Опера «Сююмбике»: в поисках национального идеала

156550Нияз Игламов о том, почему казанская царица не может быть татарской Дейнерис Таргариен, мотивах Ивана Грозного и «сибарите» Филюсе Кагирове

Первой за 11 лет национальной оперной премьерой — «Сююмбике» Резеды Ахияровой — открыл на прошлой неделе новый сезон ТГАТОиБ им. Джалиля. Известный театральный критик Нияз Игламов решил оценить увиденное специально для читателей «БИЗНЕС Online» с социокультурных и общехудожественных позиций. В чем можно поспорить с либреттистом Ренатом Харисом, как на авторов спектакля повлиял знаменитый фильм Эйзенштейна и стала ли «Сююмбике» событием в масштабах республики — об этом в материале.

НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ

Получив предложение от редакции «БИЗНЕС Online» написать рецензию на премьеру Татарского государственного академического театра оперы и балета им. Джалиля «Сююмбике», я, признаться, хотел ответить категорическим отказом. Ну кто я, чтобы писать об оперном спектакле — моих музыкальных знаний здесь явно не достаточно. И вообще, я не большой любитель освещать казанские театральные события и готов это делать только в том случае, если мой голос действительно важен театру, с которым я веду диалог, если существует обоюдное доверие. Так, например, как оно годами складывалось с русским ТЮЗом или театром «Экият», а в последнее время с «Углом» и другими проектами «Живого города». Я ни разу не писал о театре Тинчурина и Качаловском театре, до сей поры о театре Джалиля. Мысль, очевидную для Москвы или Санкт-Петербурга, что завлиту одного театра неэтично писать о спектакле другого, давайте оставим в стороне. В сегодняшних условиях театры города не находятся в конкуренции друг с другом, но отчаянно сражаются за зрителя с индустрией досуга: с торговыми центрами, домашними кинотеатрами, компьютерными игрушками, социальными сетями и пр. Если некто сидит сегодня на опере «Сююмбике», то вполне возможно, что завтра он придет в театр им. Камала и наоборот. Все равно это театральный зритель, а не маньяк шопинга или сетевой интроверт.

Поэтому я согласился. В конце концов, надо сильно постараться, чтобы написать хуже некоторых казанских культурных журналистов. А потом… что-то мне подсказывало, что объективности тут будет мало. Традиционные «освещатели» театрального процесса в ТГАТОиБ традиционно будут воспевать постановку. Просто потому, что привыкли так делать всегда. Критический взгляд татароязычных обозревателей застит сам радостный факт долгожданного появления оперы на татарском материале. Увы, национальная классика и сочинения современных татарских композиторов не самое приоритетное направление в деятельности театра.

Здесь я должен сделать еще одно отступление и сказать, что дух противоречия толкал меня к несколько иной манере освещения события, чем это в последние годы принято делать на страницах «БИЗНЕС Online». Чтобы, знаете, это не выглядело очередной попыткой «наезда на театр». Для разнообразия и плюрализма мнений. Ведь как приятно было недавно прочитать в газете искренние и теплые слова о грядущем Качаловском фестивале, хотя до этого премьеры качаловцев подавались довольно, как некоторые считают, тенденциозно. Мне хотелось, насколько это позволят обстоятельства, написать положительную рецензию. Ведь сочетание полярных мнений рождает объем и доверие к изданию, а «БИЗНЕС Online», несомненно, одна из лучших площадок освещающих театральные события. Какой смысл, если все отклики будут звучать в минорном ключе. Итак, мы договорились, что статья будет написана с социокультурных и общехудожественных позиций, без попыток выйти на территорию сугубо музыковедческого анализа. Хотя некоторые соображения на этот счет все же имеются. Ну-с, начнем! И да простит читатель дебютанту робость!


ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ ПЕРСОНАЖЕ И ГЕРОИНЕ ЛИБРЕТТО

Образ царицы Сююмбике издавна манил деятелей татарской литературы и искусства, даже некоторых их русских коллег, например, нашего земляка Гаврилу Державина. Некоторые нещадно и бесталанно эксплуатировали тему, другие – создавали великие произведения. Большинство же текстов и полотен, посвященных прекрасной казанской царице – средней руки. Впрочем, это удел любого большинства.  Но задолго до всех них татарский народ уже возвел Сююмбике в статус героини легенды и сложил несколько баитов, среди которых – прекрасный «Плач Сююмбике». И народ понять можно. Какая политическая каша творилась десятилетиями вокруг престола Казанского ханства (перед его завоеванием Московским княжеством), простые люди уразуметь не могли. Партия Москвы и партия Крыма, любых мастей аферисты и проходимцы – все они были в равной степени далеки от чаяний народа. И тут на несколько предгрозовых лет мелькнуло счастливое для людей регентство Сююмбике, которая, правя от имени малолетнего хана Утямыша, снизила налоги и провела целый ряд популярных в народе реформ. Казанцы искренне любили свою царицу. Вероятно, факт прощания Сююмбике с Казанью и ее жителями перед вынужденным отъездом в Москву, вылившейся в знаменитый плач, имел место.

А после событий 1552 года и воспоследовавшей тотальной дискриминации татарского населения народ отчаянно нуждался в светлых положительных образах. Среди вереницы последних ханов найти кого-то, кто бы подходил на роль героя легенды, сложно даже сейчас. Вот так, вероятно, и возникла красивая история о последней казанской царице, разделившей участь защитников города и, не желая отдаться в руки победителей, ринувшейся с высокой башни. Воплощение образа Сююмбике — непростая задача, ведь волей-неволей придется столкнуться с поиском национального идеала верности, свободолюбия, гражданского мужества, красоты.

Но и историческая Сююмбике – фигура трагическая, все остальные жанры при обращении к этому образу дезавуируют любые смыслы. И с этим образом нужно быть крайне деликатным. Автор оперного либретто Ренат Харис всячески заверят читателя со страниц буклета-программки, что хотя он внимательно изучил исторический материал, «но „Сююмбике“ — не документальное произведение»: «Мы, авторы, хотели увлечь слушателей вечными темами, которые являются неизменными в любую эпоху и укрепляют в человеке чувство собственного достоинства…» Довольно странное заявление для автора, вводящего в художественную ткань произведения фигуру любовника ханбике улана Кощака, почти дословно повторяя измышления «Казанского летописца» на этот счет. 

Вот такую, например, характеристику этому тексту дает выдающийся исследователь Казанского ханства Михаил Худяков: «Составитель „Казанского летописца“, несмотря на свое благочестие, не преминул вставить в свое произведение особую главу „О любви блудной со царицею улана Кощака“, в которой развил мысль, что Кучак был фаворитом царицы-регентши. Есть основания не доверять этому сообщению, и в нем легко можно видеть не исторический факт, а обычный вымысел автора, обладавшего неистощимой фантазией. Трудно думать, что царица Сююн-Бике призвала к власти своего фаворита. Скорее всего, Утямыша провозгласила ханом именно ханская гвардия, и Кучак вручил власть царице Сююн-Бике, а не получил ее от царицы». Ни в одном другом источнике эта любовная связь не зафиксирована, все исследователи предположение о том, что крымский улан был фаворитом Сююн, отметают вчистую. Это все-таки не двор Людовика XIV, а казанский, где царили совсем иные нравы. А Сююмбике все же не Екатерина Великая, не худо бы мудрому аксакалу татарской поэзии это понимать. К тому же известно, что царица страстно  любила своего мужа Сафу-Гирея и после его смерти не переставала грустить о нем.

Нас здесь интересует не столько даже историческая достоверность: мы отдаем себе отчет, что имеем дело с художественным произведением, а значит, с известной долей фантазии. Но историзм как принцип организации художественного текста при обращении к историческому материалу, где не место измышлизмам и анахронизмам, никто не отменял. Ведь у реальной Сююмбике и без того сложная судьба. Представьте себе, каково современному зрителю, не очень хорошо разбирающемуся в нюансах политической жизни той эпохи, воспринять информацию об исторически достоверных замужествах ногайской принцессы. Безразличный к супруге Джан-Али, затем нежно любимый Сафа-Гирей, а в конце рано оборвавшейся жизни и вовсе ренегат Шах-Али! Это же какое-то переходящее знамя, а не последняя царица Казанского ханства! Но ведь рассуждать так может лишь человек, напрочь лишенный исторического мышления. Женственная и прекрасная (это не мои домыслы, но оценки современников) Сююмбике стала заложницей  мужских политических баталий. Несчастной жертвой игры престолов… Все мы говорим о подрастающем поколении, но гоже ли, если молодые люди, посмотрев оперу «Сююмбике», вынесут представление о героине как о женщине свободных взглядов и частых влюбленностей, эдакой татарской Дейнерис Таргариен? И с моей стороны это не морализм, не попытка прицепиться к мелочам, но искреннее недоумение, ведь ложный сюжетный ход рождает смещение смыслов и наносит урон художественной целостности спектакля.

