Профессионал «незаметной» службы тыла

Вершины военной карьеры он достиг в г. Куйбышеве, прибыв сюда в середине 60-х годов прошлого века на должность заместителя командующего войсками ПриВО по тылу и став членом Военного Совета округа. Почти десять лет генерал-майор Каримов Д.Х. трудился в этой должности и, по мнению сослуживцев, был грамотным, опытным специалистом своего дела, а также честным, требовательным и справедливым командиром. Впрочем, такие отзывы следовали за Джеватом (Джаудатом) Халиловичем и из других регионов Советского Союза, где офицеру-фронтовику довелось служить. В нашем городе он завершил свою военную эпопею, начавшуюся в 1937 году, и уехал в родную Казань, которую покинул в доармейский период.

 Будущий генерал интендантской службы, имя которого на татарском языке пишется как Җәүдәт, появился на свет 10 марта 1914 года в столице Казанской губернии. Родителями мальчика стали обучившийся здесь и в Бухаре сотрудник типографии Абдельхалил Каримов и его супруга Мунира, бывшая домохозяйкой и старшей дочерью купца И.Хамзина. Всех своих шестерых детей с их «половинками» и потомством сей купец приучил жить большой ячейкой общества, с единым хозяйством и подворьем. Только в 1928 году члены этой многочисленной семьи разъехались по разным квартирам, поскольку их дом попал в зону подтопления.

То есть детство и часть юности Джевата прошли в тесном общении с большим количеством родственников. Причем среди них доминировала тяга к знаниям и художественной культуре. Они увлекались чтением книг и живописью, игрой на музыкальных инструментах и организацией домашних концертов по вечерам. Отец и мама нашего героя, владевшие, как и другие взрослые, арабским и латинским шрифтами, всячески поддерживали стремление всех своих четырех детей к образованию.

По воспоминаниям родственников, Джеват рос подвижным мальчиком, выступавшим заводилой среди родных и двоюродных братьев и сестер. Но его активность сочеталась с чутким отношением к близким, умением расположить к себе взрослых и даже деда. Этому любимцу семьи прощались многие шалости – за его веселый и добрый нрав. Мальчуган все время крутился возле старших: расспрашивал их о чем-то и помогал в хозяйстве. Он научился играть на всех инструментах, бывших в доме (аккордеон, баян, скрипка, домра, балалайка, гитара), овладел кистью пейзажиста, пробовал писать стихи (сначала на татарском языке, потом – на русском), а книги буквально «проглатывал».

Среди любимых из них значились труды о повадках животных, поскольку на попечении Джевата были собаки, кошки и прочая живность, которую он обустраивал во дворе. В подростковом возрасте увлекся разведением кур редких пород и индюков. Не чурался паренек и спортивных состязаний, так как занимался боксом, национальной борьбой и бегом на коньках.

В 14 лет он окончил семилетнюю русскую школу № 8 им. Короленко и начал трудовую деятельность, поскольку материальное положение родительской семьи заметно ухудшилось. Абдельхалил эфенди тогда был счетоводом-кассиром на меховой фабрике и получал небольшую зарплату. Чтобы свести концы с концами, он в вечернее время вместе с женой и детьми переплетал бухгалтерские книги.

Кем только ни работал Джеват! В течение трех лет являлся слесарем ремонтно-механического цеха химкомбината им. М.Вахитова, потом был чернорабочим завода № 40, мастером-ремонтником Казанской телефонной сети, наборщиком типографии им. К.Якуба.

Однажды мастеру-телефонисту очень пригодились его познания повадок разных представителей фауны. Засветло зимним днем он выехал на устранение порыва связи с Арском. Поскольку напарник заболел, в санях был один Джеват. Пока он устранял неисправность, найденную километрах в 20 от Казани, наступила темнота, но лошадка резво бежала домой, и уже стали видны огни родного города. Вдруг она встала и попятилась, потому что впереди на дорогу вышли пять волков. Наш герой знал, что к диким зверям нельзя поворачиваться спиной и показывать им свой страх. Сбросив секундное оцепенение, он уверенно подошел к лошади и, не спуская взгляда с хищников, стал успокаивать ее. Ведь, если бы она бросилась бежать, волки быстро разобрались бы с ней, а потом и с человеком.

Однако, звери медлили, и исход своеобразного ДТП был не ясен. Вскоре это статус-кво разрешилось в пользу Каримова, поскольку возник шум приближавшегося обоза в сопровождении собак. Волки тут же растаяли в ночи, а их недрогнувшие оппоненты пристроились в хвост к обозу.

Свои трудовые дела Джеват совмещал с учебой. На вечернем отделении Казанского индустриального техникума, готовившего специалистов для таких отраслей легкой промышленности как меховая, валяльно-фетровая и скорняжная, он в 1934 году получил квалификацию техника-технолога кожевенной промышленности и был направлен мастером цеха в Казанский кожевенно-обувной комбинат «Спартак», а через год назначен начальником шерстомойного цеха. Затем освоившего еще несколько «спартаковских» должностей Каримова летом 1936 года перевели техноруком (по-современному – главным инженером) на чистопольский кожзавод «Труд».

Принадлежность к руководящему звену кожевенных предприятий Татарской АССР открывала для 22-летего Джевата немалые перспективы, но политические репрессии 1937 года коснулись и этих комбинатов. В частности, были арестованы директоры «Спартака» и «Труда». Органы госбезопасности заинтересовались и одним из двоюродных братьев героя нашей статьи. Предположив, что и его может ожидать участь вышеназванных людей, технорук решил отказаться от брони, освобождавшей его от призыва на военную службу, и в октябре 1937 года ушел рядовым в армию.

