Трудно начиналась и тяжело завершалась жизнь этого уроженца Самарской губернии, которого коллеги-лингвисты называют ныне наставником наставников по татарскому языкознанию. По аналогии с известной фразой – все русские писатели вышли из гоголевской «Шинели» – можно сказать, что татарские ученые-языковеды появились на свет из широкого теплого рукава вышитой льняной рубашки Заляя ага. Так они называли профессора Латифа Залялетдиновича Залялетдинова, известного в научном и литературном мире под псевдонимом Латиф Заляй.
Будущий «отец» нынешних специалистов по татарскому языку родился 17 ноября 1894 года в деревне Татарское Урайкино (тат. – Иске Кызылсу) Помряскинской волости Ставропольского уезда Самарской губернии (ныне – Старомайнского района Ульяновской области). В некоторых публикациях вместо этих данных упоминаются иные «части» нашей губернии: Мелекесский уезд (но он был создан только в 1919 году), Малокандалинская волость (тоже явление 1919 года) и деревня Уразгильдино (тат. – Яна Кызылсу), находящаяся сейчас в Чердаклинском районе Ульяновской области (однако она основана в 1908 году, и сделали это переселенцы из другого населенного пункта с таким же названием, который с апреля 1940 года входит в состав Татарского Урайкино).
В биографии нашего героя имеются и неточности, внедренные им самим с учетом реалий и требований времени, в котором он жил. Так, считается, что появился Латиф на свет в бедной крестьянской семье и с девяти лет начал подрабатывать, нанимаясь в летние месяцы к богатым людям. При мытье бутылок у производителя кумыса ему довелось общаться с русскими ребятами, благодаря чему мальчик усвоил основы их речи. А на родном языке он в зимние периоды обучался в мектебе своей деревни, в которой тогда было две мечети. Но его родственники утверждают, что отец мальчика был муллой и именно он учил сына в мектебе.
В десять (по другим данным – в 12) лет герой нашей статьи поступил в медресе, начавшее незадолго до этого действовать при открытой в 1900 году Мелекесской соборной мечети. Помог ему в этом ахун деревни Кубань Озеро (тат. – Губан кюль) Ставропольского уезда Самарской губернии Ситдык хазрат Шамгунов, поскольку Латиф остался без ушедшего в иной мир отца. Подростки изучали здесь арабский язык, математику, священный Коран. Партами служили низкие длинные скамеечки, что вынуждало шакирдов заниматься, стоя на коленях. Внутри скамеек имелось место, куда помещались учебники и личные вещи. Потом появились и парты.
И в Мелекессе Латиф в теплое время года подрабатывал в разных местах: то рабочим-грузчиком, то извозчиком, возившим муку с помещичьей мельницы на вокзал. Мест приложения сил было немало, ведь в то время посад Мелекесс значился вторым городом Самарской губернии по величине, промышленному развитию и торговому значению. Хватало нашему герою и бытовых трудностей, тем более, что в годы здешней учебы он стал полным сиротой. Но паренек не сломался, не согнулся и успешно завершил обучение в медресе, сделав это досрочно.
Сразу же он начал педагогическую деятельность, став учителем в мектебе самарской деревни Старое Фейзуллово (тат. – Иске Җүрәй). Не остановил он и процесс самообразования, старательно изучая татарскую литературу. Мугаллиму зарплата не полагалась, и существовал он на подаяния родителей своих учеников. В этом режиме Залялетдинов провел два года, а потом решил попробовать найти более приемлемые условия жизни в Средней Азии. Такой совет дал ему приехавший в гости к родственникам житель Ташкента. Оставил он Латифу и свой адрес. Одним словом в марте 1914 года наш герой вместе с приятелем Х.Шаммазовым отправился в «город хлебный» на сбор фруктов.
Спустя годы Заляй так вспоминал начало этой одиссеи: «Доехали за восемь дней. Осталось у нас на двоих 15 копеек. Сначала искали того советчика, но не нашли. Переночевали в Караван-Сарае. На следующий день встретились с бывшим гостем. Он нас накормил в ашхане. Оказалось, что сезон сбора фруктов начинался в середине мая. Мы сняли комнату в Старом Ташкенте, в 20-квартирном дворе, за 1 рубль в месяц и безуспешно ходили на Пьян базар в центре города в поисках работы. Через несколько дней выяснилось, что здесь надо появляться к пяти часам утра. Оставив товарища дома, пошел к указанному времени. Гляжу – подпоясанный красным кушаком татарин (около него три запряженные лошади) нанимает людей для перевозки грузов. Те просят по 2 рубля и 50 коп за день. Сговорились на двух рублях и кормежке за 35 коп. Взяли и меня. Очень быстро поехали на вокзал, чтобы занять очередь. Ждали час, потом начали грузить мешки с сахарныи песком. В каждом мешке – 6 пудов, и с ним надо сделать 10 шагов до телеги. Но работа была знакомой, и это помогло быстро пресечь шуточки однодневных напарников по поводу моего интеллигентного вида. Так, работая в разных местах, мы дождались середины мая. Я устроился к одному богачу из Дербента: занимался его канцелярией, готовил еду, собирал виноград. В сентябре работа кончилась. Но я уезжать не хотел и устроился в пекарню».
