Молодой режиссер снимает национальный «чуть-чуть мюзикл», рассказывает о зависти по-татарски и ищет роль для Хабенского в фильме «Алмачуар»
Россыпь звезд татарской эстрады в комедии «Әпипә» и картина по рассказу Галимжана Ибрагимова с бюджетом в 25 млн рублей — с этими проектами планирует покорять российские кинотеатры Ильшат Рахимбай. В интервью «БИЗНЕС Online» 30-летний режиссер, в активе которого немало фестивальных успехов, размышляет о съемках «с 10 неадекватными женщинами», советах продюсера из команды Квентина Тарантино и народном психологе, который необходим татарам.
«ТАТАРСКИЕ МЕНТАЛИТЕТНЫЕ УСТАНОВОЧКИ»
— Ильшат, ваше имя на слуху уже достаточно давно. Последние как минимум три-четыре года часто можно слышать, что Ильшат Рахимбай — это надежда татарского и татарстанского кино. Но пока у вас в багаже как у режиссера игрового кино только три короткометражки — «Гастарбайтер», «Представь» и «Не верю». Почему так мало? Это к вопросу о тяжелой судьбе молодого кинематографиста в Татарстане?
— Думаю, что это скорее судьба, основывающаяся в некоторой степени на выборочности материала. Я мог бы отстреливать фильмы и не только фильмы, но и более коммерческие вещи, но пока кто-то меня оберегает от всего, так скажем, временного, однодневного. Плюс свои принципы, наверное, не позволяют тратить молодость на проекты, которыми был бы недоволен либо на которые было бы жалко потраченного времени. Я выбираю: это время готов и хочу, наверное, больше тратить на обучение. Но, с другой стороны, понимаю, что лучшее обучение — это практика, конечно же… Это двоякий вопрос, потому в этом году я взялся за один продюсерский проект — мюзикл «Әпипә». Проект Миляуши Айтугановой.
— Все-таки решили, что излишне разборчивы? Время-то идет, вам уже 30. И может случиться такой эффект «разборчивой невесты», когда женихи приходят, а она всех их считает недостойными себя, а со временем женихи пропадают…
— Что такое «татарские установочки»? Это такие самоограничения, которые в том числе мешают реализоваться художникам, ориентированным на национальные темы?
— Да, это вещи, которые вроде бы идут от хорошего воспитания, от скромности, а в итоге диссонируют, не совсем в правильных частотах вибрируют с тем, что происходит в мире. То ли эти частоты сейчас надо менять, то ли их осознавать и что-то с ними делать, переконвертировать. Но те установки, которые шли на протяжении веков, то, чем мы так дорожили, то является вроде бы нашим и менталитетом, и изюминкой, и кодом… Сейчас понимаю, что они стали неистинными, изменились, превратились в комплексы, это начинает тебя тормозить. И мне начинает не хватать такого синдрома «гражданина мира». Хотя очень люблю так себя называть. Но понимаю, что не хватает всех этих качеств «гражданина мира», поэтому вынужден их лично вырабатывать, над ними работать, в то время как, например, французу над этим работать не надо.
Это мог бы быть такой месседж современному поколению — осознание этих установок, которые сложились и считаются нормальными, но мешают нам освободиться… Об этом часто говорит Нурбек Батулла. Наверное, он на правильном пути поиска, и я тоже начал понимать: да, поиск должен начаться с основ. Для того чтобы, как канадец Ксавье Долан, в 26 лет ехать в Канны… Ну не получается у нас в 26 ехать в Канны! Хотя Айдар Шарипов поехал в качестве оператора казахстанского фильма «Ласковое безразличие мира».
— Но для этого нужно было уехать в Казахстан?!
— Для этого нужно было сначала уехать в Москву, прожить там 8 месяцев, а потом уже в Казахстан. Но Айдару с этими установками повезло больше — у него их меньше.
«ПРОСТО «ВРЫЛИСЬ» В ДАННЫЙ ПРОЕКТ И СТАРАЕМСЯ КРАСИВО ЕГО ЗАКОНЧИТЬ»
— Получается, «Әпипә» — это не просто коммерческое кино, а такое правильное хулиганство? Как раз чтобы «татарские установочки» немного расширить?
