Военный путь малая из Мукмень-Каратая

Путь этот у уроженца самарской земли М.Г. Крымова получился насыщенным разнознаковыми событиями. Сын муллы в годы первой мировой войны стал офицером, который устанавливал и защищал советскую власть на Южном Урале, был левым эсером и дважды членом партии большевиков. Он познал плен чешских легионеров, готовил красноармейские мусульманские воинские формирования и руководящие кадры для них в Москве и Казани, воевал на Восточном фронте и в Сибири в годы Гражданской войны, окончил три факультета Военной академии РККА им. М.В. Фрунзе. Довелось Миргазияну Галиулловичу быть и военным разведчиком в Турции, испытать эмоции от увольнения и восстановления в Красной Армии, познать тонкости штабной, преподавательской и командной работы. Полковник Крымов в должности комдива участвовал в Великой Отечественной войне, которая для него завершилась в середине апреля 1945 года в связи с гибелью в ходе боевых действий на территории Австрии.

А родился он 7 апреля 1891 года в деревне Мукмень-Каратай Кузайкинской волости Бугульминского уезда Самарской губернии (ныне – село Мукмин-Каратай Лениногорского района РТ). Когда мальчику было два года, его отца Галиуллу Идиятулловича направили указным муллой в деревню Мендеево Мензелинского уезда Уфимской губернии, куда он перевез свою семью и проработал там до 1920 года. Так что детство Миргазиян провел в этом населенном пункте, получив начальное образование в местном мектебе.

Но в 1906 году отец развелся с его матерью, Сабирой Мухаметзяновной, и с этого времени связь с Галиуллой ага была потеряна. Сабира ханум перебралась в свою родную деревню Юлтимирово Бугульминского уезда Самарской губернии и работала там учительницей начальных классов. Видимо, с ней уехал и герой нашей статьи, и его братья: старший Мирсаид, младший Ахад. Однако на следующий год Миргазиян отправился в Казань с намерением пройти обучение, которое позволило бы ему стать учителем. Для этого он поступил, по мнению одних источников, в Казанскую учительскую семинарию, а, по мнению других, – в Татарскую учительскую школу.

Попробуем разобраться, кто же из них прав. Семинария представляла собой среднее учебное заведение, готовившее учителей марийских, мордовских, чувашских, удмуртских и кряшено-татарских школ, а также священников для нерусских народов. В основу их подготовки была положена концепция, предполагавшая сильное православное влияние. Да и принимались в семинарию только православные. Преподавание велось на русском языке, срок обучения составлял 4 года (вместе с подготовительным классом). Изучались такие предметы: Закон Божий, русский язык, история, география, арифметика и геометрия, церковное пение. Большое значение придавалось и педагогике. Учащиеся и преподаватели активно участвовали в переводах Библии и христианской литературы на их родные языки. Выпускники семинарии составили основу формирующейся национальной интеллигенции народов Поволжья и Приуралья.

Что касается Татарской учительской школы, то это было первое светское среднее учебное заведение для татар с преподаванием на русском языке. Основной задачей заведения являлась «подготовка молодых людей магометанского вероисповедания для распространения русской грамотности в татарских селениях Казанской губернии». Сюда принимались юноши, достигшие 16 лет. Предлагаемый им 4-летний курс предусматривал изучение русского языка и литературы, татарского языка, математики, естествознания, географии, истории, рисования, педагогики и мусульманского вероучения.

Вряд ли сын муллы мог быть православным и видеть себя учителем-миссионером или христианским священником. Да и имя-отчество его не похожи на кряшенские. Поэтому мы склоняемся к тому, что Крымов обучался в Татарской учительской школе, которая стала «кузницей кадров» для татарского революционного и национально-демократического движения. Здесь, очевидно, он и воспринял революционный дух своих сокурсников. Правда, возникает вопрос – а как после окончания «татарского Оксфорда» ему удалось «вырваться» за пределы Казанской губернии и начать учительствовать в школах губернии Уфимской? Возможно, начинающий преподаватель сам попросился в Мензелинский уезд, в котором он прожил до этого 13 детско-юношеских лет.

Со своими школьниками он пребывал «в саду знаний» (так назвал в то время ниву просвещения Г.Тукай) в течение четырех лет. А потом в связи с началом Первой мировой войны учителя призвали в армию. Службу он начал в Казани рядовым 95-го запасного батальона, но на фронт не попал. Через несколько месяцев Крымова отправили в Тифлис – во 2-ю школу подготовки прапорщиков пехоты, поскольку сей рядовой обладал достаточным образовательным уровнем.

Дело в том, что во время упомянутой войны образовались существенные потери офицерского состава в российской армии. Уже к осени 1915 года некомплект офицеров в частях составил более 24 тысяч человек. Русский прапорщик жил на передовой в среднем 10-15 дней, а потом – гибель или ранение. Именно на прапорщиков пришелся самый высокий процент боевых потерь среди офицеров и рядовых.

Для восполнения этого урона были открыты краткосрочные военно-учебные заведения по подготовке офицеров военного времени – прапорщиков. Всего за время войны начала действовать 41 школа прапорщиков. Комплектовались они лицами с высшим и средним образованием, годными к военной службе, и вообще любыми людьми, имевшими образование в объеме уездного или высшего начального училища, а также отличившимися на фронте солдатами и унтер-офицерами. В школы могли поступать и гражданские чиновники призывного возраста. В течение квартала будущим младшим командирам преподавали стрелковое, окопное и пулеметное дело, тактику, топографию, службу связи. Также они изучали воинские уставы, основы армейского законоведения и административного права, проходили строевую и полевую подготовку.