О ТОМ, КАК СЮЖЕТ ВЛИЯЕТ НА СМЫСЛ И ВОСПРИЯТИЕ ОПЕРЫ

Почему крайне важно то, о чем говорилось в предыдущей главе. Потому что далее сюжет начинает дробиться на фрагменты. Лучшая и в музыкальном, и в театральном отношении часть ее – первое действие. Почти безупречное, за исключением сцены Сююмбике и Кощака, которая сама по себе весьма хороша в музыкальном плане, но содержит зерно дальнейшего сюжетного противоречия. Все потому, что здесь авторы имели дело с сюжетом баита, фактически законченной частью «Плача». И обработка собственно фольклорных мотивов авторам, включая всю постановочную группу, весьма удалась. Забегая вперед – как удался по тому же фольклорному принципу организованный мощнейший финал. А вот дальше возникли проблемы литературно-музыкальной компиляции легенды и истории. Мне кажется, авторы не очень хорошо разобрались в трактовке исторического и легендарного образа царицы. Там, где Сююмбике героиня легенды, – сцена прощания, ее арии, финал, когда она уходит вдаль по прекрасно решенному художником Виктором Герасименко пространству в виде уроненной одноименной башни с постепенно открывающимися новыми ярусами, то ли и впрямь бросаясь с нее, то ли просто уходя в вечность – все обстоит благополучно во всех элементах сценического действия. Там, где на сцене историческая Сююмбике, – почти весь второй акт, сцена с Шах-Али в третьем – и музыка, и смыслы, рождаемые сюжетом и характерами персонажей, несколько озадачивают.

Но о музыке поговорим позже, а вот как выглядит второй, «русский» акт в нашем восприятии. Спишем на театральную условность тот факт, что реальная Сююмбике была старше реального Иоанна Грозного на 14 лет (огромная разница по тем временам!). Хрупкая и юная Гульнора Гатина в сочетании с мощным и зрелым Ахмедом Агади смещают эти пропорции. Тут ведь в чем дело. Может быть, художнику и режиссеру не стоило предлагать великолепному и в драматическом плане, знаменитому тенору, нещадно эксплуатировать образ Ивана Грозного, созданный Федором Шаляпиным? Просто незакавыченная цитата.

С цитаты, но уже из Сергея Эйзенштейна, начинается и сам второй акт. Сцена пляски опричников из второй части кинодилогии «Иван Грозный» скопирована подробно и с почтением к оригиналу. А казнь «любовника» царицы Кощака и вовсе рождает ассоциации с голливудскими блокбастерами. Только вот какая такая опричнина в 1551 году? Откуда такая звериная жестокость юного еще царя? Ведь весь цимес в том, что именно покорение Казани и жестокое преследование татарского населения стало отправной точкой в формировании тех черт личности царя, которые возвели его в ранг одного из самых страшных тиранов человечества. Словом, анахронизм. Закономерно вытекающий из нерешенности мотивов поступков Грозного по отношению к Сююмбике. Зачем он ее мучает? Зачем при ней казнит любимого? Зачем крестит (хотя исторически это произошло несколькими годами позже) малолетнего Утямыша? Зачем выдает замуж за предателя Шах-Али? Все эти вопросы остаются в опере без ответа. Просто потому что он Грозный, жестокий царь? Но таким он станет много позже…

Очень примитивно решен образ Шах-Али, одной из самых трагических фигур в татарской истории, тоже, как и Сююмбике, заложника политических игр. Он ведь предает Казань не из корысти и жажды власти, хотя и это законные для персонажа художественного произведения мотивы. А исторический Шах-Али стоял перед крайне сложным выбором, справедливо полагая себя самым законным претендентом на ханский трон, ну не крымчанам же было бесконечно его занимать, не так ли?  Вот только у московского царя были совсем другие планы на этот счет. Поэтому Шах-Али трагически ошибся и вошел в память татарского народа эдаким Иудой. Но был ли у него другой выбор? И этот сложнейший противоречивый образ находит в спектакле самое простое, я бы сказал, примитивное решение. Шах-Али  Филюса Кагирова — сибарит, любитель вкусно поесть, мелкий пакостник с плеточкой. Вместе с тем поражаешься, как набрал актер в вокальном искусстве, как мастерски он, оказывается, может существовать в драматическом плане! Такая бы могла получиться роль! Но, увы, материал не дал возможности вскрыть истинный потенциал певца.