Направили его на западные рубежи страны – в райцентр Борисов Белорусской ССР. Сначала Джевата зачислили в кавалерийский полк, и можно предположить, что большой любитель животных сам попросился в такую часть. К доставшемуся ему норовистому жеребцу по кличке Задунай он быстро нашел подход, и про вредный характер коня, который начал образцово выполнять команды Каримова, стали подзабывать. Но при сдаче зачета один из сослуживцев оказался без своей лошади, и инструктор приказал ему сесть на Задуная. Вот тут конь и напомнил про свой норов – он сбросил наездника, нога которого застряла в стремени, и бросился вскачь. Чтобы спасти военнослужащего, пришлось пристрелить взбудораженного коня. Джеват, тяжело переживавший потерю четвероногого друга, подал рапорт о переводе в другую часть и стал бойцом пограничного отряда.

Об этом периоде службы он оставил стихотворение «Я – дозорный Родины», написанное 7-8 ноября 1938 года:

 Застава позади, в секрет иду сегодня.

Я – сторож Родины, дозорный, часовой.

Замки железные здесь просто непригодны,

Границу закрываю на замок собой.

 Граница – вот она, рукой подать, сто метров.

Граница двух миров, за ней враждебный мир,

Мечтающий сравнять с землей Страну Советов,

А россиянам учинить кровавый пир.

 Вокруг меня такая тишь, такие дали,

Родное всё – и лес, и травы, и река.

Доверили их мне и под охрану сдали,

Прибывшему служить сюда издалека.

 Ликует Родина, сегодня праздник века,

Растет Страна, ей двадцать с лишним лет.

Стою я на посту для счастья Человека –

Мне чести выше этой, уверен, что и нет!

(в редакции поэта Р.Шарипова опубликовано писателем Ш.Мустафиным).

На следующий год пограничник демобилизовался и подал документы в Военно-хозяйственную академию РККА им. В.М. Молотова, располагавшуюся в Харькове. После успешной сдачи экзаменов он был зачислен на инженерный факультет. Так началась у Джевата жизнь кадрового военного. А поскольку к нему переехала из Казани жена с дочкой, родившейся в Чистополе перед самым призывом папы в армию, то можно сказать, что в Харькове реально стартовала и семейная жизнь ячейки общества из трех человек.

Начало ее выдалось тяжелым – было холодно и голодно. Татарстанцы снимали летнюю веранду на окраине города, которая обогревалась буржуйкой, с трудом противостоявшей 40-градусным морозам дебютной для них украинской зимы. Первое время они жили только на скромное ежемесячное денежное довольствие первокурсника. Супруге слушателя по имени Сания приходилось несколько раз разбавлять суп, чтобы его хватило не на один день. А Джеват все время просил: «Сонечка, пусть будет меньше, но похоже на еду».

Но постепенно жизнь стала налаживаться. Ко второму курсу герой этой статьи получил комнату в общежитии и звание младшего воентехника. Сания поступила на работу в академию, которую реорганизовали в Интендантскую. Молодая мама была химиком по образованию, и ее приняли лаборантом химической лаборатории кафедры товароведения кожи и кожизделий. А дочь Радифа освоилась в детском садике. К сожалению, зачатки благополучия оказались недолгими – грянула Великая Отечественная война.

В августе 1941 года состоялся ускоренный выпуск слушателей академии, окончивших второй курс. Затем их отправили на месячные сборы в лагерь под Харьковом, по завершении которых присвоили звание «техник-интендант 2-го ранга» и вручили назначения в действующую армию. Джеват получил направление на службу в штабе 51-й армии, где имелся отдел тыла.

А в августе он успел отправить в эвакуацию жену с дочкой. Поскольку уже в июле Харьков как крупный промышленный центр превратился в объект бомбовых ударов гитлеровцев, на восток страны стали переезжать его предприятия и население. Преподавательский состав и материальная часть академии готовились к эвакуации в Ташкент, но Джеват настоял на отправке своей семьи в Казань. Поэтому Сания уволилась из академии 18 августа и одним из последних эшелонов выехала вместе с дочкой на родину мужа.

Об этой отправке и поездке следует сказать особо. Джеват посадил своих близких в поезд, но тот долго не трогался, пережидая бомбежку на запасных путях. В какой-то момент стоявшему у вагона Каримову, который собирался увидеть уходящий в путь состав, пришлось ненадолго отлучиться. Затянувшаяся пауза позволяла сделать это и успеть вернуться к стоявшему эшелону. Вроде бы позволяла, но на деле всё получилось по-иному. Воспользовавшись перерывом в бомбежке, работники станции отправили в дорогу эшелон с Каримовыми, а на его место встал другой состав и принял своих пассажиров. Тут налет вражеской авиации возобновился, и когда Джеват прибежал на станцию, то увидел развороченные бомбами вагоны и человеческие тела, которые лежали на том месте, где он оставил свою семью.

Он пытался узнать что-либо о жене и дочери, искал их в госпиталях, но сведений об их судьбе долгое время не имел. А его Каримовы добрались до Казани только в начале октября, перейдя в пути на питание сухарями с водой.

