Весна в сорок четвертом была ранняя. Уже в начале апреля с полей повсеместно начал сходить снег, то там, то здесь открывая остатки неубранного урожая.
Многие ждали этого как спасение — заканчивалась третья военная зима, все запасы зерна и картофеля были на исходе, а большинство семей, главным образом, семьи призванных в армию, уже давно голодали и перебивались чем попало. И надеялись: вот сойдет снег, откроются поля, они пойдут собирать колоски, наедятся вдоволь, а там и лето недалеко, летом-то прожить всегда легче.
Сбор колосков и раньше спасал крестьян от голодной смерти. Работа в колхозах обычно вознаграждалась отметками — «палочками» о выполнении нормы трудодней да небольшой натуроплатой в виде сельхозпродуктов, которых едва-едва хватало до следующего урожая. Каждая весна начиналась для многих походами на поля. И людей ничто не могло остановить: ни болота из холодной талой воды, в которой сразу промокали лапти, ни плетки усердных председателей, стоящих на страже колхозного добра. Голод не тетка…
Поэтому выражение «Хлеб — это жизнь» приобретало тогда свой наипервейший смысл. Но кто мог знать и предположить, что весенние колоски 1944 года станут для сотен и тысяч людей причиной страшной болезни, называемой септической ангиной, которая всего за полтора месяца в сельских районах Куйбышевской области, в первую очередь северных, привела к гибели почти 5 тысяч человек.
С помощью документов, хранящихся в Государственном архиве Самарской области, Центре хранения документов новейшей истории (бывший партархив обкома КПСС), а также воспоминаний очевидцев мы попытались воссоздать картину гигантской трагедии, происшедшей в наших краях 54 года назад, далеко от линии фронта, в глубоком тылу, где проклятая война без единого выстрела, с помощью голода и болезней убила столько безвинных людей.
…Той весной колоски были не те, что прежде. Они были покрыты какой-то странной пеленой сероватого цвета, словно паутина, от которой люди освобождали зерна перед тем, как положить их в мешок. Никто и не думал, что это был знак беды. А если и подумал, то наверняка решил: авось, пронесет… И тем более хлеба-то больше ждать неоткуда — еще с осени колхозные амбары были вычищены и выметены в счет государственных заготовок. Там оставался только семенной фонд и небольшой запас на «черный день». Но государство считало, что полуголодная жизнь своих граждан не была еще той крайней точкой, когда следует прикасаться к этим запасам. Время такое было.
И для людей оставалась одна, как им казалось, дорога жизни — за колосками. Они шли по ней в одиночку, группами, толпами, целыми деревнями, сами того не зная, шли навстречу своей смерти, с радостью собирали зерно, очищали его от паутины, сушили, перемалывали его, пекли хлеб, лепешки, варили похлебку, ели и умирали. Старожилы вспоминают, что с осени снег выпал рано и зима была не очень холодной. Неубранное зерно, оставаясь в теплом сыром пространстве между землей и толстым слоем снега, не замерзло, а всю зиму прело, гнило и обрастало грибком, который вырабатывал опаснейший яд — токсин. Именно он, поражая носоглотку, гортань и дыхательные пути, и вызвал массовую эпидемию.
Первое сообщение об ангине датировано 14 апреля. Главврач Большеглушицкого района (фамилия в документе, к сожалению, неразборчива) докладывает главному санитарному врачу Куйбышевской области П. В. Геминову об эпидемии в башкирском колхозе «Кызыл Муратша». «В первую очередь заболевают дети, — читаем в донесении, — много также болеющих стариков и старух. Тела больных покрываются пятнами размером примерно в горошину, рот словно обожжен, болезнь сопровождается тошнотой, поносом, рвотой, иногда обильным кровотечением из носоглотки». Так началось в том году «триумфальное» и смертоносное шествие септической ангины по Куйбышевской области…
Надо отметить, что для властей и медико-санитарных служб эпидемия 1944 года не явилась новостью. Случаи массового отравления людей остатками перезимовавшего на полях хлеба были и перед этим. В 1942 году болезнь охватила Похвистневский, Клявлинский, а также Старо-кулаткинский, Барышский, Павловский районы (последние три входят сейчас в Ульяновскую область). Уже тогда ангиной переболело 976, умерло 138 человек. В 1943 году масштабы эпидемии были шире — на этот раз она охватила, кроме вышеперечисленных районов, еще Камышлинский, Исаклинский, Сызранский, Новодевиченский, Шигонский, Сосново-Солонецкий, Кинельский, Борский.. Соответственно выросла и трагическая статистика: число заболевших 2090 человек, из них 392 умерло.