— Вы попали в точку. Первое — снять эти установочки. И второе — попробовать доказать себе: сможем ли мы вообще сделать что-то адекватное? Адекватное — не фестивальное, не слезливо-сопливое, не что-то философское и глубокое, а что-то предельно ясное, понятное, но при этом качественное.
За сценарий я не отвечаю, хотя мы пытались максимально его улучшить по канонам кино, чтобы это «стреляло». Сначала был вариант сценария, который нам прислали, его автор — Марат Кабиров, мы буквально перенесли финал на начало, начало — на конец. А за что отвечаем? Мы отвечаем за игру актеров — пробуем отвечать, за атмосферу, которую будем там создавать, за картинку, чтобы она была максимально приближена к столичной, чтобы это не пахло провинциальностью, региональностью. Пробуем что-то такое сделать. Главное, почему за это взялся, — мне нужно было набить руку и поднять уровень стрессоустойчивости перед своим главным проектом, к которому готовлюсь, — фильмом «Алмачуар».
— Какие задачи перед вами ставит Миляуша Айтуганова как продюсер «Әпипә»?
— Главная задача Айтугановой — это сделать прокатное кино. По-моему, это первое кино Миляуши Лябибовны, которое она снимает практически полностью на свои деньги. К сожалению или к радости, пока от сторонних спонсоров ни копейки помощи не поступало, хотя очень сильно поддержали нас во время съемок в Альметьевске. В Татарстане, по-моему, становится неким правилом: хочешь получить деньги — сначала покажи, что ты умеешь или что уже сделал. Мы заканчиваем крайние смены, начинаем монтаж. Снимали в Альметьевске, в Высокогорском районе и Пестрецах: по сюжету главные героини поехали в Альметьевск, по пути были в двух деревнях, эти две деревни мы сняли.
Цель фильма — это челлендж перед собой: можем ли мы сделать такое кино?! С этой целью, собственно, собраны все звезды, включая Элвина Грея, Фирдуса Тямаева и всех тех, кто умеет собирать залы.
— И все работают бесплатно, как шутил актер Тинчуринского театра Рустем Гайзуллин?
— Он, к сожалению, не пошутил. Мало того, я тоже не шучу, у меня подписанного договора еще нет. Так что это какой-то призыв к себе — попробовать снять! И я полностью пока нацелен на это. Если поставить цель заработать денег, то никакого «кина» не получится, так говорят мудрецы. Не сказать, что нам создали какие-то классные условия, в которых мы снимаем классное кино. Ничего подобного! Говорю же: попил чай с Айтугановой, она мне предложила идею, и потом я просыпаюсь в Альметьевске с 10 неадекватными женщинами. И вот мы пытаемся выжить вообще (смеется). Но ограничения, как ни парадоксально, как раз рождают отменные условия для творчества.
Героини фильма — они, во-первых, не актеры, начнем с этого. Там только два-три профессиональных актера из Тинчуринского театра. Но за исполнителей главных ролей — Резеду Саляхову и Артема Пискунова — я очень рад! Они меня обрадовали полностью! То, что они делают в кадре, — энергия полнейшая.
И вот уже просто не смотрю ни направо, ни налево, ни вперед, ни назад, а максимально пытаюсь сконцентрироваться на том, чтобы создать что-то адекватное. И неважно, идет реклама или не идет, ожидания у кого-то или не ожидания, рассказывает кто-то что-то о нас или не рассказывает… За этим за всем мы вообще не следим, просто «врылись» в данный проект и стараемся красиво его закончить.
«ПЕРВЫЙ ТАТАРСКИЙ ЧУТЬ-ЧУТЬ МЮЗИКЛ»
— Вообще, есть какие-то мировые образцы, на которые ориентируетесь? Есть же разные киномюзиклы: от «Ла-Ла Ленда» и «8 женщин» до, страшно сказать, «Танцующей в темноте».