Юнкер Крымов завершил курс обучения в Тифлисе к 1 сентября 1916 года и, получив звание прапорщик, стал командиром взвода109-го запасного пехотного полка в г. Челябинске Оренбургской губернии. Полк входил в 32-ю пехотную запасную бригаду Казанского военного округа и размещался в так называемых Красных казармах, на долю которых выпало обилие исторических событий. Пока же наш герой занимался организацией соответствующей подготовки солдат запасного полка, после прохождения которой из них формировались маршевые роты, направлявшиеся в войска.

Но вот грянул 1917 год, и Февральская революция принесла массу перемен в жизнь россиян. В воинских частях и подразделениях начали создаваться органы самоуправления – солдатские комитеты. Организаторскую и агитационную работу среди солдат активно вели эсеры и члены РСДРП(б). Миргазияна в числе первых избрали председателем ротного солдатского комитета. В марте он вступил в партию социалистов-революционеров (эсеров), затем в ее левое крыло и вскоре был введен в местный рабочий комитет этой партии.

В середине того же месяца из Советов рабочих (создан 5 марта) и солдатских депутатов (создан 7 марта) в Челябинске сформировали объединенный городской Совет, который разместился в Народном доме, ставшем центром общественно-политической жизни города. В составе Совета действовала солдатская секция, в которой к лету работало 108 человек. Наш герой вошел в состав Челябинского Совета рабочих и солдатских депутатов, по настоянию которого в августе он стал командиром 11-й роты в своем полку, членом исполкома Совета и членом президиума солдатской секции. А с сентября прапорщик Крымов – председатель солдатского комитета 109-го запасного пехотного полка.

Добавим к этому, что в мае он участвовал в работе Первого Всероссийского мусульманского съезда в Москве. А как член исполкома «Общества распространения идей гражданства среди мусульман» вел пропаганду среди единоверцев уезда. Кроме того, Крымов руководил формированием добровольческого Уральского отдельного мусульманского революционного батальона (800 чел.) из татар и башкир, проходивших военную подготовку в запасных частях Урала, который позже сыграл свою роль в деле передачи власти Челябинскому Совету. То есть жизнь Миргазияна закипела, и градус ее долго не спадал. А сам он стал заметной политической фигурой в городе.

Во время корниловского мятежа М.Г. Крымова назначили исполняющим обязанности начальника Челябинского гарнизона. Под его руководством был ликвидирован мятеж в 163-м запасном полку, не разделявшем революционные устремления 109-го полка. Занимался он и созданием отрядов Красной гвардии на промышленных предприятиях, констатировав спустя десятилетия, что к этому делу «приступили с большим опозданием».

26 октября в городе установилось единовластие Челябинского Совета рабочих и солдатских депутатов, с которым до этого соперничали разные общественные организации. Красная гвардия захватила Госбанк, почту, телеграф и другие учреждения. Разоружена была «реакционная» часть офицеров 109-го и 163-го полков, а «антисоветски настроенных» солдат отправили домой.Но в тот же день войсковой атаман Оренбургского казачьего войска А.И. Дутов подписал приказ о непризнании Советской власти на подвластной ему территории. К Челябинску направили две маршевые казачьи сотни. Сводный отряд подъесаула Н.Н. Титова остановился в 6 км от него и предъявил ультиматум: Совет – распустить, Красную гвардию – разоружить, а власть передать городской думе. В противном случае городу обещали артиллерийский обстрел, военные действия на улицах и «пройтись бронированным автомобилем по рабочим кварталам».

Красногвардейские отряды были готовы противостоять казакам, несмотря на нехватку оружия. Их намерение поддерживало еще 150–200 военнослужащих местного гарнизона и солдаты упомянутого выше «детища» нашего героя – мусульманского батальона. Остальные же заняли позицию наблюдателей. По мнению исследователя А.А. Абрамовского, «Положение осложнялось и тем, что не были сплочены и едины вооруженные силы Челябинска. В гарнизоне существовало двоевластие: с одной стороны стоял советский начальник обороны города М.Г. Крымов, назначенный на эту должность Комитетом по поддержанию революционного порядка, с другой находился не смещенный прежний гарнизонный командир – первоначально в лице менее решительного контрреволюционного полковника Велька, а затем, после его бегства из Челябинска, – более активного, ярого монархиста полковника Сорочинского».

Одним словом, Совету во избежание кровопролития мирных граждан пришлось выполнить ультиматум, и 2 ноября он объявил о передаче власти в Челябинске городской думе. Хотя в один из предшествовавших дней солдаты 4-й мусульманской роты 109-го запасного пехотного полка, охранявшие телеграф, смогли дать отпор казачьему разъезду, который внезапно появился в черте уездного центра.

А 19 ноября по просьбе Челябинского Совета рабочих и солдатских депутатов в город прибыл сводный Самаро-Сызранский и Уфимский отряд революционных солдат в количестве до 600 человек и с шестью орудиями. На следующий день при его поддержке была восстановлена власть Совета и организован Военно-революционный комитет (ВРК), в состав которого вошли 10 большевиков и три левых эсера (среди них и М.Крымов). Председателем ВРК избрали прибывшего из Самары А.П. Галактионова (в декабре его сменил самарский солдат, будущий маршал В.К. Блюхер). ВРК взял под контроль передвижение воинских частей гарнизона, запретил «вторжение в жилье, готовые помещения», обещал пресекать «все попытки к погрому, насилию, нарушению революционного порядка». Запрещались самовольные обыски, конфискации и реквизиции.