Поэтому в начале сорок четвертого областные и районные власти понимали: голодные изможденные люди только и ждут схода снега, чтобы снова отправиться в поле за колосками и никакими способами невозможно будет их удержать. Поэтому уже 10 февраля Куйбышевский облисполком принял специальное постановление о профилактике септической ангины и наметил меры (в случае возникновения эпидемии) по ее преодолению. Но какие были тогда возможности предупреждения бедствия, говорит такой факт. 24 марта Наркомздрав РСФСР телеграфирует Госсанинспектору области: «В ответ на Вашу просьбу сообщаем, что в целях профилактики и лечения септической ангины можем выделить 200 кг никотиновой кислоты, 5 килограммов желатина, 20 кг стрептоцида…» А в конце приписка: «Пеницилин выделить не можем, его нет». Что означает пеницилин при инфекционных заболеваниях и отравлении, медики знают: это — важнейшее лекарство, без которого излечение практически невозможно.
В том постановлении всем службам и организациям были даны строжайшие указания и предписания на случай возникновения экстремальной ситуации. Но, как вскоре показала жизнь, эти меры были явно недостаточными, ибо размеры эпидемии в 1944 году оказались катастрофическими.
В середине апреля в районах забили тревогу: предотвратить массовый сбор колосков не можем, число заболевших растет с каждым днем, отмечены смертные случаи. 25 апреля по этому вопросу специально собирается бюро Елховско-го райкома ВКП(б). Из его документов видно, что наибольшее количество отравившихся отмечено в Красных Домах, Пролейке, Кубань-Озере, Теплом Стане. Примерно в это же время секретарь Красноярского райкома Гайдук пишет в обком партии, что эпидемия охватила около 10 населенных пунктов района, больше всего болеют в Курумоче, Малой и Большой Царевщине (ныне поселок Волжский). Кошкинский райком наиболее опасными в эпидемиологическом отношении определил села Ново-Калмаюрского сельсовета (председателем здесь тогда был Ибрагимов) и колхоз имени Карла Маркса (председатель Мифтахутдинов)…
Но своеобразным эпицентром бедствия стал Ново-Буянский район. 28 апреля бюро райкома партии призывает все предприятия и организации помочь заболевшим септической ангиной людям. К этому времени число больных уже превысило 500 человек, самыми трудными называются села Мулловка (председатель совета Узбеков), Старый Буян, Ново-Урайкино (Калимуллин), Новая Бинарадка, Пискалы (Дмитриев). Немного позже, 5 мая, в районе была создана чрезвычайная комиссия (так называемая «тройка» — значит, это слово ассоциируется в нашей истории и с добрыми делами) в составе секретаря РК ВКП(б), заместителя председателя райисполкома и заведующего райздравотделом. Именно тогда и были предприняты решительные меры по пресечению сбора отравленных колосков, началась организация больниц и пунктов питания. Первые стационары были развернуты в Пискалах, Узюко-во и Новой Бинарадке на 100 коек в каждом селе.
Тем не менее народ, уже успевший употребить смертельный корм, продолжал умирать. 10 мая секретарь Ново-Буянского райкома партии Лаптев вместе с заведующим райздравом пишут экстренное письмо в обком ВКП(б), которое, очевидно, из-за срочности не было даже отпечатано на пишущей машинке, а написано от руки. «Сегодня объездили Мулловский и Ново-Бина-радский сельсоветы, — сообщают они секретарю обкома Жаворонкову — положение тяжелое, колхозники умирают каждый день по 5-10 человек на село, гибнет множество детей. Медикаментов и лечебных продуктов не хватает… Просим Вас, уважаемый Василий Гаврилович, выделить для района дополнительное количество яиц, животного масла, но, в первую очередь, хотя бы 2 кг сульфидина и 3 кг стрептоцида».
Обращает внимание на себя стиль письма, не принятый в официальной переписке между партийными органами. Видимо, руководитель района до того был потрясен увиденным, что в отношениях с начальством не осталось места разного рода формальностям, которые уступили место простой человеческой просьбе и мольбе.