— Поскольку ваша газета очень серьезная, стоит всем зрителям сказать, что в полном смысле слова назвать этот фильм мюзиклом нельзя. Во-первых, не позволяет бюджет, во-вторых, условия, в которых мы находимся. У нас нет такого расклада: а давайте краны тут возьмем, давайте танцоров 100 штук! Здесь — нет. Мы назвали фильм мюзиклом скорее с точки зрения маркетинга. Недавно я принял решение, что будем его называть «первым татарским чуть-чуть мюзиклом» — это вроде и смешно, но, по сути, правда.
— Это скорее музыкальная комедия?
— Там есть песни, там есть музыкальные вставки, там есть клипы, но их не так много, как хотелось бы, как мы хотели бы с командой делать, поэтому мы не называем его мюзиклом в полной мере. Да, наверное, музыкальная комедия. Комедия? Да. Музыкальная? Да. Потому что там поют. Но мюзикл? Ожидать что-то уровня «Ла-Ла Ленда», конечно, не надо. И нужно понимать контингент. Скорее всего, Ниязу Игламову и Адиле Хайбуллиной это не понравится. Или Сергею Анашкину — отборщику фестиваля мусульманского кино. Хотя смотря под чем смотреть: под татарским чаем, может, и у них «попрет».
Это фильм, нацеленный на массового жителя республики, но, возможно, большие города оценят картинку и подачу истории — она все-таки смешная, временами захватывающая. Качество звука, качество музыки — мы берем известные песни Айдара Галимова, Хании Фархи и переделываем их под мюзикл. Юра Федоров и Ильнар Фатихов пишут музыку, и мы пытаемся сделать так, чтобы это звучало не попсово. Но также есть, например, Элвин Грей — он без обработки пошел со своей песней. Или, скажем, Фирдуса Тямаева мы тоже не стали обрабатывать, хотя после конечного монтажа, наверное, придадим общую инструментальную стилистику всем композициям.
— С безумными 10 женщинами в итоге удалось как-то справиться? Или это была такая обоюдная работа по притирке друг к другу?
— Они-то в восторге! А у меня в Альметьевске волосы начали выпадать, бородавочки повыскакивали на фоне стресса, потому что мы просыпались в 4 утра, ложились в час ночи, спали по три часа. А им еще раньше нужно вставать! Потому что это девушки, им всем нужно краситься. Они красятся по часу! И эти 10 женщин, к сожалению, не привыкли к театральной эстетике, к каким-то правилам на площадке. Они начинают, например, болтать, возникает галдеж по нарастающей, который невозможно остановить без крика, без мата. Я человек, который очень плохо относится к мату на площадке, к плеткам, но здесь это шло в дело. Нужно было всех держать в узде! И все-таки это были абсолютно позитивные съемки, незабываемые, смешные, классные… Но я не знаю, как это отразилось на качестве, потому что мы должны были концентрироваться на материале, но концентрация очень часто шла не туда и не на то. Мы часто концентрировались, чтобы их собрать, их приглашать, уговаривать, заткнуть, извините меня.
Была сцена, когда героини «Әпипә» застревают на колесе обозрения в Альметьевске (небольшой такой спойлер) — там наши певицы меня удивили. Это была одна из самых драматичных сцен, когда все эти женщины срывают маски, женщины, которые весь фильм угорали и хихикали. И вот они застряли на колесе, у них безвыходная ситуация, у них начался концерт… И вот они сняли маски и начинают по-настоящему общаться. Когда мы снимали на самом верху (а там ветер, холодно), что-то волшебное случилось, был момент, когда мы все просто сидели и рыдали: я, звукорежиссер, оператор, актрисы, которые на другой стороне сидели. Там идет песня, и мы все были в шоке. Это было что-то такое, о чем даже сложно рассказывать. Мы все сидели и плакали, потому что это была вроде сложная сцена, но они ее так отыграли!..
— Уже есть понимание, как это все должно выглядеть после монтажного стола?
— Да, сейчас уже появляется. Это будет все-таки смешно.
