Шурале разбушевался при виде лучшей бразильской Сююмбике

1608725957_PB198310Нуриевский фестиваль – 2020: главный национальный спектакль от композитора — московского студента и командира взвода

В Казани продолжается международный фестиваль классического балета им. Нуриева, пусть и проходящий в 2020-м в усеченном формате. Одним из важных атрибутов афиши театра им. Джалиля является «Шурале» Фарида Яруллина, представленный силами солистов местной труппы. Одним из зрителей спектакля оказалась балетный критик Лейла Гучмазова. По мнению автора «БИЗНЕС Online», «Шурале» тянет за собой не шлейф советской национальной политики, а гораздо более широкий художественный контекст.

ПЕРВОРОДНЫЙ ОПУС, ВПИТАВШИЙ ЗАРЯД ПОЗИТИВНЫХ ЭНЕРГИЙ АВТОРОВ

Все записки о «Шурале» непременно начинаются с его истории — как талантливый московский студент Фарид Яруллин в 1939 году переусердствовал с домашним заданием на сочинение балетных сцен, писатель Ахмет Файзи поддержал его своим либретто по поэме Тукая, а люди с красивыми лицами — постановщики, репетиторы, солисты, чьи портреты ныне есть на ретростендах в театре, — поставили спектакль. Едва открывшийся тогда национальный театр оперы и балета метил с «Шурале» на Дни татарской культуры в Москве — такие стимуляции искусства были в русле советской национальной политики с ее помпезными «днями культур» и неоднозначными для этих культур последствиями. Но «дни» не случились, а «Шурале» родился, да притом счастливцем. Этот первородный опус впитал такой заряд позитивных энергий авторов, что при всех шероховатостях первых версий просто врос в сцену и стал классикой, победно прошагав от Казани по городам и весям, и до сих пор известный не только на родине. Отматывая историю чуть глубже, понимаешь, что неслучайно: у погибшего в 29 лет Яруллина необычная судьба композитора – командира взвода и необычная семья с рафинированно интеллигентным отцом-музыкантом, дружившим с Тукаем. Все нити сходятся.

Конечно, к сказке в трех актах на битых три часа есть предубеждение, и можно понять отчаянно скучавшего соседа — отца семейства, примирившегося с действительностью только к финалу. Традиционная балетная условность вызывает улыбку с первого появления Али-Батыра — Михаил Тимаев, нестерпимо серьезного, похожего на Ферхада «Легенды о любви» по форме и Данилу-мастера «Каменного цветка» по содержанию. Однозначно хороший Али-Батыр и однозначно плохой Шурале предельно очевидны, а концепция «силы зла в коричневом трико и ангелы добра в невыразимой пачке» действует только на совсем маленьких и сомнительна уже у подростков, безнадежно отформатированных компьютерными играми. У взрослых должна быть добрая воля к впечатлениям и родительский долг. Но не все так просто.

У погибшего в 29 лет Фарида Яруллина необычная судьба композитора – командира взвода и необычная семья с рафинированно интеллигентным отцом-музыкантом, дружившим с Тукаем. Все нити сходятсяФото: kitaphane.tatarstan.ru

«ШУРАЛЕ» ИЗ ТЕХ БАЛЕТОВ, ГДЕ ПРИ ЛЮБОЙ НЕПОНЯТНОЙ СИТУАЦИИ ОБРАЩАЕШЬСЯ К МУЗЫКЕ

«Шурале» из тех балетов, где при любой непонятной ситуации обращаешься к музыке: ее смесь академических привычек с татарской мелодикой при всей понятности впечатляет качеством. Иногда даже поражает зыбкими секундами, острыми квинтами, подслушанными в народном танце легкими заводными триолями. В сценах девушек-птиц и лирических объяснений героев мелькает трепетный ретровальс в духе Мошковского, из которого неясно, будет ли счастливым финал. А для контраста все это богатство Яруллин оттенил жирными партиями духовых и гремящим оркестровыми тутти, где маэстро Ренат Салаватов четко расставил акценты, дав силам зла время и место.

Хореографически же все решается без изысков, но очень логично. Лешие со страшными клешнями и в живописных лохмотьях стелются партерными верчениями и низкими суматошными прыжками, покоряя пространство вширь, а коварный Шурале Олег Ивенко растворяется в декорациях и рубит воздух большими жете с согнутыми коленями, признаком настоящего злодея. Разделенный поначалу на классические двойки-тройки женский кордебалет достойно справляется с мелкими жете, полетами и чистотой линий в птичьем облике, а превращаясь в девушек, получает дивную по красоте мелкую моторику рук — наследие фольклора, словно стилизованное под изысканную вязь каллиграфии.

Одним из важных атрибутов афиши театра им. Джалиля является «Шурале» ЯруллинаФото: Андрей Титов

НЕ «ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО» ПО-ТАТАРСКИ»

И все же мир леших и птиц проседает перед живостью второго действия с деревенской свадьбой. Странный занавес с готическим минаретом и чудо-избами пусть останется на совести художника, в конце концов охра и бирюза смягчают удивление. После этого акта в исполнении не Мариинского (где спектакль благополучно идет при полном зале), а именно казанского театра с его сценической повадкой и явным удовольствием труппы от свадебных заигрышей, совсем по-другому смотрится балет «Свадебный кортеж» Леонида Якобсона, отстающий от его же версии «Шурале» на 25 лет. Ведь именно в «Шурале» уже была придумана и обкатана сочетающая соло и массовые пляски композиция деревенской свадьбы — с россыпью характерных партий сплетниц, пьяниц, ухарей-парней, девушек на выданье, променадом ряженых циклопов и уморительной парочки сватов с соблазнителем-дедом. Дивно, что на этом ярком фоне не теряется метаморфоза главной героини, Сююмбике: в облике девушки она танцует целомудренными мелкими па, а обратившись в птицу, возвращается к привычным ей большим прыжкам и четким летучим арабескам. Тут Сююмбике Аманда Гомес удивляет своим темпераментом, актерской игрой, уверенной техникой и кружевными кистями рук, словно объясняя, почему роль лучшей татарской невесты доверили бразильянке.

До счастливого конца публику ждет мужской дуэт — драка, где Али-Батыр выносит лешего на высоких поддержках, неэкологично поджигает лес и получает признание любимой. «Шурале» вдруг становится похожим на классическую «Сильфиду», только со счастливым финалом: крылышки девушки-птицы сгорают, но она от этого не умирает, а начинает новую счастливую жизнь со своим героем-любимым. И мало того, спектакль в итоге тянет за собой не сомнительный шлейф советской национальной политики, а гораздо более широкий художественный контекст — от отозвавшейся в танце леших сцены шабаша из «Вальпургиевой ночи» Гуно, так удачно станцованных в Казани на заморский праздник йоль, до взорвавших Европу «Половецких плясок» Фокина, мелькнувших в лихом танце деревенских парней. И «Шурале» оказывается не «„Лебединым озером“ по-татарски», как его примитивно аттестуют, а искренней попыткой осознать себя в меняющемся мире. Иногда даже удачной и уж точно полезной.

business-gazeta.ru

Просмотров: 756

Комментирование запрещено