Марат Башаров: «Путин – татарская фамилия, задумайтесь об этом…»

Известный актер о поездке в Сирию, работе с муфтиятом Москвы, Алине Загитовой и Татьяне Тарасовой, а также драках по национальному признаку

Театральное представление «Разговор с душой. За гранью» показывали на прошлой неделе на сцене Камаловского театра. Режиссером и исполнителем главной роли в проекте выступил именитый артист Марат Башаров. «БИЗНЕС Online» перед одной из казанских репетиций поговорил со звездой российского кино о взятых под опеку актером сирийских девочке и мальчике, нехватке мечетей в Москве, съемках в фильме «Мулла» по пьесе Туфана Миннуллина и общении на татарском с собственными детьми.

«БОГ ДАЕТ ТЕБЕ МНОГОЕ, ОН ПОЗВОЛЯЕТ ТЕБЕ МНОГОЕ»

— Марат, расскажите о своей недавней поездке в Сирию, в лагерь беженцев. Зачем вам это?

— Наверное, это было и для себя… Будучи медийным человеком, приходится ездить в детдома, в больницы, к разным людям, например к солдатам в военный госпиталь имени Бурденко. Там лежат молодые ребята, пострадавшие в боевых точках. Я считаю, что это такое обязательство, моя обязанность. Во-первых, как человека, имеющего возможность посетить то место, в котором, вероятно, людям нужна твоя помощь. Во-вторых, повторю, я публичная персона, и, конечно же, это часть моей профессии — заниматься благотворительностью, потому что Бог дает тебе многое, он позволяет тебе многое, и вот за то, что он тебе позволяет и дает, всегда нужно его благодарить и просить. Всевышний говорил: «Просите меня, и я вам отвечу».

У меня есть две ноги, две руки, голова на плечах, есть язык, слава богу, еще мыслю. И вот пока я мыслю, буду просить у Аллаха не только за себя, но и за тех людей, которые нуждаются в его помощи, защите, поддержке, поэтому, когда Ильдар хазрат Аляутдинов, муфтий Москвы, предложил вместе с ним поехать в горячую точку, я без раздумий согласился, ибо это святое дело. И потом, конечно же, интересно, когда еще побываешь, посмотришь.

И вот побывал, посмотрел… Не дай бог, конечно, оказаться в такой ситуации, в которой оказались местные жители. Безусловно, эта поездка заставила задуматься о многом. Я бывал в горячих точках, наблюдал многое: был во Вьетнаме, в Камбодже, видел пострадавших детей, семьи, но никак не ожидал, что увижу картину еще хуже, ужаснее, еще страшнее. Даже не мог предположить, что все окажется вот так.

— Хотите еще поехать?

— После спектакля «Разговор с душой. За гранью» мы разговаривали с Ильдаром хазратом, я у него спросил, когда в следующий раз они снова собираются поехать в Сирию. Скорее всего, это будет середина апреля. Иншалла, еще раз съездим, но уже не в эти лагеря, а в другие, чтобы оказать помощь и там.

— Вы взяли под опеку детей — мальчика Ахмада и девочку Асму, некоторые СМИ пишут, что вы их даже усыновили.

— Я взял их под опеку, да, но не говорил про усыновление. Придумывают просто журналисты, ваши друзья, братья, сестры и так далее, которых я не очень долюбливаю за это. Никакого удочерения, усыновления — это опека, опекунство. Чем отличаются эти два понятия, пусть читатели посмотрят в энциклопедии, причем не в интернете, как сейчас принято, а сходят в библиотеку.

— Собираетесь с этими детьми еще увидеться?

— Бог даст, съездим в Сирию в апреле — конечно, обязательно заеду к ребятам. Сейчас мы занимаемся визой для них и их матерей, потому что и у Асмы есть мама, и у Ахмада, а больше никого… Визой мы занимаемся для того, чтобы они имели возможность приехать ко мне в Москву. Как раз должно стать теплее, не так холодно, надеюсь. Зима задержалась. Покажу им столицу. Хотя я думаю, что сразу много всего показывать не стоит, так как они бедные, из своего района никуда и не выезжали, ничего не видели. Слишком много информации, от этого можно и с ума сойти. Все будет постепенно. Алла бирса, привезем в Казань, покажем ее, а как же по-другому?!

— Сводите их на свои спектакли?

