Рустам Батыр: «Марджани был последователем идейного вдохновителя мирового ваххабизма?»

DSC_2318Год 200-летия со дня рождения великого мыслителя должен стать годом правды, развенчания стереотипов и решения исторических загадок

Мусульманское сообщество России проводит 2018 год под знаменем Шигабутдина Марджани, напоминает автор «БИЗНЕС Online» Рустам Батыр. Началась эстафета различных мероприятий, посвященных великому татарскому мыслителю и богослову. Этот год должен стать и временем решения задач и исторических ребусов, связанных с Марджани, считает известный мусульманский и общественный деятель. Одну из них он озвучивает в своем новом материале на страницах «БИЗНЕС Оnline».

«До сегодняшнего дня ученики не написали о Марджани такого произведения, какого он заслуживает в соответствии со своей славой».

Ризаэтдин Фахретдин, 1914 год

«МЕРОПРИЯТИЯ ДЛЯ ГАЛОЧКИ – ЭТО У НАС ЛЮБЯТ И УМЕЮТ»

Этот год мусульманское сообщество России проводит под знаменем Шигабутдина Марджани, 200-летие со дня рождения которого мы нынче отмечаем. Началась эстафета различных мероприятий, посвященных великому татарскому мыслителю и богослову. Нередко эти мероприятия проводятся формально, для галочки – это у нас любят и умеют.  Хотя по-настоящему дань памяти мы отдадим тогда, когда хотя бы просто опубликуем все его труды, а еще лучше – вместе с переводами и научным анализом. Да и воплотить наконец-то в жизнь слова Ризаэтдина Фахретдина, вынесенные в эпиграф к статье и сказанные им более 100 лет назад, было бы уже великим делом. Но сегодня мы начнем с малого.

На мой взгляд, год Марджани должен стать прежде всего годом правды, развенчания стереотипов и решения исторических загадок, связанных с личностью нашего прославленного соотечественника.

Одну из таких загадок, если хотите, исторических ребусов, нам подбросил известный знаток ислама, российский академик Василий Бартольд (1860–1930), отчасти современник Марджани. В статье под названием «Ислам и современная культура» он писал: «Труды Ибн-Таймии позволяют прогрессистам доказывать, что мусульманин и без европейского влияния может критически относиться к официальной религии, и потому приобрели большую популярность среди прогрессистов различных стран. Русских мусульман впервые ознакомил с трудами Ибн-Таймии ученый Марджани (1818–1889), родоначальник прогрессивного течения среди татар; в 1911 году Ризаэтдин Фахретдин, редактор оренбургского прогрессивного журнала „Шура“, посвятил Ибн-Таймии особое исследование».

Итак, по Бартольду, Марджани – проводник влияния Ибн-Таймии (умер 1328 году) среди российских мусульман. Как известно, Ибн-Таймия в общественном сознании прочно связан с идеологией ваххабизма/салафизма и даже исламского терроризма. Ваххабиты/салафиты всего мира считают его своим непререкаемым авторитетом. И если верить Бартольду, то получается, что мы в этом году отмечаем юбилей одного из последователей идейного вдохновителя ваххабизма. Неужели это правда?

Давайте разбираться.

«МОГЛО ЛИ БЫТЬ ТАК, ЧТО ПОДОБНЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ – СЛЕДСТВИЕ ВЛИЯНИЕ ИБН-ТАЙМИИ НА МАРДЖАНИ?»

Прежде всего надо все же провести грань между учением самого Иб-Таймии и тем, что нередко подается под его именем. Дистанция между ним и современными ваххабитами, апеллирующими к нему, примерно такая же, как между Фридрихом Ницше и немецким фашизмом, учением Маркса и сталинскими лагерями. Связь вроде бы эта декларируется, но насколько оправданно – большой вопрос.

Марджани и Ибн-Таймию как выдающихся мыслителей ислама роднит многое. Их обоих справедливо считают мусульманскими реформаторами (хотя этот термин нужно применять условно к мусульманским реалиям). Они оба выступали против мазхабического фанатизма и всевозможных новшеств, привнесенных в богословие ислама и его религиозную практику в среднике века. Они оба питали неприязнь к схоластическим упражнениям поздних мутакаллимов, которые заплетали догматику в такие кружева мыслей, что от изначального простого и всем понятного учения ислама не оставалось и следа.

Они оба прекрасно владели первоисточниками и потому смело вставали на позиции, которые невежественной толпе мусульманских улемов казались частенько еретическими и богохульными. Так, в частности, они оба – кто более открыто, кто менее – выступали против человеконенавистнического учения о вечности адских мук и провозглашали тезис об извечности мира, за что, естественно, обвинялись во всех смертных грехах и вероотступничестве.

Могло ли быть так, что подобные параллели не просто совпадение, а следствие влияния Ибн-Таймии на Марджани? Если верить Бартольду, то именно так и получается.