Тем не менее, в начале 1915 года возвращаться домой пришлось в связи с получением повестки о призыве в царскую армию. Уже шла первая мировая война, и солдат Залялетдинов попал в ее окопы. Получив в 1916 году контузию на фронте (после этого всю жизнь были проблемы с шеей), он лечился в московском госпитале. Февральскую революцию Латиф встретил в деревушке под Бухарестом. Домой вернулся в конце сентября 1917 года. А там учителя, создав свой союз, проводили аттестацию кадров на право преподавать в новых условиях. Заляй прошел это испытание и приступил к работе в школе родной деревни.
Есть сведения, что до начала 20-х годов он также преподавал в школе первой ступени, расположенной в другом населенном пункте Самарской губернии – деревне Кубань-Озеро (ныне это село находится в Елховском районе нашей области). Возможно, в тот период его знакомство с дочерью Ситдыка хазрата Рушанией (в быту ее звали Раушан) переросло во влюбленность молодых людей друг в друга. Но жизнь на некоторое время развела их в разные стороны.
Старательного, подготовленного и серьезного учителя в 1921 году перевели в Самару. Здесь Латиф стал преподавателем татарского языка и литературы в только что открывшемся татаро-башкирском педагогическом техникуме. Дебютный год это учебное заведение, обосновавшееся в здании по ул. Уральской, 144 (ныне – ул. Братьев Коростелевых), действовало в статусе педагогических курсов. Именно тогда их слушателями стали 15-летний татарский паренек Касим Фатхутдинов и 16-летняя башкирка Хадия Ильясова. Возможно. им довелось в ходе учебы соприкасаться с нашим героем. Со временем они получат известность как поэт Демьян Фатхи и писательница Хадия Давлетшина (статья о них напечатана в 27-ом номере журнала).
Интересоваться литературной деятельностью начал тогда же и Латиф, пробуя писать стихи и пьесы. Несколько его стихотворений были напечатаны. В период работы заведующим детским домом в Самаре (июль 1921- август 1925 гг.) он сочинил пьесу «Сатылган кыз» («Проданная девушка»), причем сюжет взял из жизни одного из воспитанников. Пьесу много раз ставили на любительской сцене, и на спектакли приходили даже горожане.
Вырученные от продажи билетов деньги шли на нужды детдомовцев и были хотя и небольшой, но добавкой к средствам, выделявшимся государством на увеличивавшуюся сеть детских домов, поскольку мировая и Гражданская войны привели к резкому всплеску численности детей, оставшихся без семей, жилья и попавших в нищету. Вопрос борьбы с детской беспризорностью тогда стоял очень остро и стал для новой власти политической задачей. В ее решении Л.Залялетдинов принял посильное участие. Судя по записям в его учетной партийной карточке, руководство детским учреждением было основной деятельностью Латифа в первой половине второго десятилетия XX века.
Затем его направляли на работу в органы народного образования, расположенные в разных городах Самарской губернии, которая начала на излете 20-х годов менять свои названия на Средневолжскую область и Средневолжский край. Сначала он в течение двух лет трудился инспектором гороно в Бузулуке (официально должность в традициях тех лет называлась несколько иначе – уполнацмен), потом в Самаре. В 1927 году нашего героя приняли в ряды ВКП (б).
Довелось ему, якобы, быть и уполномоченным губоно, хотя в упомянутой выше учетной карточке записано, что 25 августа 1927 года Заляй снялся с партийного учета в Бузулукском уоно в связи с отбытием в Самару, где 1-го сентября ему предстояло вступить в должность заведующего татарской школой №27, Находилась она на углу улиц Троицкой и Торговой (ныне – Галактионовской и Маяковского).В связи с этим он встал на партийный учет в Третьем (Трубочном) райкоме ВКП(б). Но сообщить что-либо о работе Залялетдинова в названном учебном заведении, выпускники которого пополняли ряды учителей, врачей и иных специалистов, а Г.Джемниханов (Джамлиханов) стал знаменитым гармонистом-виртузом, заслуженным артистом ТАССР, сказать ничего не можем.

Выпускники татаро-башкирского педтехникума с преподавателями, Самара, 1928 год. Заляй — 3-й слева во 2-м ряду снизу
Зато известно, что в конце шедшего тогда десятилетия Заляй испытал ощущения начинающего исследователя от созерцания вышедшего из печати первого своего труда. Им стала изданная в 1929 году в Самаре брошюра по методике организации антирелигиозного воспитания в школах первой ступени. Следом за ней увидели свет его учебник «Родной язык» и «Книга для чтения», адресованные учащимся школ второй ступени. Появлялись и публикации нашего земляка по методике преподавания татарского языка в журналах «Мәгариф» («Образование»), «Культура революциясе» («Культурная революция»), а также в самарских методических сборниках, которые он подписывал псевдонимами: Л.Залялев, Л.Заляли и Л.Заляй.
Со временем Латифа вернули на преподавательскую деятельность, и он в 1929-1932 годах вел занятия по татарскому языку в совпартшколах Кузнецка и Мелекесса. Некоторые авторы добавляют в этот перечень и самарскую советско-партийную школу. То есть наш герой был активен на ниве просвещения масс и проявлял неподдельный интерес к научным исследованиям. Поэтому в 1932 году его направили в аспирантуру одного из учреждений Самары. А вот какого именно учреждения – это вопрос, потому что ознакомление с публикациями о Заляе привело к появлению списка организаций, в аспирантуре которых он, вроде бы, приступил к учебе. Среди них названы сельхозтехникум, сельскохозяйственный институт, сельхозкомвуз и педагогический институт.