Самым тяжелым был май, особенно вторая его половина. Несмотря на все принимаемые меры, в районах, пострадавших от эпидемий, уже работало большое количество врачей из Куйбышева, Москвы, других городов, повсеместно были развернуты стационары для больных и постепенно улучшалось их снабжение необходимыми препаратами, а пункты питания брали на довольствие всех больных — победить ангину сразу не удавалось. Люди, истощенные и измученные войной, стали очень восприимчивыми ко всем болезням, а уж такую страшную — переносили с трудом, многим же это было просто не под силу.
Употребляли эти несчастные люди до такой степени отравленный хлеб, что надежд на спасение было очень мало. В одном из архивных документов содержится рекомендация: с собранным от колхозников зараженным зерном обращаться в соответствии с инструкцией НКВД СССР «О порядке хранения и транспортировке ядовитых веществ». Стало быть, мука, из которой люди готовили для себя смертельную еду, была для жизни такой же опасной, как продукция какого-либо химического производства.
Ангина также безжалостно косила людей и в других районах: Подбельском, Колдыбанском (ныне Красноармейском), Кинельском, пригородных Куйбышевском, Молотовском… Поданным секретаря Исаклинского райкома партии Андреева, во второй половине мая каждый день в районе умирало по 15-20 человек, в Кинель-Черкасском районе за один месяц похоронили 452 человека.
Злая воля судьбы: к этому времени, получив тяжелые ранения и став инвалидами, с войны возвращались фронтовики. Уцелев на передовой, они находили смерть на родине — от ангины. Так умер мой односельчанин Мутыгулла Кадыров: пролежав долгие месяцы в госпиталях, сильно изувеченный, но живой, он был списан из армии, приехал домой и уже стал работать в колхозе. Но война достала-таки его в родной деревне Ново-Урайкино — бывший солдат Кадыров отравился ядовитым хлебом и умер, оставив целую избу сирот.
А в селе Кочевка (она была неподалеку от Ка-линовки, что на Ульяновском шоссе) в один день от ангины скончались три инвалида войны, только что демобилизовавшиеся из армии.
Вместе со своими хозяевами заболел и домашний скот: буренки, попробовав фураж из того зерна, низвергая изо рта потоки крови, тоже умирали и за околицей многих сел тогда возникли огромные скотомогильники из туш коров, быков и лошадей, которые пали от отравления.
В мае сорок четвертого года стояла жара под тридцать градусов. Старожилы вспоминают, что в те дни, когда умирало особенно много людей и могильщики не успевали подготавливать места для их погребения, в деревнях в безветренную погоду стоял густой трупный запах. Такое, например, отмечалось в Новой Бинарадке. Поэтому во многих документах, посвященных этой истории, мы читаем, что местным органам власти во избежание новых эпидемий предписывается принимать необходимые меры для скорейшего захоронения умерших.
Такая опасность казалась очевидной. Тем более условия войны для всякой заразы были великолепными. Архивы пестрят фактами о заболеваниях трахомой, дизентерией, брюшным тифом, дифтерией, корью, сыпным тифом… Недостаток гигиенических средств и медикаментов, а также общее ослабление организма людей способствовали широкому распространению инфекционных заболеваний. И медико-санитарные службы порой вынуждены были вести борьбу одновременно на несколько фронтов.
Но септическая ангина стала без преувеличения катастрофой, к которой органы здравоохранения и власти оказались не готовы. И дело не только в острейшем недостатке лекарств и отвлечении большей части медицинских сил на нужды фронта. 30 апреля Главный санитарный врач Куйбышевской области П. В. Геминов пишет докладную секретарю обкома ВКП(б) Жаворонкову и председателю облисполкома Хопову, где сообщает, что сбор остатков перезимовавшего хлеба приобретает массовый характер, руководители колхозов и сельские советы не принимают должных мер для предотвращения подобного явления, и поэтому число заболевших растет с каждым днем.
Следует отметить и такое обстоятельство: все, что было связано с эпидемией септической ангины, максимально засекречивалось. Даже в переписке между санитарными ведомствами. Себе же во вред. В одной из своих телеграмм Нар-комздрав РСФСР просит Куйбышевский облисполком «впредь донесения о септической ангине не посылать шифровками. Этим вы лишаете нас возможности оперативно действовать» — сказано в послании. Конечно, требования военного времени вынуждали власти по возможности скрывать масштабы трагедии. Особенно тщательно оберегали от этой информации солдат Действующей армии, чтобы сохранить их боевой дух.
