Один из «офицеров коммунизма»

Сирота-пастушонок, мечтавший о морской службе, благодаря своей тяге к знаниям и старательности, а также общительности и талантам стал успешным общественным деятелем, который со временем вырос в заметного писателя и редактора ряда СМИ. И делами, и пером он боролся за новую жизнь в советской стране, был ее пропагандистом и агитатором. Но 1937 году Лябиб Гильми (Ләбиб Гыйльми), несколько месяцев успевший поработать председателем правления Союза писателей ТАССР, был арестован как «участник правотроцкистской террористической организации» и в мае следующего года расстрелян. Талант его не успел открыться всем многоцветием.

 Интерес к этой персоне первоначально возник потому, что на сайтах Альметьевской энциклопедии, Института Татарской энциклопедии и регионоведения, энциклопедии «Tatarica» и других обнаружил информацию о рождении Л.Гильми в деревне Старое Багряж-Елхово Бугульминского уезда Самарской губернии. Конечно, обрадовался после этого – ведь найден еще один герой для рубрики «Биографии самарское начало», имеющейся в нашем журнале. Однако по мере «погружения» в тему стал встречать материалы, которые называли Гильманова Лябиба Гильмановича (Лябиба Гильми) уроженцем иных губерний: Оренбургской и Уфимской.

Такой разнобой возникал и ранее – при подготовке статей о других самарских бугульминцах. Поэтому привычно занялся «разбирательством» с губерниями, уездами и волостями. Точку в нем поставил найденный в Интернете «Полный алфавитный список всех населенных мест Уфимской губернии», изданный губернским статистическим комитетом в 1906 году. В нем искомая деревня указана в качестве центра Ерсубайкинской волости Мензелинского уезда.

Итак, Уфимская губерния… Не скрою, взгрустнулось от этой ясности, поскольку уже накопился материал о предполагаемом герое статьи. подошли публикации о нем из Казани и его книга. Но, прочитав о том, что Мензелинский уезд граничил тогда с Бугульминским, а в летние периоды до половины жителей родной для Гильми деревни уходили на полевые работы в Самарскую губернию (бедняки нанимались батраками), подумал – а может быть бывал подросток Лябиб и на нашей земле?!

Ведь он, родившись 12 июня 1906 года в бедной крестьянской семье и оставшись с пяти лет круглым сиротой (родители умерли от тифа), был вынужден очень рано познакомиться с батрачеством. Об учебе речь не заходила, хотя в деревне действовали два мектеба при мечетях. В школу Лябиб пошел при советской власти, но неизвестно в каком населенном пункте, так как в Старом Багряже-Елхово (тат. – Иске Баграж) начальная школа открылась только в 1926 году.

Старательный и жадный до знаний паренек быстро стал одним из лучших учеников. Вместо призыва на Красный Флот его направили на шестимесячные специальные курсы в Челнах. После окончания их с оценкой «Очень хорошо» Лябибу в 1923 году вручили новое направление – в партийную школу, действовавшую в Чистополе.

В начале того десятилетия в стране сформировалась трехзвенная система политической учебы: начальное звено – обучение на партсобрании, в школах политграмоты; среднее звено – марксистко-ленинские кружки, совпартшколы I и II ступени; высшее звено – коммунистические вузы. Причем, в партшколах обучались как члены РКП(б), так и беспартийные, поскольку большевики хотели распространить политзнания как можно шире. В Чистополе, видимо, функционировала совпартшкола, в которой наш герой обучался либо квартал, либо год (в зависимости от ступени школы). И здесь он показал хорошую успеваемость, влившись по окончании занятий в ряды «офицеров коммунизма».

Этот термин ввела в обиход председатель Главполитпросвета Наркомпроса РСФСР Н.К. Крупская, считавшая что партшколы «должны давать сознательных, умеющих ориентироваться в окружающих условиях и текущих событиях коммунистов-практиков».

