Гузель Яхина о себе 

А что о себе? У меня есть два романа изданных – первый о раскулачивании и судьбе татарской крестьянки «Зулейха открывает глаза» и второй о поволжских немцах, о судьбе школьного учителя по имени Бах, который попадает в жернова истории — «Дети мои». Есть третий роман. Он написан, но пока не издан, поэтому говорить о нем пока нельзя. Это то, что я сделала на сегодня.

Родом я из Казани. По образованию я учитель немецкого языка и сценарист. Полжизни провела в Казани, полжизни в Москве. 

Я с детства хотела писать. Писала пьесы, сценарии, увлекалась кино и хотела быть режиссером. Все эти желания будоражили меня лет с 7-8. Моя молодость пришлась на бурные годы,  на конец 80-ых, начало 90-х. Это было время, когда многие смыслы заменялись другими, а в искусстве, литературе и кино эти смыслы оставались и за них хотелось держаться. Другое дело, что когда пришла пора выбора профессии, родители посчитали, что идти в искусство было ненадежно. Поэтому твердая родительская рука направила меня в стезю учителя, тем более что и дедушка мой был учителем немецкого.

Потихонечку, отдав долги родителям, обществу, уже заведя семью, я поняла, что надо заниматься тем, чем хотелось, поэтому в итоге в середине жизни я пришла к написанию текстов. Мне хотелось написать хотя бы одну книгу и издать ее пусть очень небольшим тиражом. Ну, а дальше так как книга была воспринята очень благосклонно и издателями, и читателями, то появилось желание написать вторую.

Нужно просто накопить в себе смелость. Не всем она дана с рождения. В итоге это перешло в качество. Я решилась сделать то, чего хотелось с раннего детства.

Я называю себя начинающим автором, банально потому что это связано с арифметическим количеством часов, которые ты провел за столом. Да, есть определенная несмелость, есть желание спрятаться за вывеской начинающего автора, им можно гораздо больше, чем писателям. Писатель есть тогда, когда у него есть книжки. 

Не нужно бояться стучаться в сто дверей

Хочу пожелать того, чего мне не хватало — решимости. Совет не бояться — звучит банально, но, наверное, это самый главный совет в жизни. Не бояться пробовать, не бояться делать, не бояться нести готовые вещи издателям, не бояться стучаться в сто дверей. 101 точно откроется. Поэтому первое — это преодолеть себя и свой страх. А второе лучше узнать себя. Это не просто психотерапевтический рецепт. Это очень ценная вещь, если подумать глубже — узнать себя с точки зрения автора, то есть, как я функционирую в роли автора, когда мне лучше пишется, утром или вечером, как долго я могу работать, как мне комфортно работать: периодами или каждый день, какие темы мне интересны. От таких прикладных вещей, которые можно объединить под зонтиком технологии использования себя как автора и до каких-то смысловых вещей. Что есть писать в моей жизни? Как далеко я готов пойти? Чем я готов пожертвовать? Понимание себя во всех этих вопросах даст очень многое. Если с этим разобраться будет легче писать, смириться с какими-то неудачами, которые точно будут на пути.

Главное в писательстве – железный позвоночник

Вдохновение важно для поэзии, для короткой прозы. А если говорить о больших вещах, о романах, то совершенно точно, что 99,9 процентов это прежде всего труд.

Можно разбить написание большой вещи на несколько этапов и на каждом из них будет что-то своё. Если говорить о задумке о чем написать, то это этап размышлений и переговоров по городу? Если будет этап подготовки текста будет этап анализа материалов. Если речь идет о создании структуры, то здесь, конечно, нужно вдохновение. Если говорить об этапе расписывания сюжета в длинный текст, то здесь нужно точно железное терпение, воля, терпение и железный позвоночник. 

Роман о Зулейхе писался как сценарий 

Роман писался как сценарий, поэтому понятно, что сценарная закваска и сценарная структура вылились в романный текст. Точно также я старалась написать и второй роман, но он вышел более литературным. А третий роман написан больше с использованием сценарных методик. Мне было важно сделать быстрый увлекательный сюжет. Больше выносила вовне все нежели чем рассказывала о внутреннем мире. 

Роман так и написан, чтобы из густого национального мира героиня перемещалась в не национальное. Поэтому первая часть романа о жизни в деревни насыщена на татарские слова, быт, кулинарные рецепты, мифы. Все хотелось замешать густо, чтобы из этого мира — архаичного национального, героиня бы вышла в мир современности. Что касается мифов, то они определяют сознание героини. В Татарстане есть упреки, что не могла верующая так поклоняться и духам. Однако это исторический факт, есть книги, что народные верования спокойно уживались в головах татар с исламом. Поэтому это сделано намерено. Еще об этом можно прочитать в труде татарского этнографа Каюма Насыри. Он написал книгу «Верования казанских татар». Она вышла 1910 году и там тоже описывается как два верования сочетаются в голове человека, живущего в Казани. 

Книга была воспринята очень близко в Иране. Мне посчастливилось пообщаться о ней с иранскими читателями. Ее восприняли по родному, потому что те существа сказочные, которые упоминаются в романе, это же персидские мифические существа. Для читателей в Иране это были их родные мифологические существа. Больше того, два мифа о Юсуфе и Зулейхе и о парламенте птиц очень хорошо известны для иранского читателя по Корану. Приехав в Иран, я поняла, что  книга воспринимается не так экзотично, как было в России.  