Сам же техник-интендант 2-го ранга, встав в сентябре в ряды 51-й армии, сформированной для недопущения противника в Крым через Перекопский перешеек и залив Сиваш, а также воспрепятствования высадке его десантов, разделил ее непростую судьбу. Ворваться с ходу на полуостров фашисты не смогли, но 51-я армия всю осень с боями отступала в направлении Керчи. Закрепиться там не удалось, и 16 ноября остатки армии пришлось эвакуировать на Таманский полуостров. После переформирования она участвовала в Керченско-Феодосийской десантной операции, начавшейся в декабре, и была включена в состав новообразованного Крымского фронта. Но тяжелые потери, понесенные ей в майских боях 1942 года на Керченском полуострове, вынудили опять срочно переправлять 51-ю армию на Кубань. Очередная ее перегруппировка позволила ввести «крымчан» в боевые действия в районе Сталинграда, которые привели в августе практически к потере боеспособности армии и отступлению ее на Калмыкию.

Получив пополнение, она в ноябре участвовала в операции «Уран», а в следующем месяце вступила в боевое соприкосновение с Группой армий «ДОН» и, понеся большой урон от наступающих дивизий Манштейна, была на грани полного разгрома. В дальнейшем, восстановив боеспособность, 51-я армия вела наступление на Ростовском направлении и до весны 1944 года в тяжелых боях выбивала немцев из городов оккупированного ими Крыма.

А летом она начала продвижение к западным границам. Освобождала Литву и Латвию. В феврале 45-го вышла к Курляндскому полуострову, где блокировала немецкую группировку. В апреле участвовала в трехдневном штурме города-крепости Кенигсберга, завершившемся успешно, но ценой огромных потерь личного состава. После 9 мая 51-я армия приняла капитуляцию группировки немецко-фашистских войск на Курляндском полуострове.

Вот таким был боевой путь Джевата Каримова. Отметим при этом, что он познал период выхода службы тыла на новый уровень. Она хоть и зародилась в России в 1700 году, но в самостоятельный вид или род вооруженных сил выделилась 1 августа 1941 года. Именно в этот день был подписан приказ НКО СССР «Об организации Главного управления тыла Красной Армии», которое объединило под одной крышей совокупность снабженческих, транспортных, медицинских и ветеринарных структур. Должности начальников тыла, ведавших не только основными видами довольствия, но и всеми средствами доставки их в войска, были введены на фронтах и в армиях. А в мае следующего года организационно-плановые отделы фронтов и армий были реорганизованы в штабы управления тыла. В таком штабе 51-й армии, а именно в орготделе, и нес службу Джеват. Но начинал он инспектором управления тыла этой армии.

Не секрет, что деятельность войскового тыла в годы Великой Отечественной войны не получила должного отражения в художественной литературе. Даже в воспоминаниях фронтовиков вопросы тылового обеспечения упоминаются вскользь. Видимо, поэтому некоторые книги о работе тыла в минувшей войне, так и называются: «Незаметная служба».

Чтобы показать, насколько значимой была эта «незаметная» служба, просто перечислим некоторые задачи, возложенные на начальника тыла армии и его подчиненных. Итак, среди них: бесперебойное обеспечение войск всеми видами довольствия и материально-технического снабжения, пополнение маневренных запасов; обеспечение своевременного подвоза войскам боевой техники, вооружения, боеприпасов и прочих средств, необходимых для боя; общее руководство по использованию всех видов транспорта в армейском тылу; организация ремонта вооружения, боевой техники и имущества; организация восстановления и ремонта автомобильных, грунтовых тыловых дорог, строительство и восстановление мостов на них, организация обороны дорог и мостов; планирование и организация заготовок местных средств в армейском и войсковом тыловых районах; эвакуация трофейного, а также требующего ремонта вооружения, имущества и организация сбора металлолома; руководство расположением тыловых органов, частей и учреждений армии, организация обороны их, руководство гарнизонной и комендантской службой в населенных пунктах с наличием частей и учреждений; организация и руководство санитарной и ветеринарной эвакуацией.

Одним словом, были веские основания у маршала Советского Союза И.X. Баграмяна для того, чтобы сказать о данной службе: «Тыл – это половина победы и даже немножко больше, чем половина».

Всем, чем пришлось нашему герою заниматься в составе управления тыла армии и организационного отдела его штаба, в рамках статьи не перечислить. Известно, что он отлично справился в конце 1941 года с материальным обеспечением войск керченского направления, с эвакуацией грузов на Таманский полуостров, с продснабжением керченско-феодосийской десантной операции. Будучи комендантом 2-го эшелона армии на Керченском полуострове, организовывал бойцов и командиров, занимал оборону, принимал личное участие в боевых действиях. В период боев на Дону летом 1943 года хорошо организовал материальное обеспечение правофланговой части армии. Доводилось старшему инспектору Каримову быть представителем управления тыла в 3-м гвардейском механизированном корпусе и своей успешной работой способствовать продвижению частей.

При этом везде отмечались его самоотверженность и бесстрашие, а также точное и своевременное выполнение заданий. Доводилось офицеру самому садиться за руль при перевозке грузов в начале войны, заниматься ремонтом автомашины и участвовать в ее загрузке. Не сторонился он и рискованных действий. Так, приступая к восстановлению мостов, тыловики часто теряли время на разминировании подхода к ним. Чтобы избежать этого, кто-либо садился в американский армейский автомобиль «Виллис» и на максимальной скорости начинал ездить по месту будущего прохода. По задумке, мины должны были рваться после прохождения машины, но не всегда эта игра со смертью заканчивалась благополучно. Однако метод нашел повсеместное применение, и Джеват частенько брал на себя выполнение сего трюка.

