Директор Института истории им. Ш. Марджани Рафаэль Хакимов подготовил для «Реального времени» новый отрывок из своей мемуарно-аналитической книги «Шепот бытия», работу над которой он завершил. Сегодня колумнист представляет на суд читателя главу «Технология исторического прорыва».
«Технология исторического прорыва»
Прошлое никогда нас не покидает, а будущее уже с нами. Чтобы не оказаться вне времени, нужны новые социальные технологии. Недостаточно сказать «грядет революция», она уже наступила. Россия, погружаясь в Средневековье, не ощущает ее.
Москва как наиболее продвинутая в части знаний и технологий не озабочена столичной ответственностью. Она ведет себя, как самостоятельный город-государство наподобие Сингапура. Бесспорно, творческий потенциал Москвы огромен, однако есть и паразитирование на имперской структуре государства. Все дороги сходятся в столице, так что горизонтальные связи между территориями ограничены. Значит, грузопотоки контролируют московские фирмы, сращенные с госструктурами. Неслучайно офисы государственных монополий и других крупных компаний размещены в Москве, куда стекаются налоги. Нефть и газ в Сибири, а офисы в Москве или Петербурге.
Все основные банки расположены в Москве, и они работают как «пылесосы», причем порой накопительный мешок где-то далеко за границей. Несмотря на болтовню о мощи страны и патриотизме ее граждан, деньги надежнее хранить в США и Европе. СМИ предельно централизованы. Интересы активных москвичей больше связаны с заграницей, нежели с российскими территориями.
Федеральные министерства плохо представляют обстановку в России. У них информация скудная и искаженная. У спецслужб информация только в плане возможных угроз, а не перспектив.
Москва с ее министерствами, организациями, партиями, СМИ, аэропортами и ресторанами самодостаточна. Регионы могли бы сами о себе позаботиться, но вся государственная система построена так, чтобы все зависели от центра.
Годы суверенитета в Татарстане были временем всеобщего творчества. Каждый нес свою ношу ответственности. Именно тогда были построены основы нынешнего благополучия. И как же быстро все изменилось в 2000-х годах! Москва здесь не виновата, все кинулись сладострастно выстраивать свою вертикаль власти. Все оказались зараженными «вирусом сталинизма», оценивающим всякую инициативу как преступное вольнодумство.
Как только в стране началось низкопоклонство перед Москвой, распространилась эпидемия коррупции. О федерализме с удовольствием забыли. Московские толкователи суверенитета нашли изъяны в законодательстве Татарстана. Республика судилась, оправдывалась, а в политике тот, кто оправдывается, оказывается проигравшим. У политики своя логика.
Пока правительство России тешится красотами кремлевской мишуры под звон колоколов, успешно воюет в Сирии, конфликтует с Украиной, претендует на гегемонию в Евразии, ищет новых врагов и защищает последнего друга — Сербию, Татарстану следовало бы продумать стратегию исторического прорыва. Смысл его в том, чтобы не тащиться за кем-то в хвосте, догонять уходящий поезд, а бежать наперерез, разрабатывая технологии будущего информационного общества. Это не только и не столько IT-технологии, сколько понимание изменения структуры общества. Нужные знания не дадут университеты, повышающие свои рейтинги за счет пиара и эксплуатации былой славы. Наши университеты — тени прошлого Казанского университета. Они неспособны даже поддерживать былые традиции.
Лучшие университеты мира перешли на сетевой принцип. Они ищут кадры по всему миру для реализации востребованных жизнью проектов. Все, что находится вне целевых проектов, называется суетой. Казань — столица суеты сует. Много активности, гонора и ноль научных и практических результатов. Рассуждают о фундаментальности исследований так, будто уже открыли что-то вроде теории относительности или уравнения Гейзенберга. Свою неспособность приносить практическую пользу ученые прячут за якобы фундаментальностью научных изысканий, при этом требуют государственных премий и званий. Средневековая схоластическая болтовня вернулась на новом уровне.
В российском сознании осталось твердое убеждение, будто развиваться можно, не меняя общественных отношений и норм поведения, со старым грузом мышления. Творческая энергия скована иерархическими структурами.
Меня постоянно упрекали за плохое руководство Институтом истории. Целых 20 лет отовсюду слышал одно и тоже:
— Наведи порядок.
Я спрашивал:
— Разве мы мало выдаем продукции или есть претензии госорганов, которым помогаем в меру сил?
— Претензий нет, но коллектив разболтан.
— Не устраивает качество книг или проектов?
— Книги хорошие и нужные, побольше бы таких институтов, но пойми, должна быть дисциплина. У тебя люди приходят, когда хотят, болтаются по коридорам. Ты не контролируешь, даже совещания не проводишь. Куда это годится?
— Лучшие научные учреждения работают в таком режиме, их оценивают по конечному продукту.
— Россия тебе не Европа. Здесь нужна жесткая рука. Все должны стоять в струнку, исполнять без обсуждения и возражения, иначе на шею сядут.
— Я с советских времен читаю лекции по управлению и даже книгу выпустил о современном менеджменте.
— Оставь теорию. На практике: приказ — исполнение, и точка.
— Понятно, будет сделано. Разрешите идти?
— Иди и наведи порядок.