Прапорщика Крымова ВРК назначил начальником Челябинского гарнизона, отстранив от занимаемых должностей монархически настроенных офицеров во главе с Сорочинским. При этом наш герой продолжал выполнять и обязанности руководителя обороны города. Для управления вооруженными силами при подавлении выступлений оренбургского казачества был создан штаб главнокомандующего во главе с В.К. Садлуцким, который командовал артиллерийской батареей в прибывшем самарском отряде. Начальником штаба стал Блюхер, а членами – еще три человека и в том числе М.Крымов. Он принимал участие в разработке и осуществлении боевых операций против отрядов атамана А.И. Дутова. Затем наш герой был назначен еще и комиссаром 32-й запасной пехотной бригады

Но не только военными делами занимался Миргазиян эфенди. Так, 13 декабря о намерении «дать отпор большевикам и защитить народные капиталы» заявили сотрудники Челябинского филиала госбанка и союза кредитных и ссудо-сберегательных товариществ. Вечером в госбанк, оцепленный войсками, вошли шесть членов ВРК (среди них Крымов и Блюхер). Они арестовали главных саботажников – управляющего, контролера и бухгалтера. На следующий день банк заработал, и в него был допущен комиссар ВРК – в обмен на освобождение арестованных. А в клубе 163-го запасного полка М.Крымов вместе с другими революционно настроенными прапорщиками проводил беседы с солдатами на актуальные темы и выступал перед ними с лекциями.

Приходилось ему и не по назначению использовать воинские части, а именно – для борьбы с мешочниками, скупавшими и вывозившими хлеб. Только в январе 1918 года они нелегально транспортировали из Челябинского и Троицкого уездов более 2,5 млн пудов ржи и пшеницы. «Сам Челябинск и все прилегающие станции были забиты мешочниками, состоявшими в основном из кулаков и спекулянтов. Образовавшаяся пробка на Челябинском узле угрожала: с одной стороны, отрывом Сибири от европейской части Советской Республики и, с другой – серьезными осложнениями для самого Челябинска. Требовалась безотлагательная и кардинальная очистка магистрали от мешочников. Без воинской силы обойтись было невозможно», – вспоминал о тех днях спустя годы Миргазиян Галиуллович. Из молодых воинов, испытанных боями, создали реквизиционные отряды, которые вскоре «разрулили» ситуацию несмотря на противодействие скупщиков. Так, 18 января на железнодорожной станции Челябинск произошло вооруженное столкновение между этими отрядами и 600 мешочниками.

Затем в жизни героя статьи наступил период. который ныне можно назвать загадочно-уфимским. Кто-то командировал его в феврале-марте 1918 года в столицу Уфимской губернии для выполнения спецработы по ликвидации мусульманских контрреволюционных организаций. Некоторые источники дают пояснения: участвовал в раскрытии заговора против пролетарской власти, руководил ликвидацией Башкирского национального собрания и военного шуро, контролировал расформирование 2-го мусульманского полка и других башкирских воинских подразделений. Видимо. к этому времени Миргазиян уже «переболел» стремлением к созданию панисламистской республики, которое проявлял ранее.

Да, в феврале семеро членов Башкирского правительства и Башкирского центрального шуро были арестованы, поскольку поддерживали договорные отношения с руководством белого движения. Но эти органы располагались и работали в Оренбурге, и отправили их деятелей в тюрьму пришедшие в этот город в начале 1918 года большевики. Но уже в апреле в результате налета казаков Дутова и башкирских партизан названные узники были освобождены, и никакой ликвидации упомянутых органов не произошло. Более того, они в мае восстановили свою деятельность, причем новым местом их размещения стал захваченный чешскими легионерами Челябинск.

Так что же делал в Уфе Крымов? Думается, что ответом на сей вопрос может служить цитата из воспоминаний уфимца И.П. Павлова,  опубликованных в 2015 году Е.Бурденковым под названием «Большевик, подпольщик, боевик». Член боевых дружин на Южном Урале с времен первой русской революции написал следующее: «В начале 1918 года мы разоружили башкирский полк, в котором верховодили эсеры и, играя на национальных чувствах башкир, настраивали их против советской власти. По распоряжению губкома, план операции разработал Эразм Кадомцев (один из создателей и начальник штаба БОНВ – прим. Р.Ш.). Сначала в полк направили башкир-большевиков, они там почву подготовили, и когда мы с пулеметами окружили здание, в котором тот размещался, башкиры без сопротивления сложили оружие и разошлись по домам. … Арестовывали и меньшевиков, которые готовили заговор против советской власти».

Пишет он еще о том, как БОНВ (боевые организации народного вооружения) встречали на подъезде к Уфе эшелоны, шедшие с фронта, и разоружали демобилизованных солдат, которые везли много оружия, включая даже пушки. Разоружение башкирского полка и проходящих эшелонов дали возможность хорошо оснастить уфимские красногвардейские отряды, а затем и части Красной Армии. В этом деле, возможно, пригодились и опыт Крымова борьбы с мешочниками, и его мусульманские познания. Бывшим уфимским боевикам он понравился, и его на съезде БОНВ ввели в военный совет. Также он стал членом только что созданной Уфимской губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и хищничеством (ЧК), которую возглавил бывший боевой дружинник П.И. Зенцов.

После этого Миргазияна направили комендантом в г. Троицк Оренбургской губернии, который вскоре окружили дутовцы, прервав связь этого уездного центра с Челябинском. Но в конце марта для атамана наступил черный день, поскольку после крупного сражения в 12 верстах от Троицка, у Черной речки, белоказаки отступили, и уральские красногвардейские дружины вступили в город. Крымов в нем находился почти до конца лета, а потом вернулся в Челябинск и стал военным комиссаром.