Со временем его, набравшегося большого опыта на практической работе, перевели в орготдел штаба управления тыла, в котором герой этой статьи служил помощником, старшим помощником начальника отдела, а потом возглавил названный отдел. Уровень деятельности стал более объемлющим, с акцентом на

участие в разработке операций, планирование и точный расчет тылового обеспечения частей в соответствии с выполняемой задачей, контроль исполнения приказов начальника тыла армии. Правильно выстроить работу вверенного штабного подразделения майору Каримову помогли навыки руководства, полученные на «гражданке». Он быстро находил общий язык с окружающими и выявлял их сильные стороны, используя это на пользу дела. Внимание и сочувствие к подчиненным располагало их к нему, создавало в отделе обстановку доверия и сплоченности, а также уверенности в успешном решении новых задач в период наступления.

Командование армии, например, отмечало умелую организацию службы тыла по бесперебойному довольствию войск, которые стремительно продвигались в Прибалтике. А личные выезды Джевата эфенди в части позволяли снимать локальные недостатки. Теперь он стал известен еще как исключительно настойчивый и оперативный при планировании и организации любых перевозок.

Всю войну Каримов вел своего рода дневник, в котором фиксировал личные впечатления и мысли, а также настроения сослуживцев. Читатель журнала может спросить: «Почему не просто дневник, а «своего рода»»? Да потому, что это были не ежедневные записи, а стихи, появлявшиеся по велению души их автора. Сам он объяснил это так: «Писателем я не был никогда, /Поэта путь – тем более мне труден. /Но хочется на память иногда /Запечатлеть характер наших буден».

И, действительно, запечатлел. В рифмованных строчках есть и боль от поражений в начальный период войны, и горечь утрат, и настрой на перелом ситуации, и описание боевых действий, и тишина после Победы, и надежды на светлую жизнь. Стихи эти (их – более ста) Джеват нигде не продвигал, и в печать они попали только в конце 80-х годов, после его кончины. С некоторыми из них можно ознакомиться на страницах этого номера журнала.

Закончил войну майор интендантской службы в указанной выше должности. На его мундире разместились три ордена (Отечественной войны II степени и два – Красной Звезды), медали «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда» и другие знаки отличия. Цифра «три» повторится несколько раз при рассмотрении итогов участия фронтовика в войне. Так, ранений он получил тоже три: два сквозных (в предплечье и грудную клетку) и одно осколочное, по касательной. Несмотря на большую потерю крови в госпиталь не ложился, ограничившись перевязками в медсанбате. Запомнилось военное лихолетье и тремя контузиями, одна из которых была тяжелой, с временной потерей слуха.

Через два месяца после Победы 51-я армия была расформирована, а ее управление направили в Уральский военный округ (УВО). Так Д.Каримов оказался в Свердловске в должности начальника 1-го отдела штаба тыла УВО. Штаб округа функционировал в режиме военного времени. Рабочий день, начавшись в 8-9 часов, продолжался до 17.00, потом был четырех-пятичасовой перерыв и снова служба до 2-3 часов ночи. Осенью майору предоставили жилье – комнату в трехкомнатной квартире, и к нему из Казани переехали жена с дочкой. Трио Каримовых стало жить вместе и было счастливо.

В их жилье стояла казенная мебель: две железные койки, письменный стол, несколько стульев, этажерка и шкаф. Поскольку постельными принадлежностями обзавелись не сразу, первое время спали на шинели, а укрывались другой шинелью. Зато дом, во все квартиры которого заселились офицеры, находился в центре города.

На Урале впервые серьезно напомнили о себе раны и контузии майора Каримова. В начальные месяцы 1947 года он попал в госпиталь. Основной диагноз – пневмоторакс (нарушение вентиляционной функции легких и газообмена при дыхании), но к нему добавились и другие проблемы. Начальник

госпиталя предупредил Санию ханум, что состояние ее супруга критическое. Медикаментозная помощь оказывалась в полном объеме, и теперь все зависело от сил организма. Полтора месяца жена провела в палате, не отходя от мужа. Благодаря уходу и усиленному питанию болезнь отступила. А после реабилитации в Гурзуфском военном санатории Джеват эфенди вернулся к службе.

Когда в 1949 году вторично был образован Воронежский военный округ, подполковника Каримова направили в него начальником штаба тыла. После карточек, скудного пайка и картошки, покупаемой поштучно на рынке в Свердловске, жизнь в Воронеже казалась праздничной. Сюда семейство нашего героя переехало в расширенном составе, так как в самом конце военного десятилетия он стал папой для второй своей дочки – Танзили.

Новый начальник тылового штаба часто выезжал в командировки и на учения, совмещая процесс освоения должности с продолжением прерванной в начале 40-х учебы в Интендантской академии. Правда, она, переведенная еще в период войны в Калинин, была переименована в Военную академию тыла и снабжения. В 1951-52 годах Джеват Халилович состоял в ней слушателем Высших академических курсов. Занимаемая им должность была полковничьей, и вскоре очередное звание Каримову присвоили, а затем вручили назначение на должность начальника штаба тыла в Закавказский военный округ. Перемещение на ту же должность из внутреннего округа в пограничный считалось повышением и предполагало дальнейший рост воинского звания.

В 1954 году полковник уехал служить в Тбилиси, оставив своих близких в Воронеже, так как старшая дочь заканчивала среднюю школу. Через год семья воссоединилась в столице Грузии и ощутила напряженное отношение местных жителей к иноязычным приезжим. В какой-то мере татарское происхождение Каримовых нивелировало это явление, поскольку им говорили: «Вы же не русские». Непростая обстановка после разоблачения культа личности И.В. Сталина на XX съезде КПСС и решения о сносе памятников генералиссимусу приводила часто к тому, что войска округа переходили на военное положение. Офицеры по несколько дней не ночевали дома. А еще и традиционные командировки, учения.

