Театровед Нияз Игламов считает, что татарскую нацию и ее искусство могут спасти только патриотичная, умеющая глобально мыслить татарская молодежь. На наше поколение, а уж тем более на старшее, надеяться не стоит, говорит он. Татарская молодежь нового поколения должна быть преданной татарской культуре, языку, самому народу, но в то же время знать о существовании Сиднея и Нью-Йорка, Сидни Поллака и Чака Паланика, о том, что Гаяз Исхаки учился у Достоевского и Горького. Только зная мировую культуру, ты можешь продвигать культуру своего народа, считает Нияз.
«Шәһәрчеләр» – специальный проект информационного агентства «Татар-информ» о татарской творческой молодежи нового поколения. Они – создатели новой татарской культуры в XXI веке. Те, кто по-новому видит место татарского народа в условиях глобализации, в городской среде.
Нияз Игламов – театровед, заведующий литературным отделом театра им. Г. Камала, сын театрального критика и педагога Рауфа Игламова. Происходит из одного рода с татарским ученым и просветителем XIX века Каюмом Насыри.
Главное правило проекта: герои ведут нас в свои любимые и дорогие для себя места Казани.
С Ниязом Игламовым мы встретились в историческом здании знаменитого «Шарык клубы» – «Восточного клуба». В этом небольшом доме через дорогу от Камаловского театра расположен рабочий кабинет Нияза. Кряшенский государственный ансамбль «Берменчек» до завершения ремонта в собственном здании тоже находится здесь.
– Здесь все осталось так, как было. В этой комнате татарские артисты гримировались. На первом этаже показывали спектакли. Это историческое здание, здесь каждый кирпичик дышит историей, – говорит Нияз Игламов.
–Ты вырос в театральной семье, а это здание одно из мест, где зарождался театр. Ты чувствуешь этот дух татарского театра, это поддерживает тебя?
–Я не поддающийся мистике человек. Если мне скажут: «За тобой стоит дух Кариева», вряд ли смогу работать спокойно. Это большая ответственность и дополнительный груз. Например, отправляясь на какие-то ответственные мероприятия, собрания, Фарид Бикчантаев надевает на палец перстень Кариева. Возможно, это имеет символическое значение. Для него это традиция. Наверное, перстень ему помогает. Но действительно ли он имеет магическую силу – кто его знает. Поднимаясь по лестнице в свой кабинет, я не думаю о том, что по этим ступеням ходили Карим Тинчурин, Габдулла Кариев или Гульсум Болгарская.
–Быть сыном Рауфа Игламова – тоже дополнительный груз?
–Пятнадцать лет назад я пришел в эту область и тогда еще сильно ощущал этот груз. Сейчас уже привык, нельзя сказать, что это мне добавляет ответственности. Папа ушел давно, он теперь история театра. У меня сейчас своя репутация, свое имя. Сохранять ему верность – тоже великое дело. Конечно, я очень благодарен ему, и сейчас приходится обращаться к трудам отца.
– Взгляды на татарский театр у вас совпадали?
–Взгляд тут может быть только один – у меня, у папы, у любого другого человека: татарский театр – это высшая профессиональная точка татарской культуры. Мы должны развивать его. Особенно сейчас, в условиях, когда очень отчетливо стоит языковой вопрос. Как национальной республике жить в этих обстоятельствах? С какими надеждами идти в будущее? Театр и другие виды искусства сохраняют национальную культуру, развивают ее.
– Нияз, мы говорим «деревенская культура», «городская культура»…
–Скажем откровенно: есть вид культуры – он называется фольклор. «Фольклор – это устное народное творчество» – нас так учили. Но это неправильно. Фольклор – это смысл бытия. Если ты не веришь в Шурале, ты не можешь сохранить эти предания. Фольклор может существовать только если рассказывающие и слушающие его люди сами верят в водяных, в нечисть. А сейчас приедешь в какую-нибудь татарскую деревню – дети сидят перед телевизором и смотрят мультики про трансформеров на русском языке. Вроде бы им Шурале и не нужны. Если и надо, то отдельным детям, отдельным людям. Значит, профессиональное искусство должно взять на себя очень большую ответственность. Фольклор нас не спасет, деревня нас не спасет. В условиях сегодняшней жизни, в условиях глобализации деревенская культура нас спасти не сможет. Это не плохо и не хорошо, это надо воспринимать так, как есть. В XXI веке нашу нацию сможет спасти лишь городская культура. Потому что деревня умирает, хочешь ты или нет, этот источник иссякает. Сейчас уже не восьмидесятые-девяностые годы.