Это была новая должность, появившаяся 8 апреля 1918 года, когда Совет Народных Комиссаров РСФСР принял «Декрет об учреждении волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатов по военным делам». Они должны были решать задачи по учету военнообязанных и материальных средств, мобилизационной работы, формирования частей и подразделений, обучения и снабжения войск. Но развернуть энергичную деятельность наш герой не успел, потому что 27 мая город попал под власть восставших легионеров чехословацкого корпуса, двигавшегося эшелонами на Дальний Восток.

Мятеж чехов в Челябинске начался с ночного захвата упомянутых ранее Красных казарм, где размещались два полка РККА, которые были застигнуты врасплох. Поэтому в руки не понесших потерь легионеров попали 15 тыс. винтовок и 20 орудий, пять пулеметов и грузовые автомобили. Арестованное руководство челябинской организации большевиков чехи содержали в Красных казармах.

Был задержан и Крымов. Его поместили в городской концентрационный лагерь, откуда он через три дня бежал. В селе Белоярском Челябинского уезда Миргазиян встретился с небольшим отрядом красногвардейцев, во главе которого направился в Шадринск – уездный город Пермской губернии. Путь этот был непрост, он изобиловал вооруженными стычками и освобождениями из-под стражи советских работников, так как некоторые села охраняли крестьянские дружины, разочаровавшиеся в новой власти. А мятеж чехословацкого корпуса послужил катализатором антибольшевистского протеста в регионе. Из Шадринска, в котором 29 мая ввели военное положение, отряд был направлен в Екатеринбург, а оттуда в Уфу.

Здесь М.Г. Крымова, по мнению авторов публикаций, избрали губернским военным комиссаром. Стал он и членом оперативно-полевого штаба, имевшим отношение к руководству операциями против чехословаков и учредиловцев, наступавших со стороны Самары и Челябинска. Но в списке военных комиссаров Башкирии наш прапорщик не значится. Так, в монографии М.А. Бикмеева «Военные комиссары Башкортостана», изданной в 2013 году, первым комиссаром назван прапорщик Евлампиев А.К. (1917-1919), вторым – прапорщик Докман С.Ф. (1919-1920). Однако, по архивным данным Евлампиев занимал сей пост до июля 1918 года. И тогда находится период и для комиссарства Миргазияна. Он как раз в те дни появился в Уфе, и сам Евлампиев мог порекомендовать его на свое место, поскольку они были коллегами в военном советеБОНВ, который весной реорганизовали в Уфимский губернский штаб БОНВ. Правда в начале июля 1918 года военный комиссариат эвакуировали в село Николо-Березовку, так как с 4 июля и до конца года столица губернии была в руках белых. Выезжал ли в это село наш герой – информации нет.

В любом случае уже летом Крымов являлся представителем губернского штаба БОНВ при командовании 2-й армии. Это объединение возникло в июне 1918 года, когда все отряды и воинские части, действовавшие у Уфы, собрали воедино. В середине следующего месяца 2-ю армию разделили на Левую и Правую группы войск. Миргазияна назначили начальником оперативной части Левой группы. А когда в августе из частей этой армии, воевавших к востоку от Чистополя, были сформированы 5-я Уральская и 6-я Уральская пехотные дивизии, Крымов стал помощником начальника первой из них. В конце лета белые осуществили наступление почти на всех участках обороны 2-й армии, но ее бойцы выдержали это испытание.

Через три месяца, в ноябре, Крымова командировали в Москву и назначили начальником военного отдела Центральной мусульманской военной коллегии (ЦМВК) при Наркомвоенморе РСФСР. Еще одно знаковое событие в его жизни той осени – он вышел из партии левых эсеров. А в ЦМВК Миргазиян попал, выражаясь армейским языком, 2-го формирования.

Первый ее состав из трех человек во главе с М.М. Вахитовым 2 августа приехал в Казань для содействия военному Наркомату в создании армии в регионе с преобладающим мусульманским населением. А через несколько дней они попали в плен войскам Комитета членов Учредительного собрания после взятия чешскими легионерами Казани. Командовавший при обороне города сформированным в Москве 2-м татаро-башкирским батальоном М. Вахитов был вскоре казнен.

Отдел Крымова занимался комплектованием мусульманских частей, разработкой штатов и подбором командного состава. Вскоре ему поручили проработать и доложить вопрос об открытии в Москве мусульманских пехотных командных курсов. В начале декабря ЦМВК постановила открыть с 1 января 1919 года такие курсы на 200 человек, но в Казани. Докладчику велели решить на месте все организационные вопросы.

Прибывшая в город на Волге комиссия в составе председателя Хмылева и двух членов – Шильдера и Крымова подобрала командный состав, набрала преподавателей по предметам, создала учебную и хозяйственную части, лазарет, приобрела часть обмундирования, артиллерийского и инженерного снаряжения и т.д. В качестве помещения местная власть предоставила нуждавшееся в ремонте здание бывшего Петровского женского училища. Приемные испытания желающих поступить на 2-е Советские мусульманские пехотные курсы провели с 19 марта по 15 апреля 1919 года. Но в связи с тяжелым положением на Восточном фронте 18 апреля было принято решение об откомандировании личного состава курсов в формирующийся в Казани 1-й Татарский полк 1-й отдельной Приволжской татарской стрелковой бригады.

Миргазияну, занимавшемуся курсами по март, довелось некоторое время командовать этой бригадой. Вместе с ее комиссаром Ш.Х. Усмановым он опубликовал 6 апреля в газете «Кызыл Армия» («Красная Армия») – органе ЦМВК, воззвание «Свободолюбивые татарские джигиты – под красное знамя». В нем руководители формируемого соединения приглашали соплеменников на службу и работу в бригаде.