Во время разбора результатов одного из учений произошел эпизод, проявивший такую черту характера Джевата Халиловича как готовность в любой обстановке защищать несправедливо обиженных. Командующий округом, недовольный оплошностью подчиненного Каримова по фамилии Самодуров, оскорбил его, упомянув при этом внешность сего офицера, которого война лишила одного глаза и оставила на лице глубокий шрам. Повисшую неловкую тишину прервал голос Джевата абый: «Товарищ генерал армии, Вы должны извиниться». Сказав это, он вышел из зала, в котором снова повисла тишина, но уже иная – боязливо-любопытная. После затянувшейся паузы побагровевший генерал принес свои извинения С.И. Самодурову.

А прогноз, что не сносить теперь Каримову головы, не оправдался. Как-то всё обошлось, и он уехал в Москву – на учебу в Военную академию Генерального штаба. После ее окончания полковника направили в Одесский военный округ на должность заместителя начальника тыла. Год спустя, летом 1960-го, в солнечный, заряженный юмором город приехала и его семья. Жилось ей тут, можно сказать, солнечно, как впрочем, и служилось ее главе. С появлением Каримова службы тыла округа стали работать более эффективно, что отмечалось командованием. Правда, нервировало всех начавшееся глобальное сокращение армии, которое могло коснуться любого офицера.

1962 год стал памятным для Джевата Халиловича по двум причинам. Во-первых, он тогда заочно окончил в Ленинграде Военную академию тыла и транспорта. Причем, сделал это очень быстро. Выдержав вступительные испытания, сразу приступил к сдаче сессионных зачетов и экзаменов, телеграфировав домой, что немного задержится. Вернулся в Одессу с дипломом, пройдя годичный курс за месяц. К тому времени он был уже высококлассным специалистом в своей области – статьи Каримова о тактике действий служб тыла постоянно печатались в военных научных журналах, и он часто выступал на конференциях и совещаниях с докладами. К его мнению прислушивались.

А, во-вторых, весной того года Джеват абый стал генерал-майором интендантских войск. На первомайском параде командующий округом генерал-полковник А.Х. Бабаджанян поздравил его с присвоением этого звания. Поступили поздравления и на «бумажных носителях»: от министра обороны СССР маршала Р.Я. Малиновского и начальника тыла Вооруженных Сил Советского Союза маршала И.Х. Баграмяна.

Но всего этого могло и не быть, поскольку годом ранее Каримов проявил непослушание в вопросе с пшеничной мукой. Она тогда попала в разряд стратегических продуктов из-за повсеместной нехватки, и ее отпуск строго регламентировался, а практически был свернут.

Муки лишился и находившийся в Феодосии детский санаторий для детей, перенесших полиомиелит и ставших инвалидами, многие из которых не могли самостоятельно ходить. Они подолгу жили в санатории, там же учились, а Одесский военный округ курировал продовольственное обеспечение этого лечебного учреждения. Несмотря на запрет, исходивший из московских кабинетов, Джеват Халилович продолжил снабжение детского санатория пшеничной мукой. О его неповиновении доложили на самый верх. Но у полковника хватило сил и уверенности, чтобы заставить выслушать себя и убедить в своей правоте.

В апреле 1965 года Д.Каримов получил назначение в Приволжский военный округ (ПриВО). До этого его послефронтовая служба состояла из личных «пятилеток», которые он провел в названных выше округах. В ПриВО генерал-майор, будучи начальником тыла и членом Военного Совета этого округа, проработал более девяти лет.

Как всегда, он много разъезжал: командировки в автономные республики и области, находящиеся на территории округа, на совещания в Москву, на учения и сборы, проходившие как в ПриВО, так и в отдаленных уголках Советского Союза и за рубежом. Генерал сотрудничал с партийными, советскими и хозяйственными руководителями регионов, в том числе Куйбышевской области (В.П. Орловым и В.Ф. Конновым), а с некоторыми из них и дружил.

Когда он прибыл в округ, им руководил генерал-полковник Н.Г. Лященко, который в конце того же года возглавил Туркестанский округ. Тем не менее, командующий, успев оценить работоспособность и опыт своего нового заместителя по тылу, позвал Каримова с собой в ТуркВО. Джеват Халилович после серьезного обдумывания отклонил это перспективное предложение. Возможно, он решил завершить службу в Куйбышеве, чтобы потом перебраться в Казань, о которой, по словам родственников, всегда тосковал.

Однако финишных настроений в деятельности Джевата эфенди не появилось. Он по-прежнему плодотворно трудился, сумел разрешить несколько сложных хозяйственных споров и территориальных конфликтов, годами копившихся между округом и субъектами Федерации, вошел в историю Вольского военного училища тыла, вручив его руководству переходящее Красное знамя Военного Совета ПриВО за достигнутые успехи в подготовке офицерских кадров и

вершил другие значимые для войск округа дела. Добавим сюда и деятельность в качестве депутата Куйбышевского областного Совета депутатов трудящихся, в который генерал-майора избирали дважды.

В Куйбышеве Д.Каримов служил заместителем еще у трех командующих округом, и со всеми у него сложились прекрасные рабочие и личные отношения. Сослуживцы-генералы даже подшучивали иногда: «Джеват Халилович, ты прямо как Микоян», имея в виду ходившую тогда пословицу про одного из наиболее влиятельных советских политиков А.И. Микояна: «От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича».

Достигнув в конце 60-х годов предельного возраста службы для своей категории, Джеват абый подал рапорт об отставке командующему, но документ был отклонен. Начальник тыла округа продолжил службу по обеспечению войск всем необходимым, но обеспечение рабочего состояния своего организма ему давалось все трудней и трудней. Он вынужден был чаще обращаться к медикам, участились и вызовы «Скорой помощи», так как в начале 70-х случились два микроинсульта.