Проведем небольшой анализ этого списка. Как известно, в техникумах аспирантуры не открывались, это была прерогатива некоторых вузов и НИИ. В Самарском сельскохозяйственном институте аспирантура имелась, но по направлениям, далеким от интересов Заляя. Его руководителем мог бы быть известный русский диалектолог профессор В.Н. Малаховский, который с 1930 по 1966 год возглавлял кафедру русского языка в пединституте. Но аспирантура при его кафедре открылась только в конце 30-х годов (по другим источникам – в 1941 году), когда Залялетдинов трудился уже после завершения аспирантского периода своей биографии в столице ТАССР.
Остается сельхозкомвуз. Если под этим сокращением понимается Высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа (ВКСХШ) им. Ф.Э. Дзержинского, то, похоже, что мы нашли правильный ответ. Она возникла осенью 1932 года из преобразованного Средневолжского краевого коммунистического университета (комвуз) им. Ф.Э. Дзержинского, который действовал до этого в течение трех лет. В системе комвузов (их было 45 по стране к началу 30-х годов), готовивших партийные, советские и пропагандистские кадры, действовали аспирантуры, как правило, в составе четырех отделений: экономического, историко-партийного, исторического и философского.
Думается, что на одно из названных отделений и рекомендовали Л.Залялетдинова. Правда он не подходил по годам, так как по Положению в аспирантуру было разрешено принимать лиц в возрасте от 20 до 35 лет, «как окончивших вузы, так и не окончивших вуз вовсе», но обладающих необходимыми для аспиранта знаниями. Поскольку не учившийся в институтах, но имевший такие знания Латиф считался уже ценным кадром, который поработал на ниве просвещения детей и взрослых, а также в органах народного образования, то на двух-трехлетний его возрастной перебор решили внимания не обращать.
Но в связи с преобразованием комвуза в ВКСХШ перемены вскоре затронули и аспирантуру. В январе 1933 года появился приказ ректора о ликвидации аспирантского отделения. Это вынудило нашего героя в том же году перевестись в аспирантуру по татарскому языку, имевшуюся в Восточном педагогическом институте (Казань). Занимался он здесь под руководством известного писателя и ученого-литературоведа Г.Нигмати, ставшего в 1934 году профессором (а вуз тогда же переименовали в Казанский государственный пединститут).
Став год спустя после этого одним из первых выпускников данной аспирантуры, Заляй влился в ряды преподавателей альма-матер, а именно, кафедры татарского языка. В 1936 году его командировали в Ленинград для обучения слушателей курсов переводчиков. Работал там наш герой в течение года, после чего вернулся в свой коллектив и продолжил вести занятия на факультете татарского языка и литературы по истории литературного языка и его грамматики, а чуть позже – практически неизученной в татарском языкознании диалектологии. Развивалась и его деятельность, связанная с выпуском школьных учебников (родная речь), сборников диктантов и хрестоматий по литературе, а также статей о грамматике родного языка.
К счастью Заляй не успел еще получить известность такой степени, чтобы попасть под удар, который был нанесен властью по татароведению в 1930-е годы. когда многие известные ученые подверглись репрессиям по надуманным обвинениям в национализме, пантюркизме и пр. А по поводу его известности отметим, что она была первоначально литературной. Дело в том, наш герой публиковал в журнале «Совет әдәбияты» («Советская литература») рецензии и исследования по творчеству и языку татарских писателей. Так, в 1934-1938 годах появились его отзывы на произведение М.Амира «Командир», Ф.Сайфи – «Голубая поляна», Г.Баширова – «Сиваш», научно-критические статьи «Язык начинающих писателей», о творчестве Г.Тукая и др. Местные мастера пера положительно оценили эту деятельность Л.Залялетдинова и в 1939 году приняли его в Союз писателей СССР.
Осенью того же года в Казани открылся Научно-исследовательский институт татарского языка и литературы (с 1941 года – Татарский НИИ языка, литературы и истории (ИЯЛИ)), в котором Л.Заляя назначили заведующим сектором татарского языка. Перед сектором поставили две задачи: изучение диалектов татарского языка и создание его научной грамматики. За первую задачу взялся Заляй ага. В 1940 году в ТАССР провели первые три диалектологические экспедиции, которые отправились в Мензелинск, Камское Устье и Атню. В Атню руководителем поехал профессор М.Фазлуллин, а в другие населенные пункты – Заляй. После Великой Отечественной войны такие экспедиции по исследованию живой народной речи проводились ежегодно, и во всех из них руководителем был наш герой. Причем для фронтального изучения диалектов татарского языка он организовал 19 экспедиций в различные регионы страны, где компактно проживали татары. По их итогам издавались сборников материалов. А в конце декабря 1942 года Латиф эфенди защитил в МГУ кандидатскую диссертацию по филологии на тему: «Татар теле тарихына карата кайбер материаллар» («Некоторые материалы относительно истории татарского языка»).
Два года спустя доцент Залялетдинов вернулся в КГПИ на преподавательскую работу (как на основную деятельность), тогда же начав читать лекции по татарской диалектологии, истории этого языка, а также его грамматики и на открывшемся татарском отделенииисторико-филологического факультета Казанского госуниверситета. В КГУ было принято знакомить первокурсников с их преподавателями на специальной встрече в начале осени. Л.Заляя на ней первый раз в жизни увидел студент М.Закиев – будущий его аспирант, а также действительный член Академии наук РТ, доктор филологических наук, профессор, много лет трудившийся ректором пединститута, директором ИЯЛИ и Председателем Президиума Верховного Совета ТАССР.