С конца апреля и до последних дней года М.Г. Крымов служил помощником начальника оперативного отряда, начальника оперативного отдела и начальника штаба Укрепленного района (УР), сформированого в Казани в период наступления армий Колчака. Тогда приказом по Восточному фронту были созданы Вятский, Казанский, Симбирский, Самарский и Саратовский УРы. Для оборудования Казанского укрепрайона привлекли сотни рабочих и крестьян, которые на протяжении 400 километров возвели позиции, огороженные колючей проволокой. Задачей этого УРа была охрана переправ на Волге и оборона Казани. В дальнейшем Казанский УР перемещался вслед за наступающими красноармейцами и менял наименования. Так, в июле он стал Сарапульским УРом, в августе – Челябинским. 1920 год сей укрепрайон встретил как Кокчетавский степной УР, а в феврале его назвали Акмолинским.

Но два последних переименования УРа состоялись без нашего героя. который в начале 20-х исполнял обязанности начальника штаба 175-й и 103-й стрелковых бригад, в каждую из которых входило по три полка.. А минувший год принес ему два новых заметных события в личном плане. Он стал членом РКП (б), а, будучи в Челябинске, женился на Е.А. Павилонской.

С июня по сентябрь 1921 года Миргазиян был старшим помощником начальника штаба по оперативной части Экспедиционного корпуса 5-й армии, руководившего операциями по ликвидации войск барона Р.Ф. Унгерна, перешедших советскую границу в конце мая. 1−13 июня в боях под г. Троицкосавском (с 1934 года – г. Кяхта) Унгерн был разбит и отступил в Монголию. Для преследования его и сформировали Экспедиционный корпус 5-й армии. 6 июля его части вступили в Ургу (ныне – г. Улан-Батор), но барон оттуда успел уйти и в середине месяца повторил попытку прорыва в Россию. Однако и она, несмотря на ряд побед, кончилась для него через месяц очередным бегством в Монголию, где его свои же и сдали. 14 сентября Экспедиционный корпус, выполнивший поставленные задачи, был расформирован.

После этого Крымова отправили на учебу в Военную академию РККА, где он окончил основной факультет в 1924 году. Отметим при этом то, что Миргазиян выдержал чистку этого учебного заведения, проведенную летом 1922 года. А проверка была нешуточной – по ее итогам исключили 52% проверенных комиссией или 48% всех слушателей. Более того, наш герой продолжил обучение и в 1924-1926 годах был слушателем восточного факультета этой академии, ставшей носить имя М.В. Фрунзе. Тогда было установлено, что на сей факультет должны поступать только выпускники Военной академии или равного с ней военно-учебного заведения.

Освоивший английский и турецкий языки Крымов следующие пять лет находился в Турции и выполнял спецзадание в качестве сотрудника аппарата военного атташе при полпредстве СССР. Поведать что-либо о его нелегальной деятельности в этой стране мы не в силах, но можем привести интересную цитату из воспоминаний о 20-х годах бывшего заместителя советского торгпреда в Турецкой республике, невозвращенца И.Ибрагимова: «В Турции действует целый штаб, очень хорошо организованный, из бывших офицеров – северных татар, ставших коммунистами и окончивших спецкурсы при Красном Генштабе, числящихся официально на должностях драгоманов (переводчиков) разных рангов при полпредствах и в консульствах… Результатом их работы очень довольны были всегда в Центре, и в Генеральном штабе вполне удовлетворены… Их в конце концов отозвали, но с назначением на высокие военные должности в Штабе Закавказской Армии, в частях, расположенных на турецкой границе, фактически на ту же работу, только с резиденцией на территории СССР».

Именно так получилось с нашим героем, который, вернувшись из-за рубежа, служил в штабе Кавказской Краснознаменной армии, поначалу помощником начальника, а затем и начальником разведотдела, занимавшегося Турцией и Персией. В конце 1932-го его вновь отправили учиться – теперь уже на оперативный факультет Военной академии имени М.В. Фрунзе, который открылся годом ранее для подготовки широко образованных оперативных работников для высших штабов.

По завершении полугодовой учебы Миргазиян эфенди два года служил начальником штаба 1-й Казанской стрелковой дивизии имени ЦИК Татарской АССР и неоднократно бывал временно исполняющим обязанности командира этого соединения. В феврале 1935 года Крымова назначили помощником начальника штаба 19-го стрелкового корпуса. Однако прибыв к месту службы, он получил новое направление – в альма-матер – руководить кафедрой общей тактики. В декабре того же года ему присвоили звание полковника.

Казалось бы, все идет хорошо, по нарастающей. Полковник Крымов возглавил кафедру, ему есть что рассказать слушателям из личного опыта и накопленного багажа знаний. Но пришло время очередной чистки академии, и на сей раз вспомнили об эсеровской молодости Миргазияна Галиулловича, и о том, что он сын муллы. «Хороший был парень, жаль, что эсер» – это сказано не именно о нашем герое, но фраза характерна для того времени. В итоге с 1 января 1937 года  полковника понизили в должности до руководителя кабинета кафедры тактики первого курса, а затем – до ассистента. Осенью же следующего года его уволили из армии в запас по статье 43 «б» Положения о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА – в аттестационном порядке по служебному несоответствию. Но до этого Крымову вручили медаль «ХХ лет РККА», которая весьма ценилась в то время и была первой медалью в наградной системе СССР.