— Айтуганова на презентации говорила, что еще нет денег даже для того, чтобы доснять картину, а вы уже переходите к монтажу…
— Денег нет, но мы доснимем. И когда будет тизер… Как это обычно бывает в Татарстане? Мы сначала сделали, потом показываем кому-то: вот, ребята, мы вообще-то можем, не могли бы подкинуть нам немного деньжат? Кушать хочется, мы голодали. По этой системе сейчас идем, видимо, с Миляушой Лябибовной.
— Но какие-то сроки ставите?
— Вообще, Миляуша Лябибовна очень хочет презентовать фильм уже в апреле на очередном фестивале мусульманского кино. Это реально, у меня была просто волшебная команда, которую мы собрали на съемки, взять только оператора Альфреда Марванова — открытие года для меня. Вероятно, это самая лучшая команда в Татарстане. Я думаю, что мы это сделаем и сразу в прокат!
«У ГАЛИМЖАНА ИБРАГИМОВА ВСЕ ПРОСТО: МАЛЬЧИК, СКАЧКИ И СМЕРТЬ КОНЯ»
— И возьметесь за свой самый важный проект?
— Самый важный проект — это фильм «Алмачуар». Это то, чем я живу последние года два. Это то, что мы недавно презентовали в «Артхабе» для Константина Хабенского. Он заинтересовался, посмотрим, во что это выльется…
— Вы почти договорились, что будете резидентами «Артхаба»?
— Да.
— А в чем это будет выражаться?
— Я понимаю, что для фильма нужны столичные столпы. Понимаю, что на татарстанских столпах столичный фильм мы не сможем сделать: по картинке и тому подобное. И вот Хабенский сказал, что по команде, по людям, видимо, по актерам, по профессионалам, может быть, в какой-то мере и по бюджету поможет. Сейчас как раз будут идти переговоры.
Мы переделали историю под то, чтобы главных героев играли москвичи — сын с отцом, например, у нас возвращаются из Москвы в деревню. Татары, конечно. Сына (то есть главного героя), скорее всего, будет играть Даниль Зиннатуллин, который уже был занят в московских проектах. Но это пока не точно. Это казанский парень, но играл в Москве в прокатных фильмах. Очень известный маленький мальчик. А отца, по сути, Хабенский может сыграть!
— Вы ему предложили?
— Я вроде намекнул. Но он, по-моему, до конца не понял. Нужно будет попробовать намекнуть более толсто.
— Как появилась идея «Алмачуар»?
— Когда я был в Лейпциге, в Германии, меня «проперло» около могилы Баха. Что-то такое случилось. На самом деле идея была уже давно, я просто дошел до того, в какой форме и как должен выглядеть этот фильм. Фильм «Алмачуар» по одноименному рассказу татарского писателя Галимжана Ибрагимова — произведение из школьной программы, история про мальчика и коня, которая происходит в деревне. У Галимжана Ибрагимова все просто: мальчик, скачки и смерть коня. Естественно, я понимал, что для кино этого недостаточно или это просто такая хорошая фестивальная короткометражка. Но все уже — фестивали потихоньку отходят на второй план, точнее, они отходят в серединку. Меня как кинематографиста начинают наконец-то интересовать кинотеатры.
Сейчас, наверное, дорос до понимания, что без зрителя нельзя существовать. К сожалению, должен признать, что татарстанский зритель пока не может делать индустрию. На данный момент. Я понимаю, что качество татарстанских фильмов только начинает расти, здесь нужна некая коллаборация: с нашей стороны — бесконечные эксперименты и желание работать, со стороны зрителя — желание понять, простить и ходить на фильмы. В Татарстане, к сожалению, зритель пока не делает температуры и погоды. И поэтому фильм мы нацелили на…
— Российскую аудиторию?
— Это будет российское кино: тюркское кино — средний максимум, европейское кино — максимум. Потому что, пока жили в Лейпциге, общались там с местными кинематографистами и поняли: они очень заинтересованы в каком-то таком кино откуда-то оттуда.
— С Востока?