Мирфатых Закиевич с удовольствием вспоминает своего учителя в разных публикациях. «Латиф ага, – пишет он, – оказался довольно крепким человеком среднего роста, который довольно тихо, но весьма интересно и образно говорил. Про усвоение наук сказал так – привыкайте рыть в библиотеках иголкой колодец к знаниям, Давая другие наставления, простенько произнес: «Сельским ребятам большой город предлагает много источников информации, поэтому не ленитесь читать даже афиши». Увидев оживление студентов, сам улыбнулся. После встречи он остался в конце коридора покурить вместе с парнями и продолжал напутствовать: «По улицам вечером в одиночку не ходите, и в кинотеатр вместе идите, и на толкучку, если что-то надо купить-продать. Городские хулиганы быстро определяют сельчан и стремятся их обмануть или что-либо у них отнять». То есть он был прост в общении, и это произвело впечатление на ребят».
Таким же преподаватель оказался и на лекциях, к юношам он обращался, используя слово «энем» (младший брат), к девушкам – «кызым» (дочка). Читал им три названных выше курса, увязывая их с историй своих соплеменников. Нередко спокойный тон его речи менялся на эмоциональный, когда, например, наш герой говорил о миссионерах, пытавшихся крестить татар, или о корнях своего народа, которые он выводил от булгар, а не от татаро-монгол. «Не бойтесь заявлять это!», – наставлял Заляй студентов в аудитории.
В январе 1946 года был образован Казанский филиал АН СССР, и ИЯЛИ, войдя в его состав, стал научным учреждением Академии наук Советского Союза. Латифа эфенди снова призвали в ряды этого института в качестве старшего научного сотрудника, который трудился здесь до пенсии (апрель 1962 года), а в 1951-1953 и 1955-1961 годах возглавлял сектор языка. В конце 50-х сектор размещался в одной комнате, где работали четыре человека: сам Л.Заляй, секретарь-машинистка, один из его аспирантов и лаборантка. Обстановка в мини-коллективе была дружеской, почти семейной. И в этих условиях гармоничной доброжелательности и уважения наш герой «ковал» свои труды по истории татарского языка, орфоэпии, стилистике татарского языка, диалектологии, историческому языкознанию, памятникам древней литературы своего народа. Хотя, по мнению специалистов, Латиф Залялетдинович считался прежде всего языковедом-диалектологом.
Заметным явлением в истории татарского языковедения стало издание его монографии «Татарская диалектология» (1947), рекомендованной в качестве учебного пособия для вузов. Она поставила татарскую диалектологию на передовые позиции по сравнению с диалектологиями других тюркских народов. Ее автор одним из первых доказал необходимость составления словаря татарских диалектов и применил анкетный метод в изучении народных говоров, из которых и состоят диалекты. Был он и среди «пионеров»-разработчиков теоретических основ составления диалектологического атласа своего родного языка. Считается, что Л.Заляй стал зачинателем татарской диалектологии в ИЯЛИ, подняв ее на уровень самостоятельной лингвистической дисциплины. При этом мы не умаляем вклад его предшественников времен царской и советской России в эту область языкознания.
Он первым проследил и обосновал существование трех диалектов родного языка, их развитие и связь с историей народа. Отмечая, что в «Вопроснике», опубликованном ИЯЛИ в 1949 году, зафиксированы 20-30 вариантов гласных и 45-50 вариантов согласных, наш герой объяснял это тем, «что татарский литературный язык сформирован из нескольких диалектов, достаточно отличающихся друг от друга»
И поныне современный татарский язык подразделяют на три основных диалекта: западный (мишарский), средний (казанский) и восточный (сибирско-татарский). Причем, именно Латиф эфенди еще в 1940 году ввел в практику термин «восточный диалект», который десятилетия спустя стал вызывать научные споры. И другой термин – «мишарский диалект» – был впервые употреблен тоже им.
Наличие этих диалектов не означает, что какой-то из них, лучше, истиннее, «чище». Основу их всех составляет древний кипчакский язык. Как подчеркивает нынешний заместитель директора ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова АН РТ Хисамов О.Р., татарам не следует стесняться привычного акцента. По крайней мере, в мире не принято комплексовать по поводу принадлежности к тому или иному диалекту. Например, во французском языке имеется 20 диалектов, а в немецком их количество приближается к 100, и при этом каждый представитель их гордится своим произношением.
Отметим еще одно высказывание Олега Ришатовича: «Материалы для диалектологического атласа татарского языка начали собирать в 50-е годы, и в 1989 году был издан первый атлас татарских говоров, охватывающий 838 населенных пунктов. Татары первыми среди тюркских народов составили такой атлас». То есть преемники Л.Заляя все же реализовали его задумку. А сам он в качестве одного из составителей (в 1948 г.) и редактора (в 1953, 1958 гг.) сумел поспособствовать подготовке и выходу в свет трех выпусков диалектологического словаря татарского языка.