В начале 1939 года Миргазияна абый приняли на работу преподавателем военной кафедры Московского института стали им. И.В. Сталина. Одновременно он вел занятия по военной подготовке в школах Москворецкого района. В том же году его исключили из ВКП (б) в связи с троцкистскими взглядами и несообщением о расстреле отца. Маховик репрессий мог ударить по Крымову и сильнее, если бы его имя увязали с фамилией «японского шпиона» В.К. Блюхера или с бывшими начальниками героя статьи: председателем ЦМВК М.Х. Султан-Галиевым, обвиненным в создании «контрреволюционной организации», и военно-морским атташе при полпредстве СССР в Турции А.А. Соболевым, который стал невозвращенцем.

Тем не менее, Крымов не побоялся побороться за свое доброе имя. Он обратился в Наркомат обороны с просьбой о возвращении в ряды РККА и получил ответ центральной комиссии при Управлении по командному и начальствующему составу об оставлении его в запасе с изменением пункта статьи увольнения. Приказом НКО от 30 ноября 1939 года упомянутый пункт был изменен на 43 «а» – за невозможностью использования в связи с сокращением штатов или реорганизацией. Это позволило запаснику вернуться в армейский строй.

В октябре 1941 года он прибыл в созданный летом Высший военный гидрометеорологический институт Красной Армии (ВВГМИ КА) и был зачислен на должность старшего преподавателя общевойсковой тактики. В том же месяце институт отправили в г. ЛенинабадТаджикской ССР (ныне – г. Ходжент), куда он добрался на излете осени. А в декабре на всех факультетах и отделениях ВВГМИ КА приступили к занятиям. Наступивший вскоре День Красной Армии стал памятным для Крымова, так как он – красногвардеец с 1917 года – снова принял военную присягу. Но накануне следующего учебного года его направили в распоряжение отдела кадров Среднеазиатского военного округа (САВО) «для прохождения дальнейшей службы».

Причину такого решения поясняют составленные на нашего героя характеристики, текст которых приводят казанские ученые Я.Я. Гришин и Д.Р. Шарафутдинов в книге «На службе Родине». В них отмечается, что полковник Крымов показал себя в институте грамотным и политически развитым командиром, который любит и знает свое дело как преподаватель и добился неплохих результатов в обучении слушателей. Вместе с тем, за недостаточную дисциплинированность в работе получил два взыскания от начальника института. С товарищами не общителен, грубоват к подчиненным, не смог сработаться с преподавательским составом, т.к. вместо терпеливой помощи и показа действовал окриком или нотациями. Скрытен и упрям, не признает свои ошибки. Мстителен и способен к очернению товарищей по работе, выставляя себя в выгодном свете, в силу чего создал вокруг себя нервную и недружелюбную обстановку. В конце этих документов сделан вывод о несоответствии Миргазияна Галиулловича занимаемой должности и целесообразности его использования в тыловых частях или в системе всеобуча.

А в САВО от него отказались из-за «невозможности использовать на равнозначащей должности». Тогда Крымова отправили в действующую армию. В начале октября 1942 года он приехал в Тамбов на должность заместителя командира 98-й стрелковой дивизии (2-го формирования), которую после сражений в районе Сталинграда вывели в Тамбовскую область, где до 6 декабря она укомплектовывалась личным составом. Боевые действия соединение возобновило 18 декабря, но через три месяца оно было отправлено на формирование в г. Сведловск Ворошиловградской области и 16 апреля 1943 года преобразовано в 86-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Комдив подписал характеристику на своего зама, в которой подчеркнул, что его оторванность от полевых частей сказалось на руководстве Крымова обучением войск, и он потерял авторитет вследствие незнания боевого опыта частей.

Вот цитата из того документа, который опубликовали названные выше историки Казани: «Будучи в боевой обстановке растерялся и в 4[-м] с[трелковом] п[олку] допустил личную панику, чем окончательно подорвал веру в себя. Будучи посылаем в части, всегда блуждал, поручения не только не выполнял, но их путал, чем усложнял положение в руководстве. Авторитетом не пользуется. В общении с подчиненными вызывает конфликт. Личная военная грамотность теоретическая есть, но не соразмеряет с обстановкой вследствие неумения ее учитывать. Вывод: Занимаемой должности не соответствует. Оставить в дальнейшем нет возможности…».

М.Г. Крымова направили в распоряжение Военного Совета Южного фронта, который в апреле 1943 года решил использовать его на той же должности, но уже в 387-й стрелковой дивизии. Однако и здесь отзывы о нем не радуют. Уже через два месяца его начальник полковник Макерьев дает такую характеристику герою статьи: «Теоретически подготовлен очень хорошо, но в бою свои знания по своему укладу характера применить не может – в бою нерешителен, не инициативен, страдает излишней осторожностью. Физическое напряжение переносит с трудом. Целесообразнее использовать на преподавательской работе в военно-учебных заведениях». Тем не менее, когда вскоре Макерьев покинул дивизию, ее комдивом на следующий день стал Крымов. Возможно, в Военном Совете фронта решили, что военный «потенциал» нашего гвардии полковника перевесит трудности его характера и вхождения в новую войну.

На этой должности он служил ровно два месяца, а затем Крымова в начале августа перебросили на командование 127-й дивизией (3-го формирования) Южного фронта. Она была обескровленной после июльских боев на Миус-фронте. Тем не менее, дивизия показала свои лучшие качества при сражениях в Донбассе под руководством нашего героя. Так, 18 августа ее бойцы освободили Криницы и подошли к Саур-Могиле – кургану в Шахтерском районе, господствовавшему над местностью. Не случайно на его вершине располагался наблюдательный пункт 6-й армии вермахта.