— И причем про коня. Им почему-то это все очень на сердце ложится. Я не знаю почему. И вот мы изначально пытаемся выстроить прокатную систему, пока пишем сценарий, но уже хотим связываться с дистрибьюторами, чтобы с самого начала фундамент строился правильно. Делаем фильм со сценаристом из Москвы Айдаром Акмаловым, который писал сценарий фильма «Из Уфы с любовью», а в этом году они вместе с режиссером Айнуром Аскаровым выиграли грант в минкульте РФ для фильма «Буран». С Миляушой Лябибовной ведем переговоры о том, чтобы Татарстан поучаствовал в формировании бюджета картины…
«ПОЧЕМУ ВЫ БЕРЕТЕ ДЕНЬГИ У ГОСУДАРСТВА? НЕ БЕРИТЕ!»
— Сколько вам надо?
— Мы пока нацеливаемся на бюджет в 20–25 миллионов рублей. С Татарстаном идет разговор о том, чтобы республика дала хотя бы половину этой суммы.
— А другая половина?
— Другая половина — это, скорее всего, частные инвесторы, сторонние продюсеры из Татарстана, Москвы. В фильме «Представь» у меня играл священника актер Марсель Тимофеев, он отучился во ВГИКе на продюсера и был сопродюсером моего фильма. Вот с ним сейчас ведем переговоры. Есть люди, которые заинтересованы в этом проекте.
Нужно изучать коллег, общаться с ними. Как раз на один из фестивалей сюда в Казань приезжал парень из Армении, который работает с Тарантино. Причем он сказал это так скромно, как будто работает на подпевках у Салавата Фатхетдинова. Мы уже шестой час общаемся, сидим, интересуюсь: «А где ты работаешь?» Отвечает: «Ну там, у Тарантино, в продюсерской группе…» И вот мы с ним разговариваем, и он спрашивает: «Почему вы берете деньги у государства? Не берите! Это первая самая большая ошибка, что вы берете деньги у государства и вам не надо возвращать. Вы влипли! Вы не будете делать хорошее кино никогда, пока вы не должны будете возвращать эти деньги. Или вы берите на тех условиях, что возвращаете, или не берите. Тогда у вас все пойдет хорошо».
— Но ему легко говорить. А у нас свои реалии…
— Ему легко, но… В тот момент я понял всю философию того, о чем говорит парень, работающий с Тарантино. На самом деле должен быть такой настрой. За мной должна быть ответственность за эти деньги, за проект. Мы должны максимально из себя выжать, чтобы этот фильм получился хорошим, чтобы зритель захотел посмотреть его, чтобы он был настолько глубоким, адекватным и красивым, чтобы публике не жалко было потраченных на просмотр денег. Ну разве это не прекрасная система, когда и бизнес, и творчество встречаются и растут?
Понятное дело, что данная индустрия складывалась у них 100 лет, но у нас сейчас даже разговоров каких-то адекватных об этом нет. Нет людей, которые могут это доносить, говорить об этом, настраивать. Это должен быть первый настрой, пусть пока не получается, но мы все к этому должны уже стремиться. И потому, например, я не хотел бы просто «схавать» себе миллион на съемках и забыть про фильм, а хотел бы выстроить систему, где у меня и у нескольких ответственных людей из команды есть процент с проката. Тогда все настраивают работу на правильный лад. Мы об этих вещах говорим как о чем-то заоблачном, хотя речь идет о нормальной работе киношников. Но кино должно быть самоокупаемо.
— Вы также будете одним из сопродюсеров «Алмачуар»?
— По сути, я пока главный продюсер, потому что все ищу, нахожу, общаюсь. И слово «продюсер» накладывает на меня некую ответственность.
Я рассказывал об этом Айтугановой, оказалось, три года назад она эту идею уже носила, пошла к Энгелю Наваповичу Фаттахову (на тот момент — министру образования РТ). Там были «Тапшырылмаган хатлар», «Ак чәчәкләр» и «Алмачуар». Они успели снять первые два фильма, а третий был «Алмачуар». Там был синопсис, они просто не успели — Навапович улетел на свою планету суперменов. Но вот я прихожу к Айтугановой, и у нее вопросов не остается: конечно, это история, которая должна случиться. И мы делаем из нее что-то очень сильное.