Новоиспеченного «офицера» направили налаживать молодежную работу в селах ТАССР. Сначала он в 1925 году организовал пионерскую организацию в родном селе. В числе вступивших в нее первыми значился и Халиулла Ахметшин – будущий военный моряк-фронтовик и создатель краеведческого музея, который ныне носит его имя. Потом Лябиб был секретарем комсомольской ячейки в селе Шербен, затем в селе Старое Альметьево. В 1927 году возглавлял волком (волостной комитет) ВЛКСМ в селе Муслюмкино Чистопольского кантона. После этого его направили руководить пионерской организацией этого кантона, и Лябиб сделал ее передовой в автономной республике, за что получал награды ЦК и Татарского обкома комсомола.

Энергичного и успешного «лейтенанта коммунизма» в 1928 году пригласили на работу в обком ВЛКСМ. В качестве инструктора он разъезжал по городам и весям, создавая комсомольские ячейки и проводя различные мероприятия, призывая молодежь к новой жизни, борясь с религией, участвуя в коллективизации. Имя Лабиб в переводе с арабского означает «умный, проницательный», и носитель его соответствовал такому смыслу.

Помимо этого Лябиба влекло литературное творчество. Еще в середине 20-х в газетах «Яшь ленинчы» («Молодой ленинец») и «Кызыл яшьләр» («Красная молодежь») начали появляться его очерки, рассказы и стихи. В связи с этим Гильманова в конце того же десятилетия направили на учебу в Ленинград. Все источники пишут о том, что Гильманов стал в этом городе студентом Коммунистического института журналистики (КИЖ). Но этого быть не могло, так как КИЖ им. В.В. Воровского возник в городе на Неве лишь в июне 1931 года на базе Ленинградского государственного института журналистики (ЛГИЖ), который был создан в январе 1930 года.

А наш герой в это время уже трудился в Монголии. Вероятно, до отъезда туда он обучался в техникуме печати, который начал свою работу в Ленинграде в 1925 году и позже был реорганизован в упомянутый ЛГИЖ.

В столицу МНР г. Улан-Батор Лябиба командировали в 1930 году в качестве советника при Центральном Комитете ревсомола (Монгольского революционного союза молодежи, который первоначально назывался «Союз молодежи отмены повелений»). Понятно, что посылали на такое дело опытных и проверенных комсомольских работников.

В непростое время оказался Гильманов в этой стране, которая в соответствии с планом, принятым Монгольской народно-революционной партией (МНРП) в дебюте 1930 года, приступила к коллективизации. Уже в марте началось так называемое Тугсбуянтское восстание, вовлекшее в свои ряды около 2 тысяч человек – как лам, так и аратов (среди них были даже 30 членов МНРП и ревсомола). Мятеж в западной Монголии был подавлен с помощью войск за пять дней, при этом погибли трое представителей монгольской армии, а советский военный инструктор Госнюский получил легкое ранение.

Но это буянство в Тугсбуянте оказалось прологом более масштабного Хубсугульского восстания 1932 года (западная и северо-западная Монголия), длившегося с апреля по сентябрь и приведшего к большим потерям среди бунтовщиков и гибели некоторых советских специалистов.. После него «левый курс» все-таки был прекращен. В Кремле дали жесткую оценку действиям местного руководства и своих посланников. В постановлении И.К.К.И. и ЦК ВКП(б) от 29.V.1932 г. отмечалось, что «Советские инструктора и советники призванные помогать монгольским товарищам в соответствии с конституцией МНР, оказались в хвосте событий и нередко даже содействовали извращениям и ошибкам, допущенным монгольским руководством».

Вряд ли наш герой был задействован в подавлении названных восстаний – для этого имелись военные советники. Но сообщить что-либо о его действиях в МНР не можем из-за отсутствия информации. Известно лишь то. что в 1932 году он вернулся в Советский Союз и был взят на работу в ЦК ВЛКСМ. Из этого факта можно сделать вывод об успешности его заграничной миссии.

Однако столичная жизнь не приглянулась Лябибу. И он начал проситься в Казань. При поддержке Татарского обкома ВКП(б) это сделать удалось. Вскоре Гильманов стал секретарем областного комитета комсомола по пропаганде, а потом – вторым секретарем этого обкома. Наверное. можно констатировать, что «лейтенант коммунизма» дорос, как минимум, до капитанского звания. Накопленный опыт позволил ему подготовить пособие для коллег под названием «Методы работы с октябрятами».