На склонах кургана были врыты в землю бронеколпаки с огневыми средствами, блиндажи и дзоты. Огневые позиции располагались в несколько ярусов. Для обороны использовались также огнеметные танки, самоходные артиллерийские установки «Фердинанд», орудия и минометы.

В штурме Саур-Могилы участвовали 96-я и 34-я гвардейские стрелковые дивизии, а левый фланг наступления составили части 127-й дивизии полковника Крымова. По воспоминаниям очевидцев, одно из самых страшных впечатлений тех дней у бойцов – как они ползли вверх, к дзотам, а немцы выбрасывали из амбразур гранаты. Вид их, катящихся сверху, ожидание, когда они разорвутся – у твоей ли головы, на спине ли, или на соседе – остался кошмаром у многих выживших участников тех боев. Для защиты от пуль и осколков залегшие на склонах красноармейцы использовали тела своих убитых товарищей.

30 августа высота 277,9 метра (Саур-Могила) была взята. Над немецкими войсками нависла угроза расчленения и окружения. «Командование группы «Юг» приказало поэтому, – признавался позже ее командующий Э.Манштейн в книге «Утерянные победы», – 31 августа отвести6-ю армию на подготовленную тыловую позицию.Этим был сделан первый шаг к сдаче Донбасса».

А 127-я сд к 19 часам 1-го сентября уже вела бои в восточном и юго-восточном секторах г. Чистяково (с 1964 года – г. Торез). На следующий день город был освобожден войсками Южного фронта, и вскоре дивизии Крымова присвоили наименование «Чистяковская». За отличие она отмечена в приказе Верховного Главнокомандующего от 4 сентября 1943 года. Двумя неделями позже самого комдива представили к награждению орденом Красного Знамени.

В наградном листе отмечено, что его дивизия в боях за освобождение Донбасса, особенно при взятии Чистяково и штурме г. Горловки (она освободила его 4 сентября – прим Р.Ш.) проявила высокую боевую стремительность к окружению и уничтожению противника. В сражениях за Горловку части дивизии нанесли противнику ощутимые потери и захватили большие трофеи. При его преследовании в дальнейшем 127-я сд продемонстрировала хорошую маневренность, а личный состав – сработанность и выносливость. Говорится также о личном мужестве и храбрости беспартийного М.Г. Крымова, его умении хорошо организовывать боевые действия своих частей и подразделений. Добавим, что в этом соединении Миргазияна эфенди снова приняли кандидатом в члены ВКП(б).

Но характер комдива по-прежнему давал о себе знать. Исследователь действий дивизии и пути своего отца-офицера в ее рядах А.П. Пискунов приводит выдержку из журнала боевых действий 55-го стрелкового корпуса (55-го ск) по поводу освобождения Горловки: «127 стрелковая дивизия (полковник Крымов) должна была наступать с севера и выйти на северо-западную окраину.Товарищ Крымов самовольно нарушил боевые порядки, определенные приказом командира корпуса, вследствие чего дивизия не участвовала во взятии Горловки». Пискунов считает, что этот нонсенс – есть проявление сложных взаимоотношений нашего героя с командиром корпуса генерал-майором П.Е. Ловягиным, который, похоже, не терпел строптивости, даже если она не выставлялась напоказ.

Дивизия Крымова, потерявшая с июня 67% личного состава и заметно ослабившая огневую вооруженность, продолжала двигаться вперед и освобождать населенные пункты. Так, 7 сентября ее воины взяли железнодорожную станцию и крупный населенный пункт Авдеевку, 18-го – села Юрковку и Жеребец. Войдя в состав 55-го корпуса, она почти постоянно находиласьв его первом эшелоне, сражаясь днем и ночью.

Но 18 сентября в журнале боевых действий 55-го ск появилась запись такого содержания:командир корпуса приказал 127-й стрелковой дивизии ночными действиями усилить наступление.И далее практически дословно: «Командир 127-й сд Крымов отстранен комкором за бездеятельность от командования дивизией.Командовать дивизией временно допущен майор Батенков». Обратите внимание, уважаемый читатель, что именно в этот день командование 5-й ударной армии представило полковника к награждению орденом. А Ловягин явно погорячился, ибо не в его власти снятие и назначение комдивов.

20 сентября было решено вывести 127-ю сд в резерв фронта. Бойцам досталась не только передышка и обучение, но и череда маршей-переходов. А через два месяца дивизию направили на 1-й Украинский фронт, где она приняла участие в Житомирско-Бердичевской операции. Немцы готовили рывок к Киеву, и на их пути оказался Радомышль – райцентр Житомирской области. Как раз в этих местах встали в оборону части под командованием полковника Крымова. В изодранном летнем обмундировании, грязными после долгих маршей – такими их увидел проверяющий из штаба армии. Вагоны с зимним обмундированием дивизии, полученным еще в октябре, удалось отыскать 7-8 декабря, а питание в 127-й дивизии вошло в норму только на пару-тройку дней ранее.  

Поэтому в декабре уже прославившегося комдива отстранили от должности «за плохое руководство дивизией, за отсутствие заботы о быте и питании личного состава» и зачислили в распоряжение Военного Совета 1-го Украинского фронта.

Новое место службы нашлось довольно быстро. 18 января 1944 года Крымов возглавил 38-ю стрелковую дивизию (3-го формирования), командир которой 15 января был арестован, так как, находясь в нетрезвом состоянии «в период отхода своих частей, застрелил без необходимости несколько солдат и офицеров». В конце месяца он был приговорен к расстрелу, который привели в исполнение. В феврале Крымов получил пополнение в 2392 чел., затем выстраивал оборонительные позиции соединения, совершал с ним марши, подчиняясь разным корпусам. А уже с 20 апреля он стал заместителем командира по строевой части 232-й стрелковой Сумско-Киевской Краснознаменной ордена Богдана Хмельницкого и Суворова дивизии (2-й Украинский фронт).

