Мансур Гилязов: «Русские татары» — это дети татар, которые ничего не знают о татарском народе» — видео

hjfkdnhjgjhrudkuty87474857it45yureyt73wТНВ представляет интервью с драматургом, писателем, сценаристом и заслуженным деятелем искусств РТ в рамках специального проекта «7 дней плюс».

В новом проекте на телеканале ТНВ почти ежедневно в будние дни выходят интервью с выдающимися татарскими учеными и экспертами.

Пятнадцатым героем специального проекта стал драматург, писатель, сценарист и заслуженный деятель искусств РТ Мансур Аязович Гилязов. Он является автором четырех сборников пьес, более 30 драматических произведений и более 15 киносценариев, 7 из которых были экранизированы. Более 20 пьес поставлено в Татарском государственном академическом театре им. Г. Камала и в других театрах РФ.

В интервью корреспонденту ТНВ Гилязов рассказал о своей новой монопьесе о татарине-кряшене, об интересе российского зрителя к национальной тематике в кино и театре, а также о влиянии иностранных слов на татарский язык.

«Татары – это один громадный народ, который разделен на несколько частей в разные периоды истории»

- У вас совсем недавно вышла ваша новая драма «Миколай», она уже идет в Москве. Расскажите поподробнее о произведении, кто является главным героем? И почему вы выбрали весьма такую деликатную тему?

- «Микулай» — это монопьеса, монодрама, очень редкий жанр в драматургии и особенно в татарской. В Москве она пока не идет, идет в двух татарстанских кинотеатрах, в Казани и в Альметьевске. В Москве ее сейчас только читают студенты в ГИТИСе.

Это монопьеса о кряшенской деревне. Почему о кряшенской? Наши деды и мой отец (прим. ред. – Аяз Гилязов — татарский, советский и российский писатель. Народный писатель Республики Татарстан) жили в кряшенской деревне. Поэтому кряшенская тема нам очень близка. Отец очень любил кряшен, очень ценил их и восхищался. Для меня было непонятно, почему он не написал о них ни одного произведения, хотя всегда собирал материал. А наше детство прошло в кряшенской деревне и это было какое-то удивительное райское ощущение. Мы приезжали в бабушке и дедушке в красивую деревню, где жили удивительные люди и они были немножко другими, они по-другому разговаривали, у них в домах были иконы, свечки. И имена у них были странные. Они вроде были похожи и на русские имена, а на самом деле они не русские.

Если человека звали Николай, его называли Микулай. Если его звали Василий, то он был Дашлидадай. И ударение они по-другому ставили, если Марина, то Марина’ апа. Интересно было, Маркумдадай — это Меркурий. Все имена были изменены и фамилии были другими. Это сидело в моей душе, эта отцовская любовь, уважение за то, что они приютили наших дедов в своих деревнях. Попали они в кряшенские деревни, потому что после революции НКВД начало преследовать служителей мусульманского культа. Наш прадед был имам-хатыбом Сармановской мечети и после революции его сразу забрали, и он потерялся где-то в застенках НКВД. Поэтому наш дед уже очень сильно боялся оставаться в мусульманской среде, он боялся, что его тоже выдадут. А уже были дети и поэтому, если говорить грубо, он спрятался в кряшенской деревне. Мой отец рос в этой удивительной атмосфере, самобытной, неожиданной, противоречивой. И это мы тоже впитали.

Прошло много лет, и у меня родилась идея написать историю о деревне, в которой остался всего один человек. И нет там ни света, ни газа, ни дорог. А история же есть, и жизнь там была и жизнь там бурлила. И вот этот один человек Микулай, он сохраняет все это и живет в надеждой, что люди когда-то вернутся в эту деревню. И он рассказывает всю свою жизнь от первого до последнего дня, о своих родителях, о своей любви, о своих умерших детях, о своих умерших друзьях, о тех, кто уехал из этой деревни. Он живет такой глобальной надеждой.

- Вы говорите, что это моноспектакль, это же очень сложный жанр?…

- Это очень сложный жанр, но режиссеры все равно находят режиссерское решение, и на сцене играет ни один актер. Те образы, о которых он вспоминает, о которых рассказывает – они периодически появляются, хотя он создает их в образе кукол. Всю деревню восстанавливает в виде кукол. Потому что люди, когда уезжают из своих деревень, они как правило весь свой скарп, все свое имущество оставляют. Это удивительное явление, когда люди уезжают из своих домов во время войны. Я бывал в таких домах, в таких деревнях. Мне интересно бывает заходить в такие дома, в них, как правило на стенах висят фотографии. Свадебные фотографии, людей в военной форме, и начинаешь понимать, что видимо, это люди, которые ушли на фронт и не вернулись. Бывают фотографии молодых людей в советской военной форме. И из всего этого люди оставляют и постели, и кровати, и посуду. И из всего этого мой персонаж Микулай – воссоздает образы своих героев.