В комсомольской буче он умел находить время и для литературной деятельности. В 1930 году вышла в свет поэма Л.Гильми «Сәнәкчеләр» («Вилочники») – об известном крестьянском восстании десятилетней давности на территории некоторых уездов Казанской, Самарской и Уфимской губерний. Потом пришло время рассказа и сборника стихов «Алмашчы каләмнәр» («Сменные перья», 1931), рассказа для детей «Аучы Хәмит» («Охотник Хамит», 1931), прозаических произведений о жизни монгольской молодежи «Чимит Дурже» (1933). В номерах журнала «Советская литература» за 1933 и 1934 годы были опубликованы части романа о герое монгольского народа Сухэ-Баторе.

Есть в стихах Лябиба этой поры такая строфа: «Җиңу җырын ярсып җырлаганда / Комсомолдан читтә калалмыйм. / Көрәш белән туган тойгыларны / Аның белән җырга салам мин». Перевести это можно так: «Новой жизни мотивы дали душам подъем, / С комсомолом – к победам стремленье. / И ему в наших песнях мы место найдем, / И рожденным в борьбе ощущеньям».

С достижением предельного для члена ВЛКСМ возраста наш герой завершил деятельность в молодежном союзе и перешел в мир журналистики, став ответственным редактором сначала республиканской газеты «Яшь ленинчы», а потом литературно-художественного журнала для детей «Пионер каләме» («Пионерское перо»).

По мнению народного художника СССР Х.А. Якупова, школьные рисунки которого в 1934 году часто печатались в газете «Яшь ленинчы», Лябиб Гильми уделял много внимания росту юных писателей, поэтов и художников. «Сара Ахметова в журнале «Пионер каләме», – вспоминал спустя десятилетия Харис Абдрахманович, – поместила о моем и Лотфуллы Фаттахова творчестве статью, даже напечатали наши фотопортреты. А мой одноклассник Габделхак Галиуллин являлся членом редколлегии. В журнале печатались рассказы и стихотворения ребят из нашей школы… Безусловно, все это делалось для роста талантов усилиями главного редактора Лябиба абый. Однажды он попросил меня иллюстрировать его рассказ; как мог, сделал, но тогда я ещё не очень владел перовым штрихом».

На последней неделе июля 1934 года в Казани состоялся I Всетатарстанский съезд советских писателей, который избрал правление их Союза. В состав этого органа наряду с Каримом Тинчуриным, Гумером Гали, Гумером Тулумбайским, Хасаном Туфаном, Кави Наджми и другими вошел и Лябиб Гильми. В ходе первого его заседании члены правления доверили пост председателя К.Наджми. А в следующем месяце Гильми вместе с шестью другими известными «инженерами человеческих душ» ТАССР стал участником I Всесоюзного съезда советских писателей, прошедшего в Москве. Отметим при этом, что по предложению М.Горького в повестку дня этого форума литераторов дополнительно был внесен доклад о татарской литературе, с которым выступил Наджми. Понятно, что посланцы автономной республики Поволжья были весьма довольны таким вниманием к их деятельности.

В том же году из рук «буревестника революции» Лябиб получил билет члена СП СССР. Список его опубликованных произведений продолжал расширяться. Читатели познакомились с поэтическим сборником «Фронттан» («С фронта», 1935), рассказом «Кәримов Фазыл» (1936), сборником произведений для детей среднего возраста «Хикәяләр» («Рассказы», 1936), пьесой «Кайгылы җыр» («Грустная песня», 1937), посвященной дореволюционной жизни села. Большой популярностью пользовался роман «Чын мәхәббәт» («Искренняя любовь», 1936), в котором была показана сложная судьба деревенского сироты, прошедшего через испытания бродяжничеством, хулиганством и вставшего на путь исправления в трудовой коммуне. Специалисты отмечали, что это произведение Гильми перекликалось с известной «Педагогической поэмой» А.С. Макаренко.