В те дни это соединение (2-го формирования) после тяжелых боев по расширению плацдарма перешло к обороне, в которой пребывало до середины августа 1944 года. А что касается Крымова, то не прошло и месяца его нахождения в дивизии, как ее командир дал оценку своему заму: «Безынициативен, в работе вял и постоянно ждет приказа. Приказы выполняет вяло, всегда с некоторыми ирониями. К подчиненным относится безразлично, не требовательный. Характер очень слабый, но большого мнения о себе. Вывод: Может быть использован на преподавательской работе или же на административной работе». Но командование 40-й армии посчитало, что наш полковник «должности заместителя командира дивизии соответствует».

Прошло еще два месяца, и тот же комдив пишет, что если «по прибытии в дивизию полковник Крымов недостаточно проявил себя как заместитель командира дивизии в связи с его переживаниями снятия с командования дивизией, то в настоящее время все недостатки полковник Крымов устранил и к работе относится добросовестно, к подчиненным требователен и настойчив, – характер недостаточно твердый. В тактической обстановке разбирается хорошо, тактичен, грамотен, решения принимает правильно, дисциплинирован, исполнителен, в общении с подчиненными культурен. Занимаемой должности соответствует».

В связи с чем так разнятся эти документы? То ли комдив славной дивизии – Герой Советского Союза в генеральском звании – поторопился с выводами, то ли принял точку зрения начальства. А 9 октября того же года он подписал наградной лист на Крымова, представив его к ордену Красного Знамени. В изложении заслуг отмечено большое внимание гвардии полковника повышению боевой подготовки и учебе частей в период обороны и выучке их к наступательным боям. Поэтому при прорыве вражеского укрепрайона 19-20 августа части дивизии умело выполнили свою задачу. А в период наступления в Карпатах Крымов, находясь в передовых отрядах соединения, правильно оценивал обстановку и принимал умелые решения. Причем, при прорыве укрепрайона у румынского села Содомень он выполнил указание комдива и лично помог командиру 1-го батальона 794-го стрелкового полка в организации этого успеха.

C 15 по 25 октября 232-я сд приняла участие в освобождении румынского города Сату-Маре, затем вступила в бои за венгерский город Ньиредьхаза. Ее подразделения имели отношение и к взятию г. Мишкольца. А в декабре соединение перешло границу Венгрии с Чехословакиейи вступило в полосу упорнейших сражений, позволивших ему за месяц с лишним пройти менее 100 км. Но герой статьи эти километры не промерил, так как в декабре был направлен в 206-ю стрелковую Корсуньскую Краснознаменную орденов Суворова и Кутузова дивизию заместителем командира по строевой части (2-й Украинский фронт).

Здесь ему дали блестящую характеристику по всем позициям и в феврале 1945 года представили к награждению орденом Ленина. Со своей последней дивизией Миргазиян абый продвигался с зимними боями по Венгрии и Словакии. Затем весь февраль соединение находилось южнее Будапешта и, не имея соприкосновения с противником, занималось боевой и политической подготовкой, за организацию которых отвечали Крымов и политотдел. 6 марта передышка окончилась, и дивизия вновь вступила в сражения на территории Венгрии, выйдя в конце месяца на границу этой страны с Австрией. Поэтому в апреле 1945 года 206-я сд вела боевее действия на родине Моцарта, Штрауса и Шуберта, вступая в населенные пункты федеральной земле Штирия. Так, 8 апреля красноармейцы взяли г. Феринг.

А через неделю в журнал боевых действий дивизии была внесена вот эта запись: «За 15.4.45 г. противнику нанесены потери: уничтожено около 75 солдат и офицеров, взято в плен 7 чел. Потери дивизии за 15.4.45 г.: убито – 27, ранено – 77. В числе убитых зам. командира дивизии по строевой части полковник Крымов, командир 748-го стрелкового полка подполковник Шмонин».

Наш герой был похоронен возле церкви югославского города Сомбор, который ныне находится в Республике Сербия (автономный край Воеводина). Летом того же года Миргазияна Галиулловича перезахоронили на партизанском кладбище, расположенном в северо-восточной части Сомбора и имеющем югославскую и красноармейскую части. В нашей части оборудованы 325 одиночных захоронений и одна братская могила девяти офицеров с памятником, на котором выбиты только шесть фамилий, в том числе Крымова и Шмонина.

Вот так, вдали от Родины, завершил военный путь наш земляк. Да и житейский – тоже. Посмертно он был награжден орденом Богдана Хмельницкого II степени. Его не забывали в СССР, помнят и в постсоветское время. Так, и поныне одна из улиц г. Тореза ДНР носит имя М.Г. Крымова. В год его 80-летия в газете «Вечерний Челябинск» была напечатана статья «Герой двух войн». Публикации об уроженце Самарской губернии появляются в разных изданиях и в XXI веке. Еще бы увидеть фамилию Миргазияна эфенди в перечне погибших на войне его односельчан, который вывешен на памятнике им в Мукмин-Каратае. О таких, как он, сложил стихотворные строчки М.Джалиль: «Умирая, не умрет герой – / Мужество останется в веках. / Имя прославляй свое борьбой, / Чтоб оно не молкло на устах!».

 Рашид ШАКИРОВ.

 Журнал «Самарские татары», № 2(35), 2022 года.

 

Просмотров: 798