Ученые Института Марджани обсудили проблемы культурного и музыкального наследия татарского народа.
Кому сегодня нужен татарский «моң»? И что это вообще такое? Этими вопросами задались ученые Института Марджани на семинаре по Стратегии татарского народа, когда обсуждали музыкальное и культурное наследие.
Общий тон дискуссии задал руководитель Центра истории и теории национального образования Марат Гибатдинов.
- Каждый понимает, что «моң» принадлежит татарам, пусть хоть и никто не понимает уже это слово, никто не может его перевести на другие языки. Однако если татарин услышит «моңлы» песню или напев, то это сразу же поднимает его настроение. Мне кажется, что «моң» - это инструмент, который объединяет нашу нацию. А вот в какой степени мы им сегодня пользуемся? Что такое «моң»? - вопрошал эксперт.
Кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник Центра изучения истории и культуры татар-кряшен и нагайбаков Института Марджани Геннадий Макаров рассказал, как именно сегодня наукой понимается термин «моң».
- Слово моң в некотором смысле ведь может и отталкивать, потому что под ним имеется в виду «горесть», «печаль». Например, когда у одного человека начинает плохо видеть глаз, то говорят, чтобы много ему не говорить, не тревожить его, не мучить, что у него есть «моң». Второе значение - стиль пения. Если человек может исполнить национальную песню, то про такого говорят, что у него «моң» есть, что он поёт и играет на инструментах с «моң», - рассуждает ученый.
По его словам, если рассматривать этот термин с таким пониманием, то да, «моң» очень подходит татарам.
- Моң очень подходит татарам, потому что у них грустных, печальных событий много. Тем более человек, который не повидал печаль и лишения, не знает радости. Человек и свою радость, и грусть в первую очередь песней выражает. Поэтому когда говорят, что человек «моңлы» поёт, это значит, что он с грустью поёт, — добавляет Макаров.
Научный сотрудник института Алмаз Асхадуллин высказывает мнение, что сегодня слово «моң» понимают по-разному. Одни его считают отдельным жанром, другие говорят, что это некое состояние, которое позволяет петь с мелизматическими оборотами.
Ученый также обращает внимание на то, что сегодня у нас нет официального обучения игре на народных музыкальных инструментах. Даже в консерватории кафедра отсутствует. Да и кадров для этого не хватает. Это объясняется тем, что сами татары мало интересуются своим национальным музыкальным наследием. Даже современные исполнители практически не используют в своих композициях эти моменты.
- Если по направлениям смотреть - на эстраде не используются национальные музыкальные инструменты, а нам нужно среди молодёжи пропаганду делать, в соцсетях. Это могло бы привести к результатам. Тяжело сказать, есть ли сегодня «моң». Мы его в формате «эпического дастана», «касыйды» потеряли, можно сказать. Сейчас у нас развивается эстрада и современная ритмическая музыка, - считает Асхадуллин.
С коллегой не согласился Гибатдинов. На его взгляд, заинтересованность у народа есть. Просто нет возможности поддерживать её.
- Вот как можно заинтересовать тем, чего нет? Вы знаете, наверное, что на турецких авиалиниях музыка играет всякая. Там есть и классическая музыка, и оперная, и джаз. И там есть и турецкая музыка. Я с удовольствием слушаю её, когда летаю. Я так проникся этой музыкой, что стал искать в интернете. Ну где же наши дастаны? Дастан «Идегей» ведь спеть можно, есть даңе — несколько даже вариантов его напева. Можно ли сегодня найти в интернете исполнение «Идегея», «Кыйсса-и Йосуфа», «Саксок»? Где это наше наследие? — вопрошает Гибатдинов.
К дискуссии удалённо подключились татары из Уфы. В частности, о степени востребованности татарского «моң» заговорил оперный певец Рафис Хуснутдинов.
- Так как я уже 22 года живу в Италии, то было много интересных случаев. Я обычно пою зарубежные произведения, на итальянском пою. Но стараюсь петь и наши татарские произведения. Я долгое время работаю с нашим российским центром науки и культуры в Риме при нашем посольстве и организовываю концерты с татарстанскими исполнителями. Один раз от вас к нам приезжала Хамдуна Тимергалиева, - рассказывает Хуснутдинов.
Он вспомнил, как однажды делал в Риме «Вечер Тукая» и на этот концерт пришли одни итальянцы.
- Когда шёл концерт, мне самому было очень интересно. Когда я пою, то не могу видеть реакцию зрителей от начала до конца. А вот когда к нам Зухра Сахабиева приезжала и был татарский вечер, я видел глаза всех зрителей, видел, как наша татарская мелодия, наш моң в них проникает, как она хватает их за душу, доходит до сердца, до мозгов. Им очень нравится наша мелодика, наш мелизм. Итальянцы интересовались, как вот эта наша татарская песня поётся. Для них наше татарское исполнение является высшим пилотажем. Они спрашивали у нас, как мы это делаем, где мы учимся такому исполнению песен, не наследственный ли это дар?! - добавляет спикер.
Татарские исполнители объясняли итальянцам, что это наш фольклор, наследие, которое досталось от наших отцов и дедов.
Оперный певец, так же как и Асхадуллин, посетовал, что в Уфе, как и в Казани, сегодня никто профессионально не исполняет народных песен, игру на национальных инструментах в музыкальных образовательных учреждениях не преподаёт.
- Я сам окончил училище искусств в Уфе, а потом - консерваторию. У нас в училище был предмет «Народное пение». Раз в неделю была практика именно народного пения. Нас учили петь татарские, башкирские народные песни. Поэтому это очень серьёзный вопрос: преподаётся ли сегодня предмет народного пения в училищах или консерваториях? В Уфе сейчас, к сожалению, больше такого предмет нет, людей не учат навыку исполнения народной песни, - подытожил Хуснутдинов.
Просмотров: 878