А дальше начался период репрессий, и выяснилось, что литературное творчество – одна из опаснейших профессий. Более 60 татарских поэтов и про­заиков, драматургов и критиков попали под жернова несправедливых преследований. Насколько велико это число можно понять, сопоставив его с количеством членов Союза писателей ТАССР тех времен – около 30. Так, подверглась пыткам и издевательствам вся великолепная семерка мастеров пера, представлявшая автономную республику на I съезде советских писателей: К.Наджми, Х.Туфан, Л.Гильми, Г.Тулумбайский, Ф.Сайфи-Казанлы, Г.Нигмати и К.Тинчурин. Выжили из них лишь двое первых, а остальные погибли в лагерях или были расстреляны. В 1938 году из 23 членов и 15 кандидатов в члены Союза писателей Татарстана нетронутыми остались всего 9 человек. Остальных же либо арестовали как «врагов народа», либо исключили из Союза за «буржуазный национализм и тесную связь с врагами народа».

В какой-то мере эти события подготовили и сами писатели. Уже в начале 30-х стали появляться их публикации с призывами усилить политическую бдительность. О классовой беспощадности вели речь Г.Ибрагимов, К.Наджми,М.Джалиль, Л.Гильми и многие другие. К примеру, в своей статье «В татарской пролетарской литературе начался великий перелом» (1930) Наджми разделил коллег по цеху на две группы: чистую (левую) и нечистую (правую). К первой он отнес тех из них. кто безоговорочно принял советскую власть. Писатели же нечистой группы были названы буржуазными и обреченными на гибель ходом истории.

Тем не менее, в октябре 1936 года бюро Татарского обкома ВКП(б) объявило К.Наджми строгий выговор за либеральное отношение к примазавшимся к литературному фронту элементам и обязало председателя писательской организации систематически разоблачать врагов пролетариата и всяческие проявления буржуазного национализма. Но поскольку он особого рвения по части разоблачительства литераторов не проявлял и в дальнейшем, то обком партии создал комиссию во главе со своим работником Т.Имаметдиновым, в которую вошли писатели Ш.Камал, Л.Гильми и Г.Иделле (Усманов).

Комиссия работала три месяца и доложила результаты на писательском собрании, продолжавшемся с 28 апреля по 5 мая 1937 года. Как написал потом Р.Мустафин, «Когда читаешь протокол этого собрания, волосы встают дыбом: в чем только не обвиняли писатели друг друга! Скажем, тому же К.Наджми в докладе Т.Имаметдинова было предъявлено тридцать пунктов обвинения: от чуждого классового происхождения до пропаганды антисоветских настроений в художественных произведениях… Помимо К.Наджми, такой же острой критике подверглись X.Туфан, Г.Тулумбайский, А.Файзи, Ф.Карим, М.Джалиль и др.».

12–14 июня 1937 года на заседании правления Союза писателей Татарии под председательством Лябиба Гильми были заслушаны «персональные дела» Наджми, Туфана, Тулумбайского, Файзи и Карима. Всех их, обвинив в «буржуазном национализме» и «пропаганде антисоветских идей», объявили «врагами народа» и исключили из Союза. Через несколько дней Наджми расстался с партбилетом, потом 2 июля его арестовали и поместили в одиночную камеру во дворе НКВД в Казани на Черном озере.

А герой этой статьи возглавил правление Союза писателей ТАССР, которые, «открыв ящик Пандоры», из инженеров человеческих душ превратились в обличителей душ писательских. Можно привести выдержку из одного подобного разоблачения. Его автор (известнейший мастер пера) называет уже тогда признанного живым классиком Г.Ибрагимова лидером эсеров, который, сидя в Академическом центре, не только сплачивал старые, реакционные силы вроде Дж.Валиди, Г.Сагди, но и готовил, и в этом его основное вредительство, из тогдашних молодых писателей-коммунистов свои кадры. Эти кадры: Г.Гали, К.Наджми, Г.Тулумбай, С.Кудаш, Л.Гильми и др. С ними Г.Ибрагимов организовал поход против латинизации, выступил со своими тезисами против сталинского учения о национальной политике. Автор этого письма, адресованного одному из секретарей Союза писателей СССР, требует немедленно арестовать и ликвидировать оставшихся вредителей, общее количество которых среди литераторов ТАССР, по его мнению, равно 36.