За год до выхода упомянутой монографии по татарской диалектологии Латиф эфенди выезжал в Москву для участия в заседании специальной научной сессии при АН СССР, посвященной проблеме этногенеза казанских татар. Она была организована отделением истории и философии этой академии, а также ИЯЛИ сприглашением ведущих русских и татарских ученых страны – историков, археологов, этнографов, языковедов, тюркологов и других специалистов.

Участники 2-го регионального совещания по диалектологии тюркских народов, Казань, 1958 год. Заляй — 2-й справа в нижнем ряду
На сессии после докладов профессора-археолога и историка А.П. Смирнова «К вопросу о происхождении татар Поволжья», старшего научного сотрудника Т.А. Трофимовой «Этногенез татар Среднего Поволжья в свете данных антропологии», профессора Н.И. Воробьева «Происхождение казанских татар по данным этнографии», четвертый доклад – «К вопросу о происхождении татар Поволжья (по материалам языка)» сделал герой нашей статьи. Не соглашаясь с выводами миссионеров и группы ученых о том, что татары и их язык являются пришлыми из Алтая и Монголии, он, используя накопленные диалектологические знания, убедительно обосновал свое утверждение – язык современных татар является естественным и прямым продолжением языка волжских болгар.
При подведении итогов научного форума академик Б.Д. Греков изложил главный вывод сессии: нынешние татары по своему происхождению не имеют никакого отношения к монголам, являясь потомками булгар. Таким образом, можно говорить о том, что именно Латиф Заляй сделал первую удачную попытку использования языкового материала для выяснения этнической истории народа. Правда, вопрос этногенеза татар дебатируется до сих пор, поскольку ныне существуют три теории появления наших соплеменников: тюрко-татарская, булгаро-татарская и татаро-монгольская. Усилиями Заляя и его сторонников наиболее признанной в течение продолжительного времени считалась булгаро-татарская теории, но потом большее признание получила тюрко-татарская.
А доцента Л.З. Залялетдинова, ставшего после названной сессии и дебатов в научных журналах более известным, начали активно приглашать на различные научные мероприятия. Так, на конференции тюркских диалектологов, состоявшейся в 1956 году в Баку, он выступил с докладом на тему «Опорный диалект в образовании татарского языка». Со временем его имя стало известно и заграничным языковедам, проживавшим в Болгарии, Румынии, Чехословакии и других странах.
Основным своим трудом Заляй ага считал двухтомную рукопись по исследованию среднего диалекта татарского языка. Ее он положил в основу докторской диссертации «Татар теленең урта диалекты», которую защитил в 1954 году в московском Институте языкознания АН СССР, став первым в стране доктором филологических наук по татарскому языку. Член-корреспондент союзной академии наук, известный тюрколог, профессор Н.К. Дмитриев дал следующую оценку этой диссертации: «…перед нами первый грандиозный опыт, которого татарская наука еще не знала, и в этот памятник, подобный башне Сююмбике, автор вложил всю свою молодость и весь огонь творческих и смелых исканий». А его коллега, академик Б.А. Серебренников считал, что любой будущий историк татарского языка не пройдет мимо сей работы Залялетдинова.
Среди других заметных его трудов следует отметить такие книги: «Татар теленең орфоэпик нигезләре» («Основы орфоэпии татарского языка», 1953) – первая серьезная работа по культуре татарской речи, «Татар теленең тарихи фонетикасы буенча материаллар» («Материалы по исторической фонетике татарского языка», 1954), «Татар теленең фразеологиясе, мәкаль һәм әйтемнәр» («Фразеология, пословицы и поговорки татарского языка», 1957, в соавторстве). В 1960 году профессор Л.Заляй сдал в издательство Казанского университета рукопись книги «Татар теленең тарихи морфологиясе буенча очерклар» («Очерки по исторической морфологии татарского языка»). Но она тогда не была издана, и лишь в 2000 году ее опубликовал Институт языка, литературы и искусства АН РТ.
Перечень приведенных публикаций (а еще были и статьи) позволяет понять, почему Патиф эфенди признан основоположником ряда отраслей татарского языкознания (история литературного языка, историческая грамматика), а не только одной диалектологии. В общем списке его научных трудов и статей значатся 123 названия, в том числе 32 книги и публикации в сборниках, 54 статьи в журналах и 37 – в газетах.
Наш герой активно занимался и подготовкой новых научных кадров в области лингвистики, щедро делясь знаниями со своими и сторонними аспирантами. Только под его непосредственным руководством около двух десятков молодых специалистов защитили кандидатские диссертации. А четыре ученика Л.Заляя стали докторами филологических наук (М.З. Закиев, Ф.А. Ганиев, В.Х. Хаков и Г.Х. Ахунзянов). Еще с 1945 года он начал рекомендовать в качестве тем диссертационных исследований говоры отдельных территориальных групп татарского народа. Так были исследованы говоры уральских, сергачских, учалинских, касимовских, каринско-глазовских, среднеуральских и других групп татар.
Поскольку в 40-60-е годы Латиф эфенди был единственным специалистом по диалектологии, истории языка и исторической грамматике татарского языка, то к нему обращались за помощью не только казанские студенты и аспиранты, но и из других городов страны. Вот письмо аспирантки Восточного факультета Ленинградского университета Л.Т. Махмутовой: «Будучи студенткой, я много слышала о Вас как о специалисте в области татарского языка и его диалектов от моих уважаемых учителей: проф. Н.К. Дмитриева и проф. С.Е. Малова (заведующие кафедрой тюркской филологии ЛГУ в 1944-1949 гг. – прим. Р.Ш.). Кроме того. я знакома с рядом Ваших работ, принесших мне большую пользу. Поэтому я хотела бы обратиться именно к Вам с убедительной просьбой не отказать мне, дать ряд ответов и указаний по интересующим меня вопросам. Я специализируюсь в области татарского языка, который для меня является родным. Тема моей кандидатской диссертации – «Мишарский диалект татарского языка».