- Мы же должны рассматривать татар-кряшен, как часть огромной, большой, именно татарской истории? Не так ли?

- Абсолютно! У нашего народа великая, мощнейшая история. И татарский народ состоит из нескольких частей. Есть татары-мишары, татары-кряшены, а есть другой этнос. Мы – единый народ, так формировалась история. Мы жили на этих территориях, и в Нижегородской области, и в центральной России, и в Сибири. Сибирские татары они тоже немножко другие, но это один громадный народ, который разделен на несколько частей в разные периоды истории. Так произошло, что у татар-кряшен другая религия, но все равно мы разговариваем на одном языке. Мы живем на одной и той же территории, у нас одна и та же атмосфера, у них просто определенная самобытность, которая отличается из-за того, что у них просто другая религия.

Русские имена, которые у них записаны в паспорте, они все равно их трансформируют в мусульманский, татарский ритм, потому что ударение в татарских именах ставится всегда на последний слог. У кряшен тоже. Все равно это один народ и в структуре любого народа бывают определенные этнические группы. У татар тоже так, тем более это большой народ, живущий на огромной территории, которая разделена на тысячи километров.

- Скажите, пожалуйста, драматурги очень часто обращаются именно к исторической теме, и вы в том числе. Чем интересна история именно драматурга?

- История интересна тем, что происходило очень много ярких событий. Сейчас мы живет в относительно спокойное время. Нет войн, нет разорений. Сейчас появилась эпидемия (прим. ред. – коронавирус).

- Напишите об этом?

- Да, возможно. Крупных событий в последнее время не происходит. У нас есть Фестиваль мусульманского кино, я обратил внимание, что когда приезжаю страны: Африка, Восток, многие мусульманские страны, где происходили революции, они привозят фильмы, где современная жизнь наполнена грандиозными событиями. Это войны, разрушения, беженцы, беда. Поэтому много драматических судеб и драматических историй. Это все интересно и для сценаристов, и для драматургов в особенности. Поэтому драматурги обращаются к историческим событиям, когда переломы судеб, перемещений. И тем более, там можно гораздо больше фантазировать, что очень интересно для драматурга.

- Но нет ничего интереснее, чем судьба человека, да?

- Ну, это самое главное исследование. Если нет судьбы человека, то нет драматического произведения, нет драмы независимо от жанра, комедия это или трагедия. Конечно, в основе любого произведения лежит судьба человека.

- А когда национальная тематика станет интересной для российского зрителя? Станет ли она вообще когда-то интересной?

- Я думаю, что она всегда была интересна и интересна сейчас. Важно, чтобы произведение было написано талантливо. И не было приборов цензуры или других политических моментов. В качестве примера возьмем творчество Чингиза Айтматова (прим. ред. — иргизский и русский писатель дипломат), он писал исключительно о своем киргизском народе, разве это не было интересно всем читателям и зрителям советского союза и России и всего мира? Исключительно это и было интересно. Произведения «Три аршина земли», «В пятницу вечером», «Бибинур» — тоже имеют очень большой интерес, ставится во многих театрах. У Аяза Гилязова судьба немного по-другому сложилась, он не смог так широко выйти на всесоюзную арену и сцену, как Чингиз Айтматов. Но сейчас этот пробел восполняется, то есть произведения Аяза Гилязова широко шагают широко по стране, по миру. И широко издаются в Турции.

- Фильм «Бибинур» снят по его произведениям?

- Да, я написал сценарий по его произведению «В пятницу вечером». Это история старушки Бибинур.

- Этот фильм уже признали российской драмой, да?

- Да!

- А образ этой старушки Бибинур – он все-таки собирательный образ татарской женщины или нет?

- Да, это история о татарской женщине, но и сам сюжет он мог бы продать у любого народа, но у Аяза Гилязова – это удивительная, чисто татарская атмосфера в деталях. Это татарская женщина, неповторимый образ именно татарской женщины, потому что татарская женщина это именно определенный характер, определенное поведение в быту, определенное отношение к частоте, порядку, нравы, отношение к греху.