Не только по идейным соображениям, но и в целях самозащиты многие из писателей отдали дань зуду разоблачительства. В этом смысле Гильми «отметился» еще в марте 1937 года, опубликовав в газете «Кызыл Татарстан» статью, в которой назвал сына муллы Фатыха Карима «чуждым элементом», проповедующим в своих произведениях «антисоветские настроения» и имеющим связь с арестованным и обвиненным в троцкизме поэтом П.Васильевым.

Руководил писательской организацией Лябиб недолго – до ближайшей осени, то есть всего несколько месяцев. 21 сентября (в некоторых публикациях – 21 октября) его самого арестовали в Казани и назвали «врагом народа». По версии писателя И.Н. Салахова, причиной ареста Гильми стало подписание им весной 1937 года вместе с несколькими молодыми литераторами приветственного послания Учителю и Мастеру национальной литературы Галимджану Ибрагимову по случаю его 50-летия. Тот тогда по состоянию здоровья жил в Ялте, и получивший путевку в один из санаториев этого города студент и автор трех книжек Салахов взялся передать письмо маститому писателю.

Вот некоторые цитаты из романа Салахова «Черная Колыма»: «В нашей камере сидят Лябиб Гильми, Суббух Рафиков. Арестовали всех, кто подписал наше послание Галимджану-ага Ибрагимову. Я сижу уже пятнадцать суток. Каждый день таскают на допрос. Требуют, чтобы я показал, что Ибрагимов вражеский агент, диверсант, белый агитатор». Это говорит один из подписантов поэт Галимджан Мухаметшин. Встретившись с ним в «воронке» весной 1938 года Салахов делится новостями: «От нас увезли Лябиба Гильми, Суббуха Рафикова. Галимджан Ибрагимов умер в тюремной больнице, Толумбайский сошел с ума. Абрамов бросился с лестницы». Приведем и фразы Суббуха Рафикова, тоже подписанта: «После суда меня бросили в большой подвал. Кого только там не было? Секретари обкома, бывшие наркомы – все тут… Вместе со мной сидели Лябиб Гильми, Фатых-ага Казанлы, Шамиль Усманов, полно было других, знакомых и незнакомых. Одни рыдали, другие бранились, кляли тюремных извергов. «Измена! Провокация! Будем писать товарищу Сталину!» Лябиб Гильми подскочил ко мне, обняв, заплакал: «Суббух, тебя тоже к расстрелу?» Я ничего не ответил. Камера открылась, и нас разлучили!».

Документы же гласят о том, что нашего героя арестовали как «участника право-троцкистской террористической организации». Еще он проходил в качестве активиста «молодежного филиала» этой организации в ТАССР. Дело «О право-троцкистской националистической контрреволюционной организации в Татарии» было сфабриковано в 1937 году. По нему в застенках ТатНКВД оказалось практически все республиканское начальство: все члены бюро обкома партии и руководители его отделов, весь состав совнаркома, многие партийно-советские работники среднего звена, директоры предприятий и учреждений, ученые и литераторы. 

Оставалось только выбить из них «чистосердечное» признание в терроризме. А для этого у НКВД имелись свои методы. Один из них – пытка бессонницей, когда следователи, сменяя друг друга, допрашивали стоявшего обвиняемого непрерывно, не давая уснуть ни на миг. И так – в течение нескольких суток, после чего сапоги в камере удавалось снять, только разрезав голенище – так сильно отекали ноги. Еще использовались холодный (по пояс в ледяной воде) и горячий (в невыносимой духоте) карцеры. Применялись и примитивные побои, и имитации вывода на расстрел. Поэтому «нужные» показания появлялись.

На первом допросе Л.Гильми с наивной гордостью заявил: «Я готов принять любое наказание, если следствие докажет эти бездоказательные обвинения». Но после «обработки» приведенными методами и отбития обеих почек он был вынужден подписать все обвинительные акты. Вместо него правление Союза татарстанских писателей возглавил Мирсай Амир, но в конце 1937 года арестовали и его.