Участник Великой Отечественной войны Ю. И. Гайнуллин, много лет проработавший директором Ново-Урайкинской восьмилетней школы Красноярского района, вспоминал, что летом 1944 года он получил из деревни от сестер На-жии и Нурии странное письмо: его строки на треть были аккуратно замазаны химическим карандашом. Только демобилизовавшись и вернувшись в родные края, Юнус Исмагилович узнал, что скрывал от него военный цензор-татарин: правду о страшной эпидемии в тылу.
Была у этой сверхсекретности еще одна сторона — порой даже у самих местных органов создавалось необъективное представление о происходящем. Чем еще можно объяснить тот факт, что решение о запрещении продажи на рынках, вокзалах, пристанях изделий из муки облисполком принял только 29 мая, когда погибли уже тысячи жителей области, многие из которых, приобретя отравленные продукты именно на таких базарах и отравившись ими. Прими областная власть это суровое распоряжение пораньше, скажем, сразу же после первых смертных случаев, многих жертв можно было бы избежать. Ведь многие подхватывали ангину именно на пристанях и вокзалах, покупая лепешки и булки из несъедобной муки.
Хватало и разгильдяйства. Читаешь архивные документы и диву даешься: то второй секретарь райкома, поехав на «борьбу с ангиной» в одно из сел, напился и устроил скандал, то врачи клиники мединститута внезапно уехали в Куйбышев, бросив в глухой деревушке стационар со всеми больными септической ангиной, то фельдшер районной амбулатории (мужчина) весь положенный для процедур спирт употребил совсем по другому назначению… Так что расхожая идеологическая формула о том, что «вся Советская страна была как один военный лагерь», оказывается, не всегда соответствует истине.
Впрочем, это сейчас, через пятьдесят с лишним лет нам все ясно и понятно. Тогда же обстояло иначе: советские люди и все, кто ими руководил, переносили неимоверные трудности и преодоление ангины было далеко не единственной их задачей. Именно из-за головокружительного круговорота проблем, из-за недостатка сил и средств упускались из виду многие важные вопросы. Как, например, пресечение сбора колхозниками колосков на весенних полях.
Все списывалось на войну. Именно с этим, на мой взгляд, было связано появление легенды о немецких самолетах, которые осенью 1943 года якобы сбрасывали на поля отравляющие вещества. Ее часто приходилось слышать в детстве. Но легенда осталась легендой. Потому, что германские фашисты, несмотря на все свое вероломство, тем не менее открыто не нарушали Женевский протокол 1925 года «О запрещении применения в боевых действиях удушливых, ядовитых газов и бактериологических средств», и отравляющие вещества в войне, за исключением, конечно, концлагерей, не применяли. Так что не было самолетов. Если бы они и прорвались сквозь мощную систему советской ПВО в район Куйбышева, что в конце 1943 года в принципе было уже невозможно, то бомбили бы авиационные заводы или, например, имевший стратегическое значение Сызранскии мост. Но никак не опрыскивали бы ядом поля у татарских, чувашских, русских или мордовских сел. Немецкому командованию было уже не до стариков и детей. Гитлеровцы подписали им смертный приговор задолго до этого — 22 июня 1941 года, когда начали войну против Советского Союза.
Итоги эпидемии септической ангины — массового отравления, вызванного употреблением в пищу перезимовавших под снегом и поэтому пораженных грибковой флорой хлебных злаков в Куйбышевской области весной 1944 года — были страшными: всего в разных формах ею переболело 57 тысяч человек, умерло — 4958. Больше всего умерших отмечено в Ново-Буянском районе — 901, Кошкинском — 873, Подбельском — 642, Елховском — 587 и так далее. Среди них: детей в возрасте до 16 лет — 44 процента, стариков в возрасте старше 60 лет — 28 процентов, остальные - люди среднего возраста. Эти цифры взяты из годового отчета Куйбышевского облздравотдела «О заболевании септической ангиной в 1944 г.» - скорбной сводной таблицы по всем 36 районам области того времени.
…На многих кладбищах наших сел незримыми границами очерчены могилы тех, кто умер от ангины в апреле-июне 1944 года. Для многих из них эти могилы — без надгробных камней и надписей - стали братскими: здесь маленькие дети лежат вместе со своими матерями, старики — с внуками… Проходя мимо их вечного пристанища и покоя, вспомните их и поклонитесь им. Они — погибшие не от фашистских пуль и бомбежек, а от голода и болезней — тоже жертвы немилосердной той войны.
Шамиль ГАЛИМОВ.
Газета «Азан» (№№ 12-13), 1998 год.
Просмотров: 2989