Есть отличительная черты у любого народа. У татар тоже – это чисто татарская женщина, ее не спутаешь ни с женщиной из Удмуртии, не из Киргизии, не из Чувашии. А то, что с ней происходило, ее судьба, она очень интересна любому жителю планеты. И это показало движение фильма «Бибинур» по во многим международным фестивалям. Этот фильм в Нью-Йорке, в Европе и в странах СНГ – получало призы за лучшую женскую роль, за лучший сценарий.

- Какие современные бренды, которые характеризуют татар, могли бы быть интересны в мировом сообществе?

- Я считаю, что татары – это народ исключительный в плане того, что народ с такой яркой, наполненной событиями многочисленной историей, живет, побежденной в 1552 году. Но, не смотря на все – мы смогли сохраниться, с сохранить свою самобытность, свой язык на протяжении многих веков, а также у нас сохранились культура и искусство. Мы живем в центре российского государства, у нас очень высокий уровень культуры и искусства, например, театрального. У нас театр достаточно молодой в сравнении с мировым театром, но мы смогли достичь мирового уровня.

- И всего за 100 лет?

- Чуть больше 100 лет. У нас театр очень конкурентоспособный. Более того, у нас за 100 лет сформировалась традиция ходить в театр. Это тоже исключительное явление. Такая традиция не у каждого народа есть. А такого мощного театра нет во многих странах, которые существуют в Европе, которые имеют свою государственность. Наш театр очень конкурентоспособный и находится на очень высоком уровне.

«Полагаю, что наш татарский кинематограф будет очень интересен, потому что у нас есть свое лицо, есть загадочный татарский характер и он найдет свое отражение»

- Почему тогда татары, которые имеют такой театр с такой вековой историей, никак не могут сделать прорывной шаг в кинематографе?

- Кинематограф еще моложе! Он связан со сложными технологиями, особенно в последнее время. И этот процесс достаточно не простой. Но судя по тому, как стремительно развивается наш кинематограф в последние годы, правда, пока только в количественном соотношении. Но, я думаю, что это вскоре перейдет и в качественном. Важно, что этот процесс начался. Полагаю, что наш кинематограф будет очень интересен, потому что у нас есть свое лицо, есть загадочный татарский характер и в кинематографе он найдет свое отражение. Я думаю, что это вопрос времени. Самое главное, что есть желание, есть люди, которые этим занимаются и есть поддержка со стороны руководства республики, со стороны министерства культуры.

- На ваш взгляд наше кино должно быть аутентичным или блокбастером? В каких жанрах должны работать именно национальные драматурги, режиссеры?

- Я думаю, что жанры должны быть абсолютно разными.

- Ну, Голливуд то мы уже не догоним?

- Ну почему? Вон, корейцы догнали и есть индийское кино, которое вполне конкурентоспособно. Я думаю, что Голливуд сейчас находится не в лучшем положении.

- И нужен ли он нам вообще, да?!

- Голливуд нужен, это массовое кино, у них высочайший уровень профессионализма. Но там появляется определенная заштампованность и все, что они снимаю это уже запрограммировано и мы не видим нового. Мне больше интересно смотреть ирландское кино, оно тоже интересное.

- А вы заметили, что мультипликация сейчас чаще обращается к национальной тематике?

- Да! Потому что национальная тематика – это более яркая атмосфера. Это то, что отличает одного человека от другого. Когда все одинаковые – становится неинтересно. Зритель ждет нового. Человек всегда ждет появления чего-то нового, поэтому у нас есть все шансы, нам есть о чем рассказать миру.

- Мы должны делать национальное кино на коленках или это дорогостоящий проект?

- Я думаю, что движение должно идти параллельно. Сразу вкладывать большие деньги, когда не накоплен опыт, нет технической поддержки, я думаю рановато. Но, если не вкладывать деньги вовсе – тогда не будет никакого развития. Энтузиазм – это продукт скоропортящийся. Поэтому на энтузиазме мы это дело не поднимем! Надо проходить обучение, быть ближе к Москве, в плане образования. Образование надо получать в Москве, а работать здесь.

- Это как когда в 60-е годы отправили учиться в Москву?

- Да! И не только в 60-е. И сейчас у нас режиссеры учатся в Москве.

- А приезжают ли они обратно?