Так за шесть месяцев в республиканской организации литераторов сменилось три председателя. Амир провел в заключении два года, Наджми приговорили к 10 годам тюрьмы, но освободили накануне 1940 года в связи с прекращением дела за недоказанностью обвинения. А Гильми 9 мая 1938 года был осужден выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР и расстрелян в тот же день (добавим, что по приговору этой коллегии с 9 по 12 мая в Казани казнили 185 человек). Тем не менее, впоследствии родственникам в ответ на запросы о судьбе писателя отвечали, что он скончался от болезни легких 20 февраля1947 года.

Лябиб Гильманович захоронен в братской могиле на Архангельском кладбище в Казани. 25 мая 1957 года он был реабилитирован, и после этого снова стали печататься его произведения. Так, в 1958 году вышло второе издание романа «Чын мәхәббәт», а в конце 90-х через два номера журнала «Мирас» и третье издание книгой этот труд вновь был представлен читателям. Кроме того, в 1961 году увидел свет рассказ для детей «Чалкаш». А вот роман о Сухэ-Баторе остался незавершенным. Неизвестна и судьба многих рукописей Гильми, изъятых при аресте на рассвете осеннего дня.

В некоторых публикациях его коллеги-писатели отзываются не очень лестно о герое сей статьи. С одной стороны, ничего удивительного в этом нет, поскольку Лябиб эфенди – явно был не тульским пряником, чтобы всем нравиться (проблемы диабета оставим за скобкой). А с другой стороны, рассмотрим суть претензий к нему. Концентрированно они звучат в статье Р.А. Мустафина «За отсутствием состава преступления» в следующем виде: один из самых активных разоблачителей, молодой и не в меру прыткий Л.Гильми; двое более молодых ревнителей чистоты пролетарской идеологии Лябиб Гильми и Газиз Иделле.

Но Мустафину не было и семи лет, когда казнили Гильманова. Поэтому свои выводы о Лябибе он в статье «Тарих хөкеме нәрсә әйтер?» («Что скажет суд истории?», 1998 год) подкрепил словами Сибгата Хакима, первые произведения которого появились в год рождения Мустафина: «Излишне красным был покойник… Через эту красность и посносил многим головы, и самому досталось…».

То есть и анализ литературного критика-исследователя, и эмоции поэта-фронтовика, награжденного орденом Красной Звезды на войне и орденом Трудового Красного Знамени в мирные годы, гласят об одном и том же – о принципиальности «офицера коммунизма». Как нужна профессия – «Родину защищать», так востребована и другая профессия – «идейные скрепы Родины отстаивать». Нынешние дни напомнили об актуальности наличия такой связки, и тут не до полутонов.

Насчет же суда истории скажем вот что. В соседнем с Елхово селе Нижнее Абдулово действует музей истории села Елхово им. Х.Х. Ахметшина, в котором есть экспозиция о Лябибе эфенди. В честь его 90- и 95-летия со дня рождения в родном селе Л.Гильми были проведены научно-практические конференции с участием писателей и поэтов, ученых и местных руководителей, знакомых и родственников, школьников. На этих форумах говорилось и о том, что казненный писатель, находясь под пыточным следствием, никого не оговорил и не подписал сфабрикованные документы. В преддверии его векового юбилея в г. Альметьевске появилась улица Лябиба Гыйльми, в селе Елхово – улица Гыйльми. Вместе с улицами Пионерская, Комсомольская, Молодежная, Горького и Татарстан она как бы «освещает» биографию земляка на его малой родине. А его главное произведение – роман «Чын мәхәббәт» – в 2006 году был отмечен международной премией имени Кул Гали, которая присуждается за выдающиеся достижения в области литературы и поэзии.