— Понимаете, они не говорят ни по-русски, ни по-английски, только на арабском языке, поэтому общение происходит через переводчика. Я надеюсь, что свожу их в цирк — это общедоступный, универсальный язык, он понятен всем. Также предполагается зоопарк… В общем, обычная детская программа. Слава богу, что в Москве полно всяких мест, развлечений для детей — куча всего.

Жалко, конечно, что в театр не получится сводить как зрителей, но я обязательно проведу их за кулисы, покажу кухню театральную. Театр интересен еще и с обратной стороны. Я никогда не забуду, когда в первый раз попал в театр «Современник» и навсегда остался там. Меня привели за кулисы: и вот эта темнота, запах, театральная пыль, атмосфера — театр влюбил меня в себя при первой же закулисной встрече. Поэтому ребят тоже туда свожу.

«СТАРАЮСЬ НЕ ПОДВОДИТЬ ДУХОВЕНСТВО, КОТОРОЕ ДЛЯ МОЕЙ ЗАЩИТЫ, ОПЕКИ ОТПРАВИЛА МАМА»

— Вы также говорили, что хотите свою постановку «Разговор с душой. За гранью» повезти в Сирию, в Ливан.

— Да, мы собираемся постановку везти и в Ливан, и в Дамаск. Опять же если нас пустят, ибо сейчас в Дамаске снова все ухудшилось. А в спектакле занято огромное количество человек, во-первых. Во-вторых, мы же не будем играть при пустом зале, придут зрители. Но, как нам объяснили, большое скопление людей — мишень для террористов, поэтому пока думаем…

— В постановке «Разговор с душой», которая также посвящена тому, что человек уходит к радикалам, звучат мысли о том, что в Москве не хватает мечетей, есть проблема с ношением платков в учебных заведениях, что все это ведет к радикализации…

— Действительно, мечетей в Москве мало, их реально мало. Чтобы попасть в мечеть на большие праздники, люди приходят за три часа. Это такие давки, а ведь хотелось бы, чтобы было как у цивилизованных людей.

В прошлом году я был в Турции, в Анталье, зашел там в мечеть… Как мне понравилось! Там так хорошо, свободно, все друг друга пропускают, уважают. Когда ты там, есть ощущение, состояние настоящего праздника. И так у всех: у самих турок, у туристов-мусульман. Есть возвышенное ощущение праздника. К сожалению, в Москве этого нет: там люди приходят как будто бы для того, чтобы поставить галочку, чтобы покрасоваться, чтобы братки, его диаспора увидели, что он был. И никакого разговора с Богом нет. В московских мечетях такая сборная солянка, кого только нет, это превратилось в рынок. Говорят обо всем, делают все, но только не то, что нужно делать в мечетях. Поэтому пытаемся в «Разговоре с душой» поговорить в первую очередь, конечно, со своей душой, и сделать так, чтобы каждый, кто пришел на спектакль, поговорил со своей душой на тему того, как нужно верить.

— Как вы считаете, посыл доходит до зрителей? Есть обратная связь?

— Я надеюсь, что есть, и хотелось бы больше отдачи, но невозможно всех сразу заставить. У нас в постановке заняты как мусульмане, так и немусульмане, присутствуют представители разных конфессий. Тем не менее этот спектакль нельзя играть как обычную постановку. Обязательно нужно задуматься: для чего ты сейчас выходишь на сцену, что ты хочешь зрителю сказать? Это ни в коем случае не просто необходимость донести информацию, нет. Нужно вместе со зрителем пережить то, о чем мы говорим. Этого мы и будем от них требовать — переживать всю ситуацию вместе с моим персонажем, вместе с другими, вместе с людьми, а не просто показать, что есть вот мы в Москве, есть люди в Сирии, есть то, есть Бог, а вы выбирайте.

— Вы ведь уже третий год в этом проекте совместно с муфтиятом Москвы. Чувствуете изменения в себе?

— Конечно, спустя три года вот уже режиссер (смеется). Через три года уже будет актер, режиссер, продюсер. Но вообще, конечно, чувствуются изменения, мы растем, взрослеем. Я очень рад, что Всевышний свел меня с этой командой, с муфтиятом. Знаете, так получилось, что мама моя ушла и вместо нее пришли эти люди, эта команда, как будто это она их направила ко мне: «Займитесь, пожалуйста, моим сыном, помогайте ему, он вас не подведет». И я стараюсь не подводить духовенство, которое для моей защиты, опеки отправила мама.