«РАСТВОРИВ» ИБН-ТАЙМИЮ В ЧЕРЕДЕ ДРУГИХ МЫСЛИТЕЛЕЙ ИСЛАМА, ФАХРЕТДИН МЕНЬШЕ ПОДПАДАЛ ПОД ПОДОЗРЕНИЕ»

Здесь многое сходится. Среди татарских религиозных деятелей, живших после Марджани, взглядами Ибн-Таймии восхищаются многие известные личности. Например, это делает Галимжан Баруди, в течение 6 лет бывший учеником/последователем Шигаба хазрата, влияние которого на формирование взглядов создателя джадидского медресе «Мухаммадия» и будущего всероссийского муфтия оказалось решающим. Возможно, именно вследствие него Галимджан хазрат в 1911 году писал Фахретдину об Ибн-Таймие на удивление теплые слова: «Возможно, в прежние времена я был из России единственным обладателем хорошего мнения про Ибн-Таймию. Смею предположить, что в последнее время в этом моим товарищем являетесь и Вы. Путь Ибн-Таймии в своей сути прекрасен. С 1872 года я пользовался его трудами, вначале через произведения любимого мной Кануджи, а после и напрямую, из книг самого хазрата. По моему мнению, приведенные его противниками претензии к нему в большинстве своем не имеют основы. Он был человеком с сильным сердцем и знаниями и в каждом своем слове и направлении был храбр и смел».

Кстати, сам Фахретдин, как уже было отмечено, посвятил Ибн-Таймии отдельную работу из серии великих богословов ислама. Некоторые специалисты полагают, что сама эта серия была задумана им лишь для того, чтобы сделать возможным публикацию данной работы. Ведь если была бы написана только она, это могло бы вызвать вопросы у консервативной  мусульманской публики. А так, «растворив» Ибн-Таймию в череде других мыслителей ислама, Фахретдин меньше подпадал под подозрение.

Данную работу Фахретдин вспоминает в самом начале своей статьи, посвященной Марджани и опубликованной в известном сборнике статей, изданных к 100-летию великого татарского ученого. Он в буквальном смысле слова начинает свой разговор  о Марджани с упоминания Ибн-Таймии: «В работе „Ибн-Таймия“, ставшей 5-й частью серии „Знаменитые люди“, я написал слова следующего содержания: „Сегодня среди мусульман России, среди людей, имеющих отношение к Марджани, есть уважаемые учителя, имамы, издатели, богачи, живущие на широкую ногу, образованные и щедрые купцы, но при этом до сих пор не было ни одной серьезной инициативы издать все произведения Марджани“». Прошло 100 лет, а воз, как говорится, и ныне там. Но речь уже не об этом. Из слов Фахретдина мы видим, что в его сознании Марджани и Ибн-Таймия тесно связаны.

Фахретдин не был прямым учеником Марджани. Он лишь однажды, по собственному признанию, бегло виделся с ним в юности, но с трудами дамеллы был хорошо знаком и находился под их влиянием. «Наше вероубеждение, принципы и мысли, позаимствованные нами у людей, с которых мы в то время брали пример, пережили своего рода землетрясение», – писал он о своих впечатлениях после прочтения «Назурат аль-хакк» Марджани.

Так неужели почтительное отношение к Ибн-Таймие со стороны Фахретдина и особенно Баруди – это тоже результат влияния известного татарского просветителя?

МАРДЖАНИ – «ИСЛАМСКИЙ ЛЮТЕР»

В «Вафият аль-асляф» Марджани делает небольшую заметку об Ибн-Таймии. В ней (сужу по переводу) он не высказывает какого-либо осуждения его «еретических» воззрений, которые называет всего лишь «необычными идеями», преподносит ученого гонимым за убеждения и дает ему сразу несколько положительных характеристик. Как явствует из этого текста, Марджани был знаком с некоторым трудами Ибн-Таймии, которые он, правда, не называет.

Кто знает, возможно, Марджани проникся взглядами Ибн-Таймии, а возможно, получив от его работ первоначальный импульс, пришел к схожим суждениям уже самостоятельно. Сам Марджани об этом, кажется, никогда не высказывался. Данное обстоятельство некоторых исследователей вынуждает даже полагать, что эти два исламских мыслителя существовали в параллельных реальностях. Так, современный немецкий ученый Михаэль Кемпер в своей фундаментальной работе, посвященной татаро-башкирским/булгарским богословам и основанной на привлечении огромного массива письменных источников, говоря о Марджани, пишет: «Примечательно, что труды, например, Ибн-Таймии, переживавшие в XVIII–XIX веках настоящий ренессанс в арабском мире и имевшие исключительно важное значение для реформационного движения, „булгарскими“ авторами никогда даже не упоминаются. Это подчеркивает самостоятельность реформаторского дискурса в Поволжье и Приуралье».

В схожем ключе высказывался в свое время и Хади Атласи. В статье «Кем был Марджани?» он писал: «Хотя в исламе и появлялись Ибн-Таймия, Ибн-аль-Каййим и другие обновители религии, но они остались незамеченными, как слова, обращенные к глухому, или как жесты, показанные незрячему. Притом что для придания ему динамики у всего исламского мира была потребность в „мусульманском Лютере“, но он почему-то не появлялся». И тут же добавляет: «По безграничной милости Аллаха во второй половине XIII века [по хиджре] среди северных мусульман появился „исламский Лютер“. Это был наш уважаемый Марджани».

На основании этих суждений следует предположить, что Бартольд, хоть и был корифеем науки, но в отношении Марджани, возможно, допустил ошибку, и, стало быть, наш великий соотечественник не был проводником идей Ибн-Таймии. Хотя кто знает. Бартольд – серьезный ученый и словами не разбрасывался. Да и реальная жизнь порой содержит в себе намного больше сюрпризов, чем мы можем даже себе представить. Словом, для специалистов тут есть над чем поработать. И может оказаться так, что Марджани все же был идейным учеником вдохновителя мирового ваххабизма Ибн-Таймии. И вот здесь начнется совершенно новая история в осмыслении нашего национального наследия…

Просмотров: 1280

Один комментарий

  1. не был карманным муллой у москалей-евреев