Избирая тему для кандидатской диссертации, я руководствовалась известным указанием проф. Н.К. Дмитриева о степени изученности мишарского диалекта, о важности изучения его для истории татарского языка, для научной разработки татарского литературного языка. Однако, я оторвана от Казани, научного центра татарского языковедения… В каком направлении ведется исследование мишарского диалекта в настоящее время? Какие мишарские районы наиболее изучены и какие – наименее? В какие районы следовало бы поехать для сбора материалов? Хотелось бы услышать ваши соображения по поводу выбора мною темы».
После ответа Залялетдинова она прислала второе письмо: «Ваши рекомендации держу перед глазами и выберу пензенских или касимовских татар. Уважающая Вас Махмутова». Впоследствии Ляйля Тагировна, бывшая, кстати, с двухгодовалого возраста до 17 лет нашей землячкой, защитила кандидатскую диссертацию на тему «Особенности касимовского говора татарского языка» и более 30 лет работала в ИЯЛИ, приняв от Л.Заляя в 1961 году руководство сектором.
Теперь упомянем обращение к нему студентки того же факультета ЛГУ: «Я заканчиваю тюркское отделение. Занимаюсь своим родным татарским языком. По окончании III курса ездила к татарам Белебеевского района Башкирии. Собрала материал по фольклору. По окончании IV курса ездила к татарам Стерлибашевского района. Записала фонетические особенности говора татарского района и небольшой фольклорный материал, где можно проследить эти особенности. Руководителем моим на практике была ваша книга «Татарская диалектология». Темой моей дипломной работы является «Фонетические особенности говора деревни Стерлибашево», отнесла я этот говор по фонетическим особенностям к среднему диалекту. Сергей Ефимович Малов, мой руководитель, одобрил тему и предупредил, что литературы, соответствующей моей работе, очень мало, он не специалист по диалектологии… Не сможете ли Вы мне помочь чем-нибудь в моей работе? С уважением к Вам Зухра Валиуллина, 17 ноября 1948 г.». Вскоре пришло второе ее послание: «Латиф абый! Большое Вам спасибо за помощь…Мне очень надо побывать в Казани, так как имеющиеся там материалы и Ваши советы принесут мне большую пользу. Если не возражаете, я бы выслала Вам план моей дипломной работы».
Эти письма подтверждают высказывания давно знавших Заляя людей о том, что он был очень простым и доступным в общении не только со студентами. Любимых своих учеников Латиф абый звал не их именам, а по именам дедов. «извлекая» их из фамилий. Так, Мирфатыха Закиева он называл Заки, Анвара Афлатунова – Афлатун, Вахита Хакова – Хак, Шамиля Бохарова – Бохар, Юныса Аминева – Амин, Гумара Саттарова – Саттар. Как отмечал позже перечисленный последним Гумар Фаизович(1932-2020), многие коллеги так и продолжали обращаться к нему, хотя он был уже доктором филологических наук, заслуженным деятелем науки РФи ТАССР,лауреатом Государственной премии РТ.
Погруженность нашего героя в любимую науку, накопленный им богатый фактический материал, подвергнутый анализу, который приводил к интересным (порой новаторским) обобщениям и выводам, в сочетании с ораторским умением и некоторыми нестандартными ходами преподавателя позволяли ему легко «держать» на занятиях студенческую аудиторию. В лекциях Л.Заляя находилось место науке и юмору, добытым им самим фактам и примерам, остроумным фразам.
Приведем выдержки из воспоминаний его бывших студентов: «Мне довелось слушать увлекательные лекции доктора наук Заляя в КГУ», «Часами слушали его, глядя в рот», «На 2 и 3 году обучения нам читал очень интересные лекции», «Открытая нам ученым Заляем таинственная жизнь языка до сих пор в памяти, хотя за прошедшее с тех пор время пришлось прочитать много специальной литературы по диалектологии», «На лекциях заслушивалась его изложением темы, и тогда он говорил: «А вот это надо записать в тетрадь». Упомянутого студента Саттарова наш лектор так «зацепил» примерами по ономастике (раздел лексикологии, изучающий любые имена собственные), что тот со временем вырос во всемирно известного тюрколога-ономаста.
Студенты уважали Залялетдинова также за скромность и понимание их проблем. Сельчан, спешивших в конце недели домой, он мог отпустить с занятий. На экзамене спращивал: «Какую оценку поставить?». И выставлял «хор», чтобы была стипендия, а просившим незаслуженное «отл» обоснованно отказывал. Лучших из студентов после защиты диплома приглашал к себе на работу в сектор ИЯЛИ.