После прочтения книга не оставляет ощущения тяжести от описанного времени. Это сделано намеренно. В случае с первым романом я отдавала дань воспоминаниям бабушки. Бабушка с теплом вспоминала время в Сибири, хотя это была ссылка. Тем не менее, она там провела свое детство и юность. Видимо, детское мировоззрение все же скрасило тяготы пребывания там и бабушка очень горячо любила окружающих ее людей, с теплом отзывалась о городе, где жила. Хотелось передать это просто из уважения к чувствам бабушки. 

«Дети мои» — трагедия, разбавленная светом

Что касается второго романа, то я намеренно ушла от написания романа о депортации. Изначально была идея посвятить роман депортации поволжских немцев в 1941 году. 438 тысяч человек были депортированы, переселены. Это совершенно черная страница в истории российских немцев. Хотелось этим начать, сделать центральным поворотом или закончить. Но постепенно я поняла что не стоит этого делать. Я поняла, что ее нужно в конец. Потому что о ней много написано, плюс очень не хотелось сделать роман о том, какой замечательный был мир немцев до 30 августа 1941 года и как все внезапно перевернулось. 

А сам роман я постаралась насытить яркими светлыми моментами. Мир немецкого Поволжья он невероятно интересный. Я постаралась передать его в объеме, не только рассказать, что могло быть в предвоенные годы, но дать историю немецкого Поволжья, дать верования, которые эти люди привезли со своей исторической родины, какие-то анекдоты рассказать. Я искала смешные моменты, придумывала смешные пословицы, хотелось, чтобы тяжелая тема депортации, которая как черная звезда висит перед героями, любому читателю давал понять, что депортация состоится и все это будет смыто. Хотелось, чтобы это было уравновешено чем-то светлым и добрым. Я старалась внимательно расписать историю отцовской люби, отношения между Бахом и женщиной, потому что было много трагического. Я хотела соблюдать баланс. 

Штудировала матчасть, очень боялась ошибиться. Это не мой мир. Я много ездила в Германию,  у меня много немецких друзей, я учила немецкий, но, тем не менее, в моих жилах нет немецкой крови и я не впитала немецкие сказки с молоком матери. Я совершенно посторонний человек для немецкого мира, хотя и знающий его. Поэтому тщательно изучала все, что могла найти. Я провела много-много часов в музее Маркса и Энгельса, я даже щупала какие-то экспонаты, чтобы дотронуться до них.  

Таким образом, погрузившись в этот мир максимально, хотелось передать его читателю. Нельзя было превращать роман в этнографический справочник. Я держала себя в руках и описывала только самые интересные вещи. Для тех, кто читал роман, могу сказать — в нем очень много правды. Всякие мелкие детали, которые кажутся выдумками, это правда. Есть допустим сюжет с ругательским словом «дракон». «Дракон тебя раздери» — там есть такое. Кто-то подумал, что это лишь выдумка. В самом деле такое ругательство было в ходу среди немцев. Они его привезли в конце 18 века. Поэтому некоторые немцы ругаются словом «дракон». Больше того, представляя роман в Германии, я встретилась с одним из потомков поволжских немцев, он рассказал, что они так ругались. Это не придумка. Это реальное описание. Этой правды там много. 

С возрастом стала избирательнее 

В юности лет в 13, я поглощала немыслимыми количествами все: музеи, книги, фильмы. Это было то время, когда вдруг открылось нам, как окошко в мир, телевидение и в 90 –е годы стали показывать всю классику мирового кинематографа. Это было в час, два, три ночи, но это были фантастические фильмы.

Ночами, на кухоньке, снизив звук до минимума, чтобы никто не проснулся в квартире, я посмотрела огромный блок фильмов. Поэтому невоздержанность в юности, это, наверное, хорошо. Потом становишься более избирательным. С возрастом склоняешься к какому-то аскетизму. У меня получилось так, что во время написания текста сложно читать чье-то другое художество. Во время написания текстов я много читаю и много смотрю, но не художественного. Мне не стыдно признаться, что я тяжелые мемуары разбавляю какими-то комедиями. Во время написания текстов я стараюсь не нагружать голову другим. А когда текст написан, можно дать себе волю поглощать многое.

Звание «женский автор» приму спокойно 

Если меня назовут женским автором, мне не будет обидно. Я не думаю, что это проблема. Есть много определений женской литературы, в том числе и такое, что литература создана женщиной о женщинах и на тему волнующих женщин. Роман о Зулейхе точно попадает под эти критерии. Я отнесусь к этому спокойно. 

Другое дело, что у нас нет такого движения как женская режиссура. Никто не говорит о женском операторском искусстве. Как-то сложилось так, что в отношении литературы авторство женское подчеркивают особым образом, а в других видах искусства этого нет. Я готова быть причисленной к женским авторам. Пусть. Я знаю, что меня читают мужчины также, я вижу это по письмам. 

Писать о сегодняшнем пока не получается

Мне бы очень хотелось написать роман о настоящем, но пока не очень понимаю, как это сделать просто потому, что историческое отдаление сразу дает возможность мощный мифологический пласт, а для меня это необыкновенно важный инструмент. Когда ты пишешь о современности надо уметь встроить мифологический пласт, я пока не очень понимаю как и сумею ли. Несомненно мне интересна современность и хотелось бы об этом написать. 

Еще один момент заключается в том, что, создавая вещь о сегодняшнем дне, ты волей или не волей будешь обязан высказываться на политические темы. Если не затрагивать политические цели — это будет фальшивка. А если и затрагивать, то нужно занимать какую-то сторону и будешь противопоставлять себя другой стороне. Пока я затрудняюсь сказать, как можно написать о сегодняшнем. У меня пока не очень получается.

kazanfirst.ru