— Но 25 миллионов в качестве бюджета татарстанской картины — это вообще реально?
— Для меня это вклад в индустрию, который, я надеюсь, запустит очень серьезный механизм в Татарстане, возможно, не только в РТ, а в региональном кино. Я почему-то на данный момент уверен, что эти деньги вернутся. Возможно, у нас будет часть невозвращаемая, я не могу обещать — часть от министерства, нашего президента. Но хочу вернуть деньги, настроен на это. И это должно быть нормальным процессом.
«НУРБЕКА БАТУЛЛУ НЕ ВСТРЕТИЛИ В КАЗАНИ ПОСЛЕ ТРИУМФА НА «ЗОЛОТОЙ МАСКЕ»
— А коллеги по цеху здесь, в республике, поддержат эту историю?
— Здесь у нас менталитет такой, что, после того как, например, ты участвовал в Каннах или где-то показался в Америке, все: а, его же показали там, надо сходить, наверное, он серьезный. Здесь такое, к сожалению, сидит. Но фильм «Ласковое безразличие мира» поучаствовал в Каннах, и пока мы не заставили писать об Айдаре Шарипове, всем было пофиг, никто как будто бы этого не слышал.
И я недавно в первый раз начал встречаться с открытыми очагами зависти. Думал, это все анекдоты, шутки, что угорают люди со всеми этими анекдотами про евреев и татар, когда в аду кто-то кого-то топит, тянет за ноги обратно в котел… Мы же не такие, мы адекватные, вот же сидим, общаемся. Но встретился пару раз… И у меня паника такая возникла…
— Завидуют тому, что Шарипов в Канны попал?
— Вообще всему! Что он вылез в Москву, что он начал что-то серьезное делать. Они уехали, чтобы делать реально хорошие вещи! Нет, чтобы у них спрашивать, как это делается вообще, поучиться у них! Нет! «Ему 25 лет, а мне уже 26. Что это я буду спрашивать у него?! Он в Москве, уехал туда, пусть там работает, загребает деньги. У нас все нормально тут, я вот свадьбы сейчас поснимаю…» То ли гордость это, то ли что… Но что-то вонючее, очень сильно вонючее. Слава богу, я за собой этого не чувствую. Я пытаюсь держать связь со всеми, кто уехал, приглашать их, делать с ними какие-то коннекты. Возможно, с Айдаром будем снимать этот фильм. Время покажет. Он сейчас в Казахстане, снимает там новые фильмы с режиссером «Ласкового безразличия мира».
— И что нам делать с черной татарской завистью?
— Вот это надо начать лечить сейчас. Наверное, нужен психолог, народный психолог. Бывает такой человек, который лечит менталитет, общее понимание менталитета, может, какими-то статьями, не просто оголяя проблему… Наверное, неправильно говорить: «Вот вы, бестолочи». И все такие: «Ах, да, мы же бестолочи, наверное, нужно что-то предпринять. Давайте не быть бестолочами». Наверное, так не срабатывает. Вот я сейчас сказал, оголил, кто-то, может быть, задумается. Ну и знаменитый татарстанский кич — пригласить режиссера, скульптора, хореографа, солиста, футболиста со стороны за огромные деньги, чтобы быть в тренде, в моде, когда эти деньги можно вложить в нас самих, индустрию, культуру и развивать, развивать. Ну никогда не поймет и не сделает приехавший извне специалист, какой бы он крутой ни был, ту тонкую энергию, с которой могут работать только татарстанцы. И в итоге стираются границы, стирается культура и история… Вот эта старая добрая татарстанская традиция — показывать гостям все лучшее и вкусное, когда внутри не так все гладко, — тоже подлежит госпитализации.