В России управление понимают как армейское командование. Обожают иерархию. Общественные и государственные институты оценивают по количеству штатных единиц. Требуют быстрых отчетов, чем толще, тем лучше. Все эти отчеты собираются тоннами и уходят в лучшем случае в макулатуру. Электронное правительство не упростило структуру, просто теперь видна эта огромная, часто бесполезная переписка; бумага движется с большой скоростью вниз по ступеням до работника, который уже ничего не понимает в содержании бумаги и отписывает: «Принято к сведению». Затем бумага движется вверх. Даже после подписи первого лица идет лист согласований с невесть какими структурами. Это все ведет к закупорке кровеносных сосудов. Вертикаль власти делает госчиновников безответственными, поскольку им не позволено принимать решения.
Аналогичное происходит в экономике, где отчетность стала таких масштабов, что никакая армия министерств не способна с ней ознакомиться. То же самое происходит в научных и учебных заведениях — спрашивают не результаты исследований или качество обучения, а отчетность. Черчилль как-то заметил: «Небывалая толщина этого отчета защищала его от опасности быть прочитанным». Государство превращается в машину по переработке огромной массы бумаг, а жизнь идет своим чередом.
Иерархические структуры сковывают творческую энергию, они любой талант превращают в тупую массу. Все силы уходят на бесконечные совещания, куда собирают толпы, как в комсомольские времена, для заполнения зала. Любая попытка реформирования принимается в штыки как угроза существованию самого государства. Структуры в виде железобетонных крепостей и бункеров способны отбиться от любых угроз их благополучию. Справиться с этой махиной невозможно. Проще создавать параллельные структуры, небольшие и мобильные с конкретными задачами, ориентированными на прорыв, а не на сохранение собственного существования. Речь не идет об устранении иерархии, но она в старом, традиционном виде безнадежно устарела. Иерархия, основанная на субсидиарности, имеет перспективу и только в таком формате и сохранится в будущем.
Технологией прорыва на социальном уровне может послужить философия номадизма, не признающая границ и закрытости. Средство влияния — власть над умами.
Номадизм не признает границ, что важно для татар, разбросанных по разным странам. Для татар границы скорее препятствие, нежели способ организации нации. На отдельных территориях для татар важен симбиоз с местным населением.
Татарстан, в отличие от остальной России, может быть только обществом согласия. Как учил Чингисхан в «Великой Ясе», все народы, культуры, религии, языки равны! Нет избранных народов, нет достойных и недостойных культур — они просто разные. Исторические заслуги татар, русских, других остались в истории. Из прошлого надо взять то ценное, что дает обществу открытость, готовность к переменам, взаимоуважение народов. В то же время Татарстан как территория будет иметь значение до тех пор, пока Россия не станет нормальным государством.
Основное средство для прорыва в новую эру — электронная солидарность, объединяющая мозги в «первичные стаи» для разработки прорывных технологий. Продукцию дадут небольшие группы. Достаточно вспомнить карьеру Билла Гейтса или Стива Джобса. Их группы были в пределах 10—12 человек. Остальной коллектив лишь воплощал в жизнь открытия. Лучшие исследовательские центры мира давно работают по такому принципу.
Виртуальная солидарность вне границ, связанная общими интересами, а не принадлежностью к территории, государству, учреждению, как вызов университетам — будущее науки.
Университетское образование не готовит студентов для прорывных задач. Там жуют старую жвачку. Увлечение гигантоманией только вредит движению вперед, по крайней мере, в общественных дисциплинах. Конференции с многочисленными участниками, пустые журналы и сомнительные издания свидетельствуют об имитации научной деятельности. Обществоведы дают микроскопическую продукцию в виде массы пустых статей. Нужны образовательные системы вне университетских стен, привязанные к виртуальным креативным центрам. Тогда общественные науки начнут влиять на умонастроение людей.
Каждый может сделать прорыв на своем месте. Для этого нужно владеть контентом, позволяющим выплыть из бешеного потока информации. Владея контентом, ты владеешь умами. Контент готовит сетевое сообщество — лучших из лучших в своей сфере. Они и становятся мозговым центром, обучающей структурой и механизмом перевода знаний в материальный продукт.
Лозунг звучит просто: «Совершай прорыв на своем месте!»
600 строк (вместо заключения)
Татарский поэт Дэрдменд был золотопромышленником. Он содержал лучшую газету по тем временам — «Вакыт» и лучший журнал «Шуро», где шли дискуссии по самым принципиальным вопросам ислама, политики, общественной жизни. Они выходили в Оренбурге — одной из многих татарских столиц. Во времена Тукая многие именно Дэрдменда считали поэтом №1. Он первым отказался от тяжеловесного литературного языка, похожего на османский, и призвал: «Ты на базаре собирай слова!» Тукай прислушался. Третьим среди лучших поэтов был Сагит Рамиев — реформатор стихосложения. Вдохновленный поэзией Сагита Рамиева, Тукай из Уральска приехал в Казань.
Дэрдмэнд написал всего 600 строк и остался в истории.
Ученые любят хвастать количеством изданного. У меня самого десяток монографий, сотни статей, бесчисленное количество интервью. Но что действительно останется в осадке? Найдутся ли заветные 600 строк? А может быть, поступить, как советовал Джалал ад-дин Руми:
Довольно слушать сказки про других!
Легенду о себе поведай миру.
Без объяснений сложных и пустых,
Скажи нам притчу, басню иль сатиру!
Просмотров: 871