– А городская культура…
–Она должна быть татарской. В первую очередь надо создать языковую среду. Говорить по-татарски. Это ведь зависит от нас самих. Я, например, на рынке стараюсь брать у татарских бабушек – мне так удобнее. Пятнадцать лет назад деревенский и городской житель отличались внешностью, одеждой. А сейчас деревенская и городская молодежь не отличаются. Во времена коммунистов у них была мечта стереть грань между деревней и городом. Сейчас мы видим, что эта грань стерта. Хоть она и не исчезла совсем, осталось уже немного.
–Деревня ведь была одним из факторов сохранения нации.
–Потому что там языковой резервуар. Там говорили только по-татарски. В первую очередь сохраняли язык. В советское время это имело большое значение. Я был бы рад, если бы и сейчас было так же. Но ведь это не так.
–Значит, ты с оптимизмом смотришь на создание городской культуры?
–Да. Если бы я был пессимистом, ничего бы не делал, спился бы и умер. Вот творческая лаборатория «Угол» выпустила спектакль на татарском языке, и он будет у них в репертуаре. Если коммерческая структура делает ставку на татарское искусство, значит, есть спрос. У нас в других театрах нет актуального искусства, на пустое место должен кто-то прийти.
Те, кто говорит «нация, народ», иногда предаются демагогическим чувствам. Говорят, что народ не примет. Не надо думать о народе. Ты думай о близких друзьях, родных, людях, которые тебе интересны!
Есть Резо Габриадзе, режиссер, сценарист таких фильмов, как “Мимино”, “Кин-дза-дза”. В советское время он был очень популярен. В одном интервью его спрашивают: «Вы грузин, но многонациональный советский народ любит ваши произведения, почему так?» Он ответил: «Я не пишу для многонационального советского народа. Я пишу для трех своих друзей. Если им будет интересно, возможно, заинтересуется и часть многонационального советского народа. Если я стану писать для всего многонационального советского народа, это не будет интересно даже трем моим друзьям».
«Веду народ вперед» – это пустые слова. Ты веди одного человека!
Я не люблю лозунги «За нацию!». А в действительности что ты сделал для нации? Куда повел за собой? У нас, слава Аллаху, есть семь миллионов татар. Половина из них не говорит по-татарски. Но ведь во время переписи населения они записывают себя татарами – не эльфами или гоблинами. Сейчас ведь можно быть кем угодно – хоть трансформером! Если они отвечают «Мы татары», значит, в них национальное самосознание есть.
Есть и другие помимо языка инструменты. Язык очень важен, но чтобы татар сделать татарами, надо идти и другими путями. Например, у нас есть воспитанный в русской культуре артист Камиль Тукаев. Он из рода Тукая. После пятидесяти он понял, что его тянет к корням. По-татарски читать не умеет, но в Казани купил очень много книг по истории татар на русском языке. Это его первые шаги. Возможно, и поздно. Но кто-то вернется.
Во многих случаях мы сами от них отказываемся. Мы должны протягивать им руку помощи. Например, пишущим на русском татарским поэтам. Это очень легко сказать: «Они русские поэты». Сколько можно выращивать и отдавать наши таланты русской нации? Почему же не оставлять их у себя? Обстоятельства меняются. А может быть, завтра или через десять лет будет другая ситуация.
Язык евреев иврит считался вымершим. Они, создав нацию, возродили мертвый язык и сейчас говорят на этом языке. Прибывающие из других стран евреи ходят на курсы и очень быстро осваивают иврит.
У нас в девяностые годы некоторые люди, даже будучи представителями других национальностей, отдавали своих детей на обучение на татарском языке. А у нас даже учебники для русских детей были написаны на татарском. То есть здесь вина полностью лежит на нас. Потому что мы должны понимать, в каком государстве живем. Сколько веков уже здесь живем, вместе проживаем. Были же все возможности – только работайте! А мы забивали голову детям грамматикой. Кому нужны эти правила? Я не знаю ни одного правила ни на русском, ни на татарском или английском, потому что неинтересно их изучать. Много читаешь – осваиваешь правила. Мы ведь были народом, способным все это сделать. Не успели. Времени не хватило. Если нам будет дан второй шанс, то все процессы я бы поручил городской молодежи, если бы от меня зависело.
– А много их у нас – татарской молодежи нового поколения?
–Достаточно и десяти тысяч. Это отдельный пласт. Молодая национальная интеллигенция. Их не должно быть много. Вот здесь во времена труппы «Сайяр» в 1912 году собиралась татарская интеллигенция. Их и в то время не было много. В начале прошлого века Казань была русским городом, но молодые поднимали национальную культуру. Почему мы должны быть хуже их?
–Сколько у нас татарской интеллигенции?