Что касается других его нестандартных ходов, то они описаны в книге народного писателя Республики Татарстан Р.Батуллы «Тузга язмаган хәлләр» («Курьезы»). Так, заходя в аудиторию на первое семинарское занятие, Латиф-ага спрашивал: «Есть ли мишари?». Лишь несколько человек поднимали руку. «Оказывается, настоящих ребят мало!» – реагировал педагог. И у студентов возникал немой или заданный тут же вопрос – почему такой вывод? Этого и добивался Заляй, чтобы, начав с мишарского диалекта, который сохранил больше древних черт по сравнению со средним диалектом и в меньшей степени был подвержен внешним влияниям, завести речь и о других диалектах татарского языка.
Иногда Латиф эфенди позволял студентам «уговорить» себя на исполнение родных песен прямо на занятиях. Он обладал красивым голосом, и слушать его было одно удовольствие. Но, думается, шел на это педагог потому, что словарный ряд песни органично встраивался в ткань проводимого семинара.
Отметим и его нестандартные действия на грани фола. Когда пришла пора мини-юбок, Заляй объявил им войну. Он вызывал студентку к доске и давал задание что-то на ней написать, говоря при этом: «Выше пиши, чтобы всем было видно!». Та тянулась к верхнему краю доски, и всем, действительно, становилось все видно. Вскоре модницы стали являться на занятия Залялетдинова в миди. А вот следующему его действу объяснение и оправдание найти не удается. Дело в том, что, придя на лекцию, Заляй ага садился за стол, через некоторое время доставал папиросы-спички и, пуская густой дым, начинал тихо говорить по намеченной теме. Почему-то администрация факультета с этим мирилась.
Превращение нашего героя в видного ученого-лингвиста не ослабило его интереса к изучению языка татарской художественной литературы. Проявляя себя компетентным критиком, который тонко чувствует слово и ратует за чистоту литературного языка, он продолжал публиковать статьи теоретического плана и о творчестве литераторов (К.Насыри, Ф.Амирхана, Ш.Камала, С.Хакима, К.Наджми, Н.Исанбета, А.Шамова, М.Максуда, Ш.Мударриса и др.), рецензии на их произведения и на театральные премьеры. В итоге из-под его пера вышло более 60 таких статей и рецензий. Нельзя не отметить Заляя ага и как автора многих учебников и учебных пособий для школ и вузов.
Еще в самарский период жизни он стал семьянином и отцом Анвара. Но первая юношеская любовь к дочери Ситдыка хазрата оказалась настолько сильной, что Латиф решился на разрыв брака и женился на ушедшей от мужа Рушании Ситдыковне Шамгуновой – представительнице династии учителей, занимавшихся просветительством с 20-х годов XIX века на территории Симбирской и Самарской губерний, ТАССР и других регионов страны. Благодаря членам этой династии в 4-ом и 6-ом поколениях (Л.Р. Лукиных и Д.Б. Башкировой) удалось пополнить багаж знаний о нашем герое и его родни, а также фоторяд, за что им большое спасибо.

С женой, 1931 год
По сведениям Лилии Ризаевны, после переезда Заляев в Казань Анвар учился в татарской школе и писал стихи на родном языке. В 1942 году он добровольцем ушел на фронт и пропал без вести. Совместных детей у Латифа ага и Раушан ханум не было, и после войны они взяли на воспитание семилетнюю Венеру – оставшуюся без отца-фронтовика племянницу Раушан апа. Заляй очень любил приемную дочь и называл ее в детстве «чемчук», «чемчушка». Видимо, это новообразование маститого филолога от выражения «чеметеп алырлык кына» («очень маленькая»).
Венера не расставалась с приемными родителями до их кончины. Она, выпускница университета, ставшая специалистом по электронной вычислительной технике, и поныне здравствует (81 год), общаясь с двумя успешными сыновьями и тремя внуками. Последние 10 лет у Заляев в Казани жила и остабика Марзия – жена Ситдыка хазрата, арестованного в Самаре в 1937 году и вскоре расстрелянного. Латиф абый называл тещу уважительно – «абыстай» и хорошо к ней относился.
В столице ТАССР семья нашего героя располагалась в доме на улице Маяковского (его еще называют «Домом ученых»), и дверь их квартиры была широко открыта для родственников, соратников и студентов, которых здесь всегда привечали и угощали. Частенько Заляи звали в гости и проживавшую в этом же доме сотрудницу сектора языкознания ИЯЛИ Нагиму ханум. По ее наблюдениям, жили супруги очень дружно. Жена старательно ухаживала за Латифом абый, создавала ему все условия для работы и вкусно готовила. А сам Заляй ага запомнился коллеге Нагиме как удивительно обаятельный, с корректной сочной речью работящий ученый, который с уважением относился к людям.
Приведем и наблюдения племянницы жены Заляя – упомянутой уже Лилии Ризаевны Лукиных (Шамгуновой): «Латиф абый был разносторонне образованным и продолжал учиться всю жизнь. Учебу он считал главным делом человека, поэтому помогал всем юным родственникам (как своим, так и супруги) получить образование и радовался их успехам. Я часто посещала Рушанию апа и Латифа абый, беседовала с ними, расспрашивала о прошлом и родственных связях. Была свидетелем разговоров с разными интересными людьми. Поэтому пришла к выводу, что главной любовью профессора являлся татарский народ, его язык, культура, традиции и деятели искусств, возвышающие соплеменников.