В связи с этим Каримов снова подал рапорт об отставке. После обсуждения ситуации с командующим было решено, что генерал-майор предложит кандидатуры на должность начальника тыла округа, отметит свое 60-летие и только потом уволится. Так всё и произошло. В марте 1974 года Джеват Халилович отметил личный юбилей при большом стечении гостей, потом передал дела преемнику, а в октябре стал пенсионером, который приступил к реализации казанской мечты.

Но в Куйбышеве он жил с женой еще почти год (дочки уже обитали в столице Татарской АССР), занимаясь поиском подходящей квартиры на родине, принимая в гости местных знакомых, наслышанных о грядущем отъезде Каримовых, встречаясь с бывшими сослуживцами, у которых возникали всякие вопросы. А долгожданный переезд в Казань состоялся в августе 1975 года.

Первое время новоявленный пенсионер не исключал возможности работы в какой-либо организации, но потом отказался от этой идеи. Ставшую полностью свободной всегда строго регламентированную жизнь он упорядочил своими увлечениями, которым стало перепадать значительно больше внимания и времени. И на первое место можно поставить живопись, ведь заниматься ей серьезно Джеват абый хотел всю жизнь. В послевоенный период он написал много картин, а в Казани продолжил создание своих полотен, в основном – пейзажей. Привычное творчество маслом попробовал разнообразить акварелью, но что-то ему в ней не понравилось.

В 1982 году состоялась его персональная выставка в Выставочном зале Союза художников ТАССР, как самодеятельного художника. Отзывы были весьма лестными, и Каримову предложили участвовать во всесоюзном конкурсе самодеятельных художников, но из-за ухудшения здоровья он не воспользовался представившейся возможностью.

Занялся в отставке Джеват Халилович и сбором документов, фотографий и воспоминаний о своих предках и родственниках. Систематизировать в полной мере успел не всё, но кое-что получилось. Например, удалось собрать рукописи полкового комиссара, татарского советского писателя и драматурга М.Ш. Аблеева (своего троюродного брата), а также документы о его жизни и передать их в Институт языка, литературы и истории им. Г.Ибрагимова.

Продолжал герой нашей статьи и стихотворное творчество, но уже не в военных масштабах. Стихи мирных лет писались, в основном, «по случаю»: на знаменательные события, юбилеи или детские – для внучек.

В родном городе он часто общался с представителями татарской культуры, поскольку постоянно интересовался этой сферой. Джеват эфенди прекрасно знал татарскую литературу, поэзию и драматургию – свободно декламировал стихи Г.Тукая, приводил цитаты из прозы писателей, интересовался новинками, хорошо знал народные татарские песни, любил музыку С.Сайдашева. Дружеские отношения связывали его с композитором Н.Жигановым, художником Г.Рахманкуловой, писателем Ш.Мустафиным.

До последних дней жизни он не отказывал себе в удовольствии сыграть на скрипке, любил петь русские старинные романсы, аккомпанируя себе на гитаре, а на мандолине исполнял русскую и татарскую народную музыку.

Тягу Джевата Халиловича к этому виду искусства переняли его дочери и внучки, получив высшее музыкальное образование. Радифа, имевшая еще и диплом филолога, преподавала фортепиано в музыкальных школах Одессы и Казани. В течение десятилетия она совмещала педагогическую деятельность с административной в качестве завуча музыкальной школы. Младшая дочь генерала Танзиля работала на кафедре специального фортепиано Казанской консерватории. Танзилей зовут и старшую внучку, трудившуюся в этой же консерватории на кафедре концертмейстерского мастерства и кафедре специального фортепиано. А внучка Джамиля, окончив попутно юрфак Казанского госуниверситета, выбрала себе путь юриста и ныне трудится в Москве.

По словам Танзили Джеватовны, отец всегда находил возможность для общения с потомством. Он собирал с дочками марки, научил их играть в шахматы, брал с собой на рыбалку, выписывал подходящую по возрасту и интересам периодику, научил «погружаться» в тома домашней библиотеки и обращать внимание на «крылатые» выражения. Дочери часто слышали от него две любимые фразы: «Если ты от боли искусала губы в кровь, окружающим говори, что ела малину» и «Делай, что должно и еще столько же». Знали они и его неизменное правило – за спиной не критиковать и не осуждать.

Как-то незаметно в квартире офицера Каримова возникла атмосфера, которая была в доме его деда, а потом и отца – так же засиживались допоздна, разговаривали, шутили и вспоминали, так же музицировали. Приезжала родня из Казани и других городов, заглядывали на «огонек» знакомые, приходили сослуживцы. С хозяином дома можно было говорить на любую тему, причем его рассказы отличались тонкой наблюдательностью и глубоким пониманием сути вопроса. Он постоянно находил близких себе людей из сферы культуры. Так, в Тбилиси дружил с художником-карикатуристом Г.Ломидзе, в Одессе – с директором Одесской филармонии, а затем Оперного театра В.П. Семеновым, в Куйбышеве – с первым ректором открывшегося здесь института культуры В.О. Морозовым. А проходивший в 1967-1968 гг. срочную службу в ансамбле песни и пляски ПриВО певец Ренат Ибрагимов почти все свои увольнительные проводил в куйбышевском доме Каримовых.

