Беркли, Гувера и т. д. В результате этих исследований появился фундаментальный труд «Турция и Россия», а также многочисленные статьи на самые разные темы. В 1970 году Курат становится действительным членом Института истории турецкой культуры. К сожалению, случайность оборвала его жизнь, но осталось для нас ранее незнакомое наследие. Институт истории им. Марджани начал издание собрания сочинений Курата. Вышли четыре тома, включающие основные труды выдающегося татаро-турецкого историка.

Изучая биографию Курата, Радик Салихов наткнулся на сообщение Фахретдина в многотомном труде «Асар» о предках выдающегося историка, который оказался двоюродным дядей Муратова. Вначале Равиль Фатыхович просто не поверил нашей информации. Да хоть кто не поверит. Действительно, вот так живи и не знай о ближайшем, причем знаменитом родственнике. У меня даже жена, услышав, переспросила:

— Что, на самом деле так?

— Могу дать справку на бланке с печатью института…

— Верю, верю…

А сама сомневается. Впрочем, любой засомневается.

В подтверждение своих выводов мы довольно быстро разыскали потомков Курата в Турции. После недолгой переписки они приехали в Татарстан, сели за круглый стол, обменялись информацией с черемшанской родней и все выяснили друг о друге. Оказалось, что родня в Татарстане скрывала сведения о существовании близких родственников за границей. Понять их можно.

На этом история не закончилась. Муратов оказался весьма настойчивым, он требовал новых сведений о своих предках. Тут уж нам самим стала интересна отработка методики определения шажере (родословной), а главное установление тех родовых отношений, которые нам помогают понять историю не на уровне великих событий, а в повседневности.

Ребята, занимающиеся эпиграфикой, поехали в родную деревню Равиля Фатыховича, начали обследовать кладбище и неожиданно обнаружили надмогильный камень его деда.

С одной стороны, это явное везение, с другой — беда наших кладбищ. Многие могилы даже времен Казанского ханства заброшены, некоторые камни за последние десятилетия исчезли, использованы для построек, запаханы. Сегодня Институт истории проводит тотальное обследование кладбищ Заказанья, и уже ясно, что многие камни утеряны безвозвратно. Муратовым повезло.

Дальнейший поиск предков Муратовых упирался в отсутствие документов, но у нас была еще одна зацепка. Фахретдин, описывая прадеда Муратова, почему-то его называет потомком мурзы. Фахретдин был серьезным ученым и ничего так просто, не проверив, не писал. Поэтому логично было предположить, что дальний предок Муратова мог оказаться из тех мурз, которые сопротивлялись войскам Ивана Грозного или христианизации, за что был «разжалован» в разряд ясачных крестьян. Документов не было. Оставалась последняя надежда — на ДНК-анализ.

Генетика может дать какую-то дополнительную информацию, если, конечно, повезет и где-то обнаружится родственная линия с писаной генеалогией. Мы предложили Равилю Фатыховичу провести ДНК-анализ. Он согласился. Взяли образцы слюны и отправили в Хьюстон (в Казани не умеют работать с Y-хромосомой). Наше напряженное ожидание было вознаграждено — первые же сведения указывали, что род Муратовых происходит из кадомских князей (в эпоху Золотой Орды управляли мордвой). Последующий анализ Big Y подтвердил предварительные выводы. Поскольку генетически близкие родственники из князей (Маминых, Бигалычевых и других) имели сохранившуюся древнюю родословную, то можно было говорить о происхождении рода Муратовых с ХIV — XV веков. На этом мы остановились. Дальше вглубь след не проглядывается. Неизвестно, чем закончится эта история, но сам поиск глубинных корней родословной вылился в целую книгу о предках Муратовых, времени, людях, перипетиях судьбы.

Для сотрудников Института истории такая работа на частную тему стала весьма поучительной. По сути дела, мы выработали новую методику изучения биографий, судеб семей и родов, истории населенных пунктов. А ведь порой именно в микроисториях кроется подлинная история.

Никто не должен забывать родителей и люльку, в которой его качали.

Татарская пословица

---

КОНТЕКСТ:

«Первым опытом стала история Высокой Горы – к нам обратился малоизвестный тогда глава Минниханов»

* * *

«Теперь к моей характеристике «националист» придется добавлять «националист-монархист»

* * *

«Сколько раз я убеждался, что с русскими легче работать, чем с татарами»

* * *

«Крепостничество было чуждо ментальности татар, оно появилось только при Сталине»

* * *

Просмотров: 1073