Ближайшим его другом считался художник Баки ага Урманче. Они были примерно одного возраста. Хотя тогда я не все понимала, но слышала, как горячо они говорили об истории и судьбах татарского народа. Другой задушевный приятель – композитор Салих Сайдашев. Они жили недалеко друг от друга. Салих ага часто посещал дядю. Я несколько раз наблюдала, как они проводили время. Под аккомпанемент композитора на пианино вдвоем вполголоса пели народные песни и арии из музыкальных произведений Сайдашева. Латиф абый рассказывал, что в молодости обладал мощным голосом. Он вставал на берегу реки в родной деревне и затягивал грустные мелодии. Даже на другом берегу собирался народ, чтобы послушать. Его любовь к родной музыке не знала предела. Когда приезжали наши старшие родственники из Средней Азии, к абый приходили известные певцы Рашид Вагапов, Мунира Булатова, Гульсум Сулейманова, Усман Альмеев и давали настоящие концерты. Дядя очень высоко отзывался о молодых тогда Ильгаме Шакирове и Альфие Авзаловой.
Завсегдатаями в его квартире были и выдающиеся актеры татарского театра: Халил Абжалилов, Габдулла Шамуков, Камал III, Гульсум Камская, Гульсум Болгарская и супруги Салимжановы (родители будущего известного режиссера Марселя Салимжанова), да и другие мастера сцены. Посещали его и многие писатели.
Профессор никогда не рвался делать карьеру, никому не льстил, не юлил и не угодничал. О таких людях в народе говорят: «правдолюб и правдоруб». Мог высказать свое мнение невзирая на лица».
Да, прямота высказываний ему была присуща. Узнав, что у двоюродного племянника И.Сайфиева не приняли документы для поступления на отделение журналистики КГУ из-за отсутствия стажа работы, он не стал утешать того по-родственному, ругать вузовских бюрократов и обещать посодействовать – все-таки не последний человек в научной и литературной среде. Латиф абы сказал без обиняков: «Это хорошо, что тебя «завернули», будет время проверить себя. Поработай в газете, где ты начал печататься, а потом уж и сделаешь свой выбор». Юноша так и поступил, добившись со временем успехов на журналистском поприще и признания коллег. А при подготовке сей статьи Ирек Завдатович оказал помощь ее автору информацией о Л.Заляе и фотографиями.
Наш герой тяжело перенес кончину Раушан апа и буквально не находил себе места. На завершающем этапе жизни он серьезно заболел и в 1962 году перенес ампутационную операцию на правой ноге. Через некоторое время пришлось оперировать и вторую ногу, так как кровь не проходила в конечность и началась гангрена. Хирургические вмешательства Латиф эфенди выдержал, но очень похудел и лишился возможности выходить из дома.
Но он не обнулил свою активность на научной ниве, несмотря на тяжелейшее положение со здоровьем и бытом. На заседания специализированного совета по защите кандидатских диссертаций Заляя ага привозили на такси, а внутри учебного корпуса несли на стуле до нужной аудитории на пятом этаже. В феврале 1965 года он написал письмо В.Хакову, издавшему свою книгу «Введение в стилистику татарского языка». Невозможно не дать выдержки из этого послания: «С большой и нужной работы начал ты свое литературное дело. Замечательная работа, ну очень хороша! Мастерство танцора оценивают по первому прыжку. Этот труд показывает стиль твоего танца в зале науки. И глядя на это, мы можем предвидеть твои будущие успехи. Тему стилистики надо развивать до докторской диссертации… Если нужны советы, я всегда к твоим услугам. Но работу над диссертацией надо начинать сейчас. Давай, трудись! Давай, танцуй смело!». Это письмо придало Хаку сил, и он справился с диссертацией, защитив ее в 1971 году. Позже доктор наук В.Х. Хаков (1926-2008) стал профессором, заслуженным деятелем науки ТАССР и лауреатом Госпремии РТ.
По мнению упомянутого выше Саттара, хоть и тяжело болел Заляй ага, но не потерял остроумия, умения пошутить и присущей татарам стойкости. Наш главный персонаж продолжал трудиться над созданием исторического синтаксиса татарского языка, но завершить работу не успел. Он умер 1 августа 1966 года в деревне Кзыл-Чишма-Черемшанского района ТАССР и похоронен на татарском кладбище в Казани. На двоих с женой у них одно место упокоения, ограниченное оградой, и один могильный камень.
Коллеги-языковеды его не забывают, откликаясь на юбилейные даты Л.З. Залялетдинова статьями в прессе и научных сборниках, конференциями и совещаниями диалектологов. Помнят о нем и в Татарском Урайкино, но улицу в честь земляка в селе не назвали, хотя их аж 15.
И еще об улицах. В конце минувшего века в масс-медиа Татарстана появлялась публикация, содержавшая предложение о переименовании ул. Маяковского в Казани, на которой жил наш герой, в ул. Заляя. Но, видимо, неизбалованному наградами первому доктору наук-филологу по татарскому языку и ныне тяжело тягаться с главным бунтарем и классиком русской литературы. Тогда, может быть, сделать явью «Заляевские чтения» или «Заляй-фест»?
В год 100-летия Латифа эфенди профессор Г.Саттаров назвал своего учителя и наставника главным нашим языковедом, который основал и вырастил разветвленный легендарный сад лингвистов. Судя по нынешним публикациям, такая оценка сохраняется в научном обществе. Что же – пожелаем саду цвесть и давать плоды!
Рашид ШАКИРОВ.
Журнал «Самарские татары», № 1(38), 2023 года.
Просмотров: 853