Пока это не превратилось в какую-то очень большую и очень серьезную проблему, которую мы только через 30 или 40 лет поймем: ребята, мы же просто могли так, а пошли вот так… И это из-за того, что мы не могли разобраться с нашими собственными тараканами… Это будет очень обидно. Чтобы этого не случилось, нужно сейчас осознавать эти вещи и проблемы, которые существуют. Не знаю… Например, Нурбека Батуллу не встретили в Казани после триумфана «Золотой маске», позвонили, чтобы поздравить, через неделю только!
— Это необъяснимо, конечно.
— Это необъяснимо! Нурбек, конечно, не зависящий от таких вещей человек, я вообще про общую проблематику говорю. Но в других регионах на выходе с самолета встречают, дарят что-то. В Якутии авторов фильма, который победил на московском кинофестивале, встречали… подарки, по миллиону дали!
Я не знаю, то ли система эта не отлажена, то ли не о тех вещах пока думают, может, пенсионная реформа все мысли заняла. Я, конечно, предполагаю, что идет некая политика: не встречайте его там, пусть поймет, что, чтобы он ни делал, он не будет здесь признан. Может быть, люди в серьезных костюмах и галстуках собирают такие совещания и вот так решают. Возможно, есть такой институт, который продумывает стратегию для людей, которые хотят вырваться, а им не дают. В деревнях вот так примерно размышляют, строят такие сценарии. Очень надеюсь, что это не так. Надеюсь, что это байки народные, что просто руки не дошли, были какие-то проблемы.
Ладно, я овен. Когда со мной случаются какие-то проблемы, хотя еще не встречался лоб в лоб с подобными вещами, сразу хочу доказать, у меня включается внутренний баран: я вам докажу сейчас. Если вы так, то докажу сейчас, поеду в Канны и оттуда вам привет передам тогда, если так не хотите, по-хорошему. У меня эта злость превращается в творчество. Но я не за то, чтобы злость превращалась в творчество. Хочу, чтобы все в гармонии было, чтобы созидательно все было. Когда никому ничего не доказываешь, а занимаешься своим любимым делом, раскрываешься, вдохновляешь остальных.
«СО ЗДАНИЯ «ТАТАРКИНО» СТРЯХНУЛИ ПЫЛЬ, ЧТО-ТО ЗАШЕВЕЛИЛОСЬ, ЗАРАБОТАЛО»
— Но все-таки татарстанский кинематограф существует? Мы часто слышим, что у нас бум, что у нас снимается такое-то количество полнометражных картин…
— У меня всегда два пути. Когда мне говорят: вот фильм, тебе понравился или не понравился? Тот же самый «Мулла», например. Всегда есть с чем сравнить. По сравнению с тем, что было в Татарстане до этого, естественно, это самый крутой, самый адекватный фильм, пусть и со своими ошибками. Но по картинке, по подаче, по истории это вполне себе живущий своими канонами, региональный, хороший фильмец. Но мы сейчас сидим в офисе «Сәләт», я там работаю, и на стене тут большими буквами написан один из принципов «Сәләт»: «Начарлыктан этәрелеп түгел, яхшылыкка омтылып үсү» («Нужно расти не отталкиваясь от плохого, а стремясь к хорошему»). И я, поднимаясь на свой четвертый этаж, каждый день четыре раза натыкаюсь на эту надпись! Это как мантра. Это было у меня всегда. И с этой точки зрения хочу сравнивать «Муллу» не с плохими татарскими фильмами, которые 31 декабря показывают на ТНВ, а хочу сравнивать его с картиной «Интерстеллар», почему бы и нет? Я хочу сравнивать с тем, что в Канны попадает или на Берлинале показывают, на больших фестивалях. С Европой хочу сравнивать! С этой точки зрения «Мулла» не дотянул.
Если говорить более глобально, то здесь можно выделить две вещи. Во-первых, Татарстану сейчас нужны эксперименты, чтобы родилась волна, нужно много воды. Во-вторых, необходимо дно, с которым эта волна встретится, чтобы она поднялась потом, после того как встретится. Нужна вот эта критика, ошибки, которые я сейчас проговорил, чтобы они встретились и все это превратилось в некую красоту. Эксперименты нужны — 100 процентов! И они