Воспитывало дочек и отношение отца к семье. Служба часто отрывала его от домочадцев, но он находил возможность дать о себе знать: всегда звонил, присылал открытки или письма. Так же стали делать Радифа с Танзилей, когда пришло время и им иногда покидать отчий кров. А присутствие папы дома вызывало у них ощущение праздника и покоя. Они запомнили его умным, добрым, веселым и очень любившим всяческие розыгрыши человеком, который всегда оставался собранным и сохраняющим самообладание, а также готовым, если это необходимо, к моментальной реакции. Все семейные фотографии – дело его рук.

Много внимания фронтовик уделял и внучкам. Старшая из них свое дошкольное детство проводила как в куйбышевской генеральской квартире, так и казанской родительской.  Мастер военной логистики умел и внучке приобретать нужные вещи (не только игрушки и книжки), никогда не ошибаясь в размере при покупках в столичных магазинах.

Одним словом, крутого командира в общении со своими близкими Джеват абый не изображал. Решение всех вопросов, связанных с бытом и детьми, было на супруге. Если она принимала решение, муж с ней не спорил, но помогал в сложных ситуациях.

Сания ханум после войны стала домохозяйкой, образцово справлявшейся с обилием семейных дел и никогда не нанимавшей прислугу себе в помощь, хотя в квартире Каримовых гости и приехавшие в командировку знакомые были почти постоянным явлением. Вот что пишет о своей маме Танзиля Джеватовна: «Как и у папы, у нее были золотые руки. Она хорошо шила, умела вязать, но особенно хорошо готовила. Эти умения мама получила в своей семье, а потом передала и нам с сестрой. Готовить она умела не только традиционные татарские блюда, так как, живя в разных регионах и интересуясь кулинарией живущих там народов, переняла местные рецепты. Оригинальные блюда появлялись в праздники или выходные, а повседневная еда была традиционной, простой».

В Казани Джеват абый и Сания апа встретили свою кашемировую свадьбу, приметой которой является не только длительность периода совместной жизни, но и теплые отношения гармонии и уюта. А познакомились они в комбинате «Спартак», где однажды перед лицом начальника шерстомойного цеха появилась новая сотрудница, окончившая тот же техникум, что и он. Родом Сания ханум была из деревни Тимошкино Симбирской губернии, где ее отец Х.Салихов работал управляющим суконной мануфактуры, которой владели знаменитые купцы Акчурины, запомнившиеся мусульманам Самарской губернии, как и многих других регионов, своей благотворительной деятельностью.

Постепенно пенсионеры Каримовы обжились в столице Татарстана и скучать не успевали. Они посещали спектакли и концерты, принимали родных и знакомых, друзей юности и сослуживцев разных лет, а также новых приятелей. Супруги «окунулись» в это общение, компенсируя долгую разлуку с родиной, и национальные традиции в жизни семьи стали превалировать.

Как и прежде, Джеват эфенди вел активную переписку, а в преддверии праздников составлял длиннющий список адресатов, которым направлял поздравительные открытки. Список этот постоянно корректировался, чтобы никого не обидеть невниманием.

Часто к нему обращались люди, даже незнакомые, за советом и поддержкой. Родные шутили: «Пора вешать на дверь квартиры табличку с часами приема по личным вопросам». Ветеран никому не отказывал в помощи: вникал в чужие проблемы, подсказывал, как поступить, был радушен и внимателен. Хотя в начале 80-х такое плотное общение, по мнению близких, стало его утомлять.

Одним из желаний фронтовика было посещение Волгограда, а также села Никольское, где одно время стоял их штаб перед Сталинградским наступлением, чтобы почтить память погибших товарищей. В 1982 году он осуществил задуманное, но вернулся из поездки усталым и каким-то поникшим.

Еще в Куйбышеве у Джевата эфенди начались проблемы с высоким давлением. В Казани они обострились, но он бодрился и свое самочувствие не обсуждал. Генерал начал писать воспоминания, планировал проведение своего 70-летия. В один из зимних дней конца 1983 года он собирался на концерт, в котором должна была выступать внучка Танзиля. Но попал не на концерт, а в госпиталь, где 30 декабря случился инсульт, и 17 января нашего героя не стало.

Похоронили Джевата Халиловича на Татарском кладбище, недалеко от центрального входа. Сания Хасановна пережила его на 14 лет. Нет на свете уже и их старшей дочери… Но зато недавно школьником стал правнук генерала. Жизнь продолжается.

Свои воспоминания о дедушке высказала по просьбе автора этой статьи младшая внучка Джамиля: «Мне было всего 7 лет, когда его не стало. Поэтому мои воспоминания довольно отрывочны: вот он учит меня играть в шахматы, вот показывает черную доску, которую сделал, чтобы познакомить меня с грамотой и чтобы я чувствовала себя как в школе; вот читает мне стихи Тукая и учит петь татарские песни. Дедушка (я называла его «Дәти») был полноценным участником моего мира. При этом играючи учил меня серьезным вещам и задумывался о том, какой будет моя жизнь. Уверенно говорю об этом потому, что недавно я нашла наброски его стихотворения, где он задается вопросом о моем будущем и беспокоится обо мне. Я до сих пор скучаю по нему. И если он смог так запасть в душу ребенка-несмышленыша, то неудивительно, как легко он становился другом огромного количества людей».

У известной австрийской писательницы и поэтессы XIX века М.Эбнер-Эшенбах есть такие слова: «Всегда будь воли своей хозяином, совести же своей – рабом». Герой сей статьи действовал именно так. Адаптировав цитату к жизни военнослужащего с 37-летним стажем, скажем, что Джеват абый был командиром своей воли, а совесть свою рассматривал как старшего начальника, приказы которого исполняются неукоснительно. Впрочем, и он оставил фразу потомкам, написав за год до переезда в Куйбышев стихотворение, две строчки которого можно рассматривать как его кредо: «Старайтесь выбрать светлую дорогу /И освещайте путь своим друзьям!». Вот таким был профессионал «незаметной» службы тыла!