- Я думаю, приезжают. Айдар Заббаров у нас сейчас ставит пьесы, это наш режиссер. Йусуф Бикчантаев (прим. ред. – сын татарского театрального режиссера Фарида Бикчантаева, главного режиссера Татарского академического театра имени Г. Камала) сейчас учится в ГИТИСе, я думаю, он вернется, он патриот.

«Не надо бояться внедрения слов из иностранного языка в татарский. Их надо брать, пользоваться ими, называть татарскими и вводить в словари»

- Вы пишите на двух языках?

- Я пишу на двух языках. Во-первых, я заканчивал русскую школу и образование получал на русском языке. Но я родился и вырос в татарской атмосфере, в татарской семье. Лето я проводил в татарской деревне. Я могу существовать и в русском языке, и в татарском языке. Для меня это не составляет проблем.

- А как с татарским языком? Ведь любая драма, это не разговорный язык, не банальные фразы, правильно? Это литературный язык!

- Я читаю на татарском языке. Надо больше читать и тогда язык – появляется сам. И, конечно, общаться на татарском языке.

- Идентичность и язык, что важнее?

- Я не знаю. Без языка формируется любая нация. Это стержень, арматура нации. Если теряется язык, нация с большой вероятностью будет исчезать. Язык надо сохранять.

- Сохранять или развивать?

- Как понять развивать? Язык в любом случае должен меняться. Он не может быть стерильным, однообразным. Сейчас не может быть языка Гаяза Исхаки, даже языка Аяза Гилязова. Любой язык меняется вместе с тем, как меняется жизнь, атмосфера. И этого бояться не надо. Русский язык тоже сильно меняется. Называют разные проценты слов, попавших из татарского. 30% слов в русском языке – это татарское слово. Например, 35 лет назад, я уехал в Москву работать после окончания института и мне мои коллеги говорили: «Мансур, а ты какое-то странное слово произносишь «эйда». А мы ведь всегда говорили это слова «эйдэ барабыз» (пер. с тат. – «давай пойдем»), и все привыкли к нему. Прошло 30 лет и это слово «эйда» появляется в русской литературе, и никто не спрашивает что это за слово. Сейчас, слово «бэлеш» (пер с тат. – традиционный татарский пирог с мясом и картошкой) — становится уже русским словом. Везде сейчас продают беляши как русскую пищу. Хотя, это исконно национальное татарское блюдо. Нам тоже не надо бояться изменений в языке. У нас татарский язык настолько мощный, что он может поглотить какие-то слова, в том числе и иностранные. В русский язык же входят иностранные слова, особенно в последнее время. Огромное количество английских слов уже вошло в русскую речь и эти слова стали привычными.

Не надо бояться внедрения слов из каких-то других языков в татарский язык. Их просто надо брать, пользоваться ими, если они удобные, легко произносимые, если они ложатся на татарскую речь, то почему их не использовать? Их просто надо называть татарскими и вводить их в словари. Моя бабушка, которая вообще не знала русского языка и выросла в татарской деревне, знала только татарский язык, но она говорила слово «гупщи» – что означало слово «вообще». Это одно из ее любимых слов было. Это русское слово, которое прекрасно вписалось в татарскую речь. Этого процесса бояться не надо! Еще раз повторю, ни один язык не является стерильным. Мечтать о восстановлении языка Гаяза Исхаки… Я, кстати, Гаяза Исхаки читаю со словарем и не стесняюсь этого, т.к. я многих слов не понимаю.

- А как вы относитесь к феномену «русские татары»?

- «Русские татары» — это дети татар. Это люди, которые рождены в татарской семье, отец татарин, мать татарка, у них татарские фамилии, имена, отчества, но они ничего не знают о татарском народе, не знают языка, но считают себя татарами. Я называю это – дети татар!

- А внуки татары, какими будут тогда?

- Это будут внуки! Но бояться этого не надо, потому что я при определенных интонациях пессимизма, хочу ввести большую нотку оптимизма. У татар есть очень мощное оружие, которое очень поднимет нашу нацию, объединит и поведет в будущее – это наша генетика. Генетика, которая формировалась тысячелетиями и генетическая память, код, который стереть невозможно. Он сохраняется и у людей, которые знают язык и которые не знают – это мощная татарская кровь, которая впитала в себя все события, которые происходили в нашей грандиозной истории, ее никак невозможно вычеркнуть!

tnv.ru

Просмотров: 819

Комментирование запрещено