Вообще, надо отдать должное авторам оперы. Они идеально с точки зрения современной политкорректности снимают русско-татарские противоречия XVI века, которые вынужденно экстраполировались бы на день сегодняшний: вводят фигуру царицы Анастасии, над которой Грозный измывается не меньше, чем над Сююмбике. Две эти женщины, две несчастные жертвы, тянутся друг к другу, испытывают глубокие взаимные симпатии, Анастасия пытается заступиться за Сююмбике, да где там…

О ВЫНУЖДЕННОМ ПОСТМОДЕРНИЗМЕ И ИТОГАХ

Лучше всего Резеде Ахияровой как автору опер удаются арии героинь, лирические сцены и романтические дуэты, хоры. Так это было с «Любовью поэта», так произошло с «Сююмбике». Местами музыкальная ткань спектакля изнутри рвется чужеродными фрагментами, особенно во втором акте, в начале его, где ухо слышит не столько оригинальную музыку выдающегося современного композитора, но своего рода попурри из Римского-Корсакова, Глинки, Мусоргского, Щедрина. В эпоху постмодернизма это вполне закономерный художественный прием, но мне кажется, что здесь руку композитора сковывала общая нерешенность, общая проблемность сцены пира. В сочетании с эйзенштейновскими опричниками и скоморохами это рождает очень странный эффект.

Главное, что удалось Ахияровой, лучшее, что составляет музыкальную основу спектакля, – это арии главной героини в исполнении Гатиной и дуэты с ее участием, а также музыка массовых сцен. Ария «Если откроются небеса» и вовсе не отпускает меня уже несколько дней. Гатину хочется выделить особо. На молодой актрисе лежала большая ответственность, но она достойно справилась с непростым материалом. Ее роль постепенно, от сцены к сцене обретает безупречный в жанровом отношении трагический накал. А сама по себе, бесприменительно  к трактовке образа, партия Шах-Али! А дуэт Сююмбике и Кощака! А карикатурный, иначе ведь не скажешь, образ Петра Серебряного! Можно задаться вопросом, почему персонаж таков, но музыкальная составляющая его отменна. Впечатляет ария Анастасии. Да и вообще композитору удалось очень многое, вот только музыка сама по себе не в состоянии разрешить многочисленные смысловые противоречия. Вместе с тем и сам музыкальный материал отличает некоторая неровность, которую, впрочем, достойно преодолевает оркестр под управлением маэстро Рената Салаватова.

Стоит отметить мастеровитость режиссерского почерка опытного Юрия Александрова, интересно придуманное пространство Герасименко, довольно аутентичные по отношению к исторической эпохе костюмы Виктории Хархалуп, работу балетмейстера Давида Авдыша и хормейстера Любови Дразниной. В небольшой роли няньки чеканно выразительно выступила прима театра Венера Ганеева, единственная, чей татарский был понятен без сверки с бегущей строкой синхрона. Хотя приятно прогрессирует в плане языка Гатина, и, конечно, прекрасен татарский Кагирова. В целом, как говорится, получился спектакль высокой постановочной культуры и отменных профессиональных кондиций. Даже юный Арслан Сибгатуллин в роли Утямыша, вопреки обыкновению, почти не раздражал.

И общие впечатления от «Сююмбике» как художественного произведения сильные. Несмотря на утрату многих смыслов, несмотря на неровность. Это безусловно большое событие в масштабах Республики Татарстан, и мне крайне любопытно, какой резонанс опера произведет в масштабах страны. Ведь современная опера вообще не частый гость на любой сцене. Ей за это можно многое простить, как и театру, хоть изредка, но вспоминающему, что в его названии зачем-то присутствует слово «татарский».

«БИЗНЕС Online».

Просмотров: 1079

Комментирование запрещено