–Нет народов с малым количеством интеллигенции и с большим. Русских 130 миллионов, нас меньше. В процентах и интеллигенция примерно в этом объеме. Мы как-то думаем о цифрах.
Количество важно, однако качество важнее. Есть Йолдыз, Рузаль, Газинур, Ркаиль (поэтесса Йолдыз Миннуллина, поэты Рузаль Мухаметшин, Газинур Мурат, Ркаиль Зайдуллин. – Ред.). Подумай, если будет десять Ркаилей… даже двух Ркаилей много, один лишний. Полтора Ркаиля тоже лишнее. 125 процентов Йолдыз – кому это нужно?! В искусстве каждый человек – отдельный остров, отдельный мир, вселенная. Если бы был еще один Нияз Игламов, кому от этого хорошо? В искусстве самое необходимое – это уникальность. Если начнется тиражирование, это не искусство, это ширпотреб.
– Можем ли мы высчитать число татарской интеллигенции по количеству зрителей серьезных исторических спектаклей татарского театра? Я по зрителю спектакля «Без ветрил» считаю, что их около 15 тысяч.
–По-моему, их больше. Во-первых, не вся татарская интеллигенция ходит в театр. Есть религиозная интеллигенция. Хотя театр и не запрещенное дело, посещение театра не входит в их повседневную практику. Есть интеллигенция, проживающая в деревнях. Самое страшное – пласт приезжих из деревни в город: они и не деревенские, и городскими стать не смогли. Это большой пласт.
– Мы можем сказать, что это зрители татарской эстрады?
– Да, зрители нынешней плохой татарской эстрады. Но с ними надо работать. Если они смогут в семье сохранить татарский язык – следующее поколение может быть совсем другим. Для этого должна быть какая-то государственная политика. У нас есть игрушечные структуры. Всемирный конгресс татар, например. Ладно еще он есть. Я не говорю, что он не нужен. Но в этих условиях, когда мы встретились с конкретными проблемами, как он может помочь татарам? Никак. Организуют сабантуи – спасибо. Привозят звезд в другие регионы. Большое им спасибо. Под эгидой этой игрушечной структуры появился Табрис (председатель Всемирного форума татарской молодежи Табрис Яруллин. – Ред.) и его команда. Группа молодых собирается и начинает играть альтернативную татарскую музыку: читают рэп на татарском, поют рок. Это ведь они делают в стилях, не свойственных татарам, но по-татарски.
Мы, если нет гармошки, говорим: «Это не татарское». Если мы не сможем придумать новые институты в новых формах, XXI век станет последним веком в нашей истории. Мы не сможем выйти на новый век как большая нация.
–Один только театр не может быть этим институтом?
– К сожалению, только театр не может. Театр очень хотел бы быть этим институтом. Театр и так много работает. Я не говорю, что только наш Камаловский театр. Каждый театр должен быть центром национальной культуры. Очень многие театры выполняют эту работу. Например, тот же Буинский театр, Альметьевский, Мензелинский театры. Но некоторые театры не проявляют активности. Все зависит от личности. Может прийти новая личность, построить команду и взойти на новые высоты. Если придет никудышный, то разрушит все, что есть. Даже если сам этого не желает, так получается. Хорошо, что после Марселя Хакимовича (Марсель Салимжанов, главный режиссер ТГАТ им. Г. Камала в 1962–2002 гг. – Ред.) был назначен Фарит Рафкатович (Фарид Бикчантаев, главный режиссер театра Камала. – Ред.). А если бы это был Исрафилов?! Мы же видим, в каком состоянии Оренбургский театр. Боже упаси! Да, он всей душой за нацию. Он ведь не пришел бы разрушать театр. Но его время ушло. Его главные работы – в истории, в семидесятых-восьмидесятых годах, в Уфе. Я даже говорил ему об этом. Его высшая точка была там.
– А в чьих руках будущее Камаловского театра? Бикчантаев – нынешнее поколение. А дальше что?
– Во-первых, Фарид еще в хорошей форме. Хоть ему шестой десяток, у него мышление молодого человека.
– А если делать ставку на молодых?
– Наши двери открыты. У нас каждый год молодые ставят спектакли. Они растут.
– Нияз, о татарском театре с тобой можно говорить целыми днями. Но хочется сейчас поговорить об искусстве кино и литературе.
– В чем я ни на что не надеюсь – это в татарском кино. В нынешних условиях татарское кино невозможно. Театр можно сыграть на двух стульях, и он может быть гениальным. Кино связано с расходами. Эти расходы как-то надо оправдать. Нужны способности продюсера. Например, фильм «Мулла» с художественной стороны гениален. Он снят на татарском языке. Кому его показывать? В Казахстане за год сняли 30–40 картин. Они сейчас количество переводят в качество. А у нас нет ни количества, ни качества. В год снимается две-три картины. Если четыре, то две из них на русском языке.