Почему то авторы ни одной из найденных публикаций о Гильми не обратили внимание на выступление уроженца села Елхово, писателя А.С. Салахова на упомянутой выше конференции, состоявшейся в 2001 году. Из его речи, которую опубликовала 5 июля газета «Әлмәт таңнары» («Альметьевские зори»), выяснилось, что Асхат Сахапович знал маму Лябиба Гильмановича и на правах соседского мальчишки играл в ее доме с подарками, привезенными нашим героем из командировки в Монголию.

Камиля ханум жила тогда в семье погибшего на гражданской войне сына Минахмета. Писательский талант у Лябиба, по мнению Салахова, происходит от матери. Она была одаренной, живой, эмоциональной. Когда еще до революции у нее убили сына Гимрана и его друга Нурислама, пошедших к девушкам в соседнюю деревню Бәркәтә, она написала баит об их гибели, который был издан в 60-е годы Татиздатом. Видимо, Камиле әби довелось пережить и смерть третьего сынка.

Через месяц после его расстрела на три года исправительно-трудовых лагерей была осуждена Хадича Хальфина – супруга Л.Гильми. Суть претензий к ней – член семьи изменника Родины. Их сына и дочь не тронули, поскольку тем было три и два годика соответственно, когда писателя арестовали. Хадича ханум, выйдя из заключения, долго не жила, и детки-сиротки воспитывались у бабушки. Чья это была мама – Лябиба или Хадичи – сказать не можем. Альфред Гильманов освоил профессии токаря и слесаря, работал на заводе. А его сестра Флорида 16 предпенсионных лет занималась книготорговлей.

Наверное, читателям статьи бросились в глаза непривычные имена детей Гильманова и Хальфиной, которые не назовешь татарскими. И если имя дочки упомянуто в Полном толковом словаре татарских личных имен от 1998 года в качестве неологизма, то старо-английское или германское имя Альфред в нем не фигурирует. Почему писатель с женой так назвали своего первенца – неизвестно. Хотя одно предположение выскажем, понимая при этом его шаткость.

Полагаем, что выбор имени может быть связан с личностью А.К. Лепы, работавшего с 1933-го по 1937 год первым секретарем Татарского областного комитета ВКП(б) после деятельности в Узбекистане.Позиция Альфреда Карловича в области культуры была такой: все, что работало на идею построения социализма, надо поддерживать, а споры по эстетическим и другим проблемам оставить спецам. По инициативе Лепы принимались решения об улучшении положения жившего в Крыму Г.Ибрагимова, ряд других мер по поддержке литераторов, артистов и художников. Как отмечал историк Б.Султанбеков, «по личным качествам он [Лепа] был довольно терпимым человеком и без особой нужды к силовым методам не прибегал. Так, например, несмотря на четырехкратную просьбу НКВД Татарии, он так и не дал согласие на арест и доставку из Ялты проживавшего там больного Галимджана Ибрагимова».

Такой партийный лидер был способен произвести впечатление на второго секретаря обкома ВЛКСМ и начинающего литератора Гильманова, в результате чего тот свою симпатию к нему мог закрепить именем сына. А самое печальное заключается в том, что Гильми и Лепу расстреляли вместе с другими 67 заключенными в один день, который семь лет спустя стал Днем Победы.

Завершить же статью хочется строфой из стихотворения «Алып рухлы» («Исполин духа») альметьевского журналиста и поэта И,Г. Ахсанова (1935-2003), которое он прочитал в ходе одной из упомянутых выше научно-практических конференций на малой родине Л.Гильми. Вот она: «Гаделлекнең чишмә башында да / Әүвәледән якты Гамь торган, / Кара еллар аша алып рухлы / Көрәшчеләр калка шәм сыман. / Аклыгына кайтты япь-яшь әдип / Гаярь йөрәклеләр сафыннан». Коллективные усилия нескольких самарских татар вылились в следующий перевод: «И даже у истока справедливости / Стоит веками светлая печаль – / Ведь многие сторонники правдивости / Свечой сгорали, тьму сдвигая вдаль. / Писатель юный всё ж вернулся к нам, / Поклон ему и храбрым всем сердцам!».

Рашид ШАКИРОВ.

  Журнал «Самарские татары», № 4(37), 2022 года.

 

 

Просмотров: 840