 

Рашид ШАКИРОВ.

Журнал «Самарские татары», № 3 (24), июнь — сентябрь 2019 года.

***

 Фронтовые стихи Д.Х. Каримова

Идет суровая тяжелая война,

Последний вздох – тебе, страна родная.

Но в смертный час ответ бы знать сполна:

Как приключилась всё же явь такая…

Ноябрь 1941 года

 

 

ЦЕНА ЯЗЫКА

Ты не свети ракета, не свети,

Твой свет сейчас совсем не нужен.

Нейтральную полоску проползти

Пока темно живым я должен.

 

Нас было семеро, мы шли за «языком»,

«Прогулка» – проще быть не может.

Но только четверо остались далеко,

Случилось так, и сердце яро гложет.

 

Ты не свети ракета, не свети,

Мне свет сейчас совсем не нужен.

Паршивого фашиста привести

Живым пока темно я должен.

 

Осталось трое нас, и участь нелегка,

Но выполним задачу нашу

И в часть свою притащим «языка» –

Живую, очень ценную поклажу.

Владиславовка, апрель1942 года

 

МЫ ПОБЕДИМ!

Мы переносим стойко тяжесть боя

И не желаем это замечать.

Мы бьемся насмерть, умираем стоя,

За честь страны должны мы отвечать.

 

Путь до победы, знаем, будет долог,

От нас она довольно далека.

И каждый шаг вперед нам очень дорог,

За них расплата слишком велика.

 

И тает взвод, и тают отделенья,

А пополненья нет уже давно.

Отходим мы, но нет у нас сомненья –

Мы победим, иного не дано!…

Тамань, май 1942 года

(редакция поэта Р.Шарипова)

 

ХВАТИТ!

Такая жесткая и твердая земля,

Что штык, да и лопата с ней не сладит.

Не хочет, видно, нас пускать в себя,

Как будто говорит: «Ребята, хватит!

 

Копали много вы окопов впереди,

А толку, вижу я, пока что мало.

Вы неприятеля до Волги довели,

Смотрите, что с землей Советской стало.

 

Так что, солдат, ты мира постыдись,

Назад идти я боле не позволю.

Остановись, ко мне уже не жмись

И не ищи полегче долю!»

Сталинград, 1942 год

(редакция поэта Р.Шарипова)

 

ВЫСОТА

Высотка, за которую шел бой,

Ей-ей – не стоит ломаной копейки.

Но связана она своей судьбой

С великой нашей Родиной навеки.

 

Таких высот нам видеть довелось

Ну, тысяч сто, иль больше, мне поверьте.

Нам взять высотку эту удалось,

Уйдем с нее мы только после смерти.

 

Мы победим, настанет этот час,

Земля родная будет только нашей.

А сила смены – молодежных масс –

Блиндаж снесет, окопы перепашет,

 

Отстроит вновь большие города

Для счастия народного открытых.

А нам, бойцам, хотелось бы тогда

Не быть в числе заброшенных, забытых.

Садовое, октябрь 1942 года,

 ***

Письмо домой – святое это дело,

Потребное и сердцу, и уму.

Уйдет оно – и горе с плеч слетело,

Помчалась радость к дому твоему.

 

В нем слов, конечно, лишних очень мало,

И строчки те написаны с мольбой:

Храните, дети, весть, что к вам попала,

О том, что ваш отец еще живой.

Март 1943 года

(редакция поэта Р.Шарипова)

 

КАК ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ!

Как хочется, друзья мои, дожить

До счастья небольшого, до земного.

Как хочется еще чуть-чуть побыть

В стране без войн, хотя бы и немного.

 

Когда не станет нас будить заря

Сигналом для атаки и для боя,

Когда не будет неба синева

Ареной для воздушного разбоя,

 

А люди, в мире коротая век,

Друг друга смогут лишь лелеять,

Когда твои творенья, человек,

Не смерть, а радость будут сеять.

 

Но жизнь такая не придет сама,

Нам штурм победы нужен в лоб и с флангов.

Давай на фронт, любимая страна,

Побольше пушек, самолетов, танков.

Март 1943 года

В ОБОРОНЕ

Сегодня боя не видать

На нашем направлении.

Сидим спокойно, благодать,

И ждем мы пополнение.

 

Окопы наши впереди,

Близко к неприятелю.

Днем не очень-то ходи

К куму иль приятелю.

 

До захватчиков-солдат

Метров, эдак, триста.

Зорко там глаза следят

Снайпера-фашиста.

 

Если хочешь починить

Голову садовую,

Снайпер живо начинит

Пулею свинцовою.

 

Темной ночью, как змея,

С жалом приползают,

Для «потехи» языка

Прихватить желают.

 

Приблизительно «соседу»

Отвечаем тем же,

Фрицев к богу на беседу

Отправляем спешно.

 

На убитого у нас –

Пятеро фашистов,

Обижаться на наш класс

Не имеет смысла.

 

Действуем и мы ножом,

Чтоб законы поняли.

Долг ведь красен платежом,

На войне тем более.

 

Сон поэтому у нас

Чуткий и неровный,

Да к тому же и матрац

Никуда не годный.

Май 1944 года

 

***

Спустилась, наконец, и к нам прохлада,

И тишь смиренная пришла опять,

И воздух так прозрачный сладок,

Что хочется без устали дышать.

Май 1945 года.

 

 

 

Просмотров: 1135