Я вообще не понимаю – зачем в Казани фильмы снимать на русском языке? Татарское кино должно быть на татарском!
Но хотелось бы, чтобы руководители понимали, что это себя не оправдает. Значит, должна быть специальная программа и татарское кино должно принять направление фестивального, авторского кино. Вот сколько денег смогли собрать в прокате самые сильные татарские фильмы – «Куктау» и «Бибинур»? А расходы? Но ведь они прославили татарское кино. Сейчас в деревне цену на билет в кино нельзя ставить в 100–150 рублей, а городской житель вообще привык в кино ходить «на халяву». Сейчас нам все надо – и прокат, и фестивали. Так быть не может.
Мы должны понимать, что татарское кино не просто кино, а посланник татарской культуры. Он показывает представителям других наций, кто такие татары. Конечно, массовое кино тоже может это сделать. Но чтобы выйти в массы, его должны смотреть миллионы, здесь уже вопрос языка и дубляжа. Массовое кино тоже неплохо, и там тоже есть шедевры. Но татарских фильмов еще очень мало, по ним нельзя создать статистику и проанализировать. Может быть, мы найдем подходящий нам свой оригинальный путь развития кино. Синтетический путь.
Мне кажется, татарское кино кого-то ждет. Умного и молодого татарина.
– Ты следишь за татарской литературой?
– Если читать только татарскую литературу, то ее всю можно прочитать за три-четыре года. Некоторых авторов, наверное, вообще читать не нужно. Достаточно прочитать основных авторов, таких как Кул Гали, Мухамедьяр. Самые талантливые, самые выдающиеся и отдавшие душу татарской культуре люди смотрели на мир открытыми глазами.
Говорят, у нас должна быть передовая литература. А где эта литература? Давайте – почитаю. Каждый месяц приходит «Казан утлары» (литературный журнал на татарском языке. – Ред.). Где же она, где?
Почему-то те, кто не бьет себя в грудь, пишут больше. Татары любят люрекс, блестки. Должна быть государственная политика по продвижению татарской культуры.
Плохо, что мы не переводим наших писателей. Мы переводим депутатов разных периодов, пишущих чиновников. Я не говорю о Разиле Исмагиловиче (поэт, депутат Госсовета РТ Разиль Валеев. – Ред.). Он, несмотря на то что является государственным человеком, поэзию свою сохранил. Почему мы не переводим Ркаиля Зайдуллина, Йолдыз Миннуллину, Рузаля Мухаметшина?
Давайте мы еще какому-нибудь старику дадим Тукаевскую премию. Зачем она Йолдыз? Она же еще не старая. Вот ведь в чем наша психология – это наша местечковость! Я очень уважаю деревенских жителей. Я не люблю «колхозность». Сама, наверное, понимаешь, что здесь разница очень большая.
– Татарская литература должна быть на татарском языке?
– Вообще татарское искусство и татарская литература должны быть на татарском языке. Но мы должны считать своими и тех, кто по разным причинам пишет на русском или других языках.
– А можем называть татарскими писателями тех, кто пишет на русском языке?
– Мы должны их называть татарскими писателями, пишущими на русском языке. У нас есть Ильдар Абузяров – татарин всей душой. Пишет на русском. Мишарин из Нижегородской области. Я и Гузель Яхину назвал бы татарской писательницей. Наши писатели вышли против нее. А ты сам попробуй написать, как она! Пусть твое будет лучше! Получи Нобелевскую премию! Яхину перевели на двадцать языков. Другие миры через Яхину знакомятся с нашей нацией. Хорошо, плохо – я не буду давать оценку. Если есть проблема, не прячь голову в песок! Ты посмотри на проблему – можешь победить? Если можешь – борись! Айрат Бикбулатов, считая себя татарском поэтом, пишет на русском. Ты не пиши против него! Напиши новую хорошую статью, стихотворение, роман на татарском языке. Сколько сил тратишь зря. Как русские говорят: «Как слону дробина». Если ты видишь, что этот роман угрожает татарской нации, напиши другой роман! Пусть тебя тоже переведут на двадцать языков!
– Самая великая для тебя татарская личность?
– Для меня лично такой человек – Абдулькаюм Насыров. Мне кажется, его взгляд на мир – синтез настоящей приверженности нации и взгляда на мир с открытыми глазами. Он был открыт всему новому. Я всю жизнь боролся с фразой «Это татарам не нужно». Поэтому – татарский просветитель Каюм Насыйри. Он, на мой взгляд, первый татарский интеллигент нового формата. Мы еще и родственники…
Просмотров: 848