«Я УВЕРЕН, ЧТО «МУЛЛА» ПОЯВИТСЯ НА БОЛЬШИХ ЭКРАНАХ И ЧТО БУДУТ БОЛЬШИЕ СБОРЫ»

— Вы снялись в татарстанском фильме «Мулла» по одноименной пьесе Туфана Миннуллина. Почему согласились на участие в этом проекте?

— Я давно жду, когда мы, татары, будем впереди планеты всей, в том числе в киноиндустрии. Ну мы же почти везде впереди, почему кино-то не снимаем? Какая актерская школа у нас, какая режиссерская школа, сценарии, какая у нас история?! Можно столько историй рассказать языком кинематографа зрителям! И ведь люди хотят, им не хватает вот этого сегмента. Все есть, а кино не хватает. Так почему же мы этим не занимаемся? Поэтому, когда мне предложили поучаствовать в данном проекте, я с удовольствием согласился. Мне сказали, что картина будет на татарском языке, который, в принципе, если позаниматься, с моим мишарским акцентом будет очень ничего. Но я согласился на русском играть, ничего страшного.

По сюжету мой герой Артур приезжает из Москвы в деревню к другу, он уже обрусел, обмосквичал… Хотя дело не в этом — я счастлив, что чуть-чуть подвинулся лед в области кинематографии. Дай бог, чтобы картина получилась. Но то, что получилось, то, что я видел на площадке… Мы также общались с режиссером Рамилем Фазлыевым, играющим и главную роль, я видел отрывки спектакля, который он поставил по этой же пьесе, мне очень понравилось: глубоко, тонко. И вся эта история так злободневна. 

— А вам не кажется, что сама пьеса «Мулла» татарского классика Миннуллина немного прямолинейна, а герои в ней слишком уж очевидно разделены на хороших и плохих?

— Нет. А как еще можно говорить об этой теме? Витиевато? Тогда люди махнут — и все, мол, ай. Именно прямолинейно. А картины Германа? Раз — и шок. А Ларс фон Триер, если брать зарубежных постановщиков? Очень хорошо, что это сказано жестким, элементарным языком, потому это трогает душу. Как сейчас затронуть душу зрителя? Тяжело. Есть интернет, телевизор, реклама — что хочешь. Мы все обросли какой-то броней, непонятно из чего состоящей. Кстати, наш спектакль «Разговор с душой» ее пробивает.

— А фильм «Мулла» пробьет?

— Дай бог.

— Сможет ли он добраться до больших экранов кинотеатров?

— Я уверен, что «Мулла» появится на больших экранах и что будут большие сборы. Более того, мне бы очень хотелось, чтобы фильм ездил по фестивалям, чтобы в разных странах показывали бы эту ситуацию. Уверен, что во многих странах похожее положение. Повторю, этот фильм покажет и расскажет всему миру, что такое ислам на самом деле, какие мы в действительности, что не надо бояться, что не надо клеветать на эту религию. У нее нет зла, поэтому мне бы очень хотелось, чтобы мы поездили с данным фильмом.

«К ВЕЛИКОМУ СОЖАЛЕНИЮ, БРАТСТВА ТАТАРСКИХ АРТИСТОВ В СТОЛИЦЕ НЕТ»

— Насколько много татарского в вашей профессиональной и повседневной жизни?

— Наверное, лучше спросить у моих друзей, они вам точнее ответят на этот вопрос. Если честно, постоянно пропагандирую тот факт, что я татарин, призываю: давайте будем все татарами. С друзьями мы часто ездим на гастроли, а сейчас у нас своя хоккейная команда «КомАр», с которой мы также много ездим по стране. Во время таких поездок рассказываю про Даниса Зарипова: мол, смотрите, какой спортсмен, лучший хоккеист, и он татарин. Да и в целом лучшие автогонщики — татары, лучшие теннисисты — татары, и так далее. И вообще, Путин — татарская фамилия, задумайтесь об этом… Так что пропагандирую, стараюсь изо всех сил.

— Кстати, ваши реплики на татарском языке со сцены Камаловского воспринимались на ура, зал взрывался.

— Правда? Ну хорошо.

— Дома в Москве как часто на татарском приходится разговаривать?

— Старшая дочь Амели знает татарский, мама моя говорила с ней на татарском, на арабском учила ее молитвам. Сейчас и Марселя будем потихоньку приучать к татарскому языку. Это же так удобно. В детстве моя мама, когда мы находились в общественном месте и она хотела мне что-то сказать, чтобы никто не услышал и не понял, она переходила на татарский. И так же я веду себя с Амели. Вместо того чтобы писать СМС или жестами что-то показывать, условно говоря, поправь юбку или бант, я обращаюсь к ней на татарском.

— В одном интервью вы рассказывали, что в детстве приходилось драться за то, что вы татарин.

— Да, в школе. У меня был товарищ Боря, он был евреем, прямо таким настоящим, а я настоящий такой татарин. Мы с ним были закадычными друзьями, потом, к сожалению, в 8-м классе он уехал в Америку. Мы были настолько друганы… Знаете, вот как начинается словесная перепалка: «Дурак». — «Сам дурак!» — «Нет, ты дурак!»

Но самое обидное, когда он говорил: «Татарин!» «Ах так, а ты еврей!» — отвечал я ему. И так слово за слово начиналась драка, мы с ним дрались до первой крови. Вечером (а жили мы в одном доме) прихожу домой — форма порвана. Мама спрашивает: «С кем, опять с Борей?» Я отвечал: «Да! А чего он?» Тогда наши родители созванивались: мол, сейчас придем. Меня брали за руку и отводили к нему, или они приходили к нам. И нас мирили с Борей. Но, знаете, когда в 14 лет я получил паспорт, а он у меня до сих пор хранится, то в нем была графа «Национальность». Так вот я написал там «татарин», а Борька не написал «еврей», он написал «русский». Вот так.

— С артистами-татарами общаетесь в Москве?

— К великому сожалению, братства татарских артистов в столице нет. Но с Рамилем Сабитовым, который играет моего отца в спектакле «Разговор с душой» и который исполнил роль хана Берке в сериале «Золотая Орда», например, мы давно знакомы, это не первый наш совместный проект, мы снимались в кино, пересекаемся в театре. Вот с ним мы как бы друг друга тащим, поддерживаем. Он меня куда-то пригласит, я его куда-то, потому что как татары держимся вместе.

С Чулпан Хаматовой, с которой мы также работали вместе, дружим не на татарской почве, а на почве того, что она помогает детям, у нее благотворительный фонд «Подари жизнь». Нет такого, что вот мы татары, давай будем продвигать наше татарское. Так что нет какой-то братии в татаро-московской актерской среде. А если она и есть, меня туда не берут. Опять же, если и есть, то в Казань — нашу татарскую Мекку — приезжает Марат Башаров, а не братия. Ну кто приезжает — Шакуров Сергей Каюмович? Не слышал, а я был в последний раз здесь всего два месяца назад.

«И НА СТАРУХУ БЫВАЕТ ПРОРУХА» — ЭТО БУДЕТ МОЙ ТАТАРСКИЙ ОТВЕТ ТАТЬЯНЕ АНАТОЛЬЕВНЕ»

— Нельзя не спросить вас как участника ледовых шоу и ведущего проекта «Ледниковый период» про триумф наших девушек в женском одиночном фигурном катании на Олимпиаде.

— Про Алину Загитову?

— Да. Почему такое отношение к ней после победы? На телевидении появляется одна Евгения Медведева. Плюс не очень красивая реакции Татьяны Тарасовой, когда она кричала на всю страну о том, что хочет победы Медведевой. Страна буквально раскололась, выбирая между Алиной и Женей.

— Правда? Знаете, Татьяна Анатольевна, конечно, профессионал и собаку съела на этом виде спорта, но обидно, что она показала себя в таком виде. Я всегда верил ей и всегда прислушивался к ее словам, она великий тренер. Оказывается, прошу подчеркнуть, «и на старуху бывает проруха» — вот это будет мой татарский ответ Татьяне Анатольевне.

В целом по поводу всей этой ситуации есть еще одна хорошая фраза: «А Васька слушает, да ест». Поэтому обращаюсь через вашу газету: Алиночка, дорогая, как только ты появилась первый раз на льду, я сразу сказал, что вот этот человек будет олимпийским чемпионом, а может, и не раз. Я счастлив и горжусь тобой! Буду плакать за тебя, вместе с тобой после твоего катания, до и во время. Главное, чтобы не вместо. А раз говорят, раз пишут гадости в соцсетях, значит, помнят. Помните, как наша татарка уделала в Пхенчхане весь мир, в том числе Медведеву, которая, кстати, тоже неплохая девчонка. 

— Вы во время «Разговора с душой» в Казани пошутили немного о прошедших выборах президента России. А сами на выборы ходили?

— Да, а как же? За Владимира Владимировича голос отдал, обязательно. И я не пошутил, я сказал правду, действительно выборы были честными. Дорес (с татарского «правильно»).

«БИЗНЕС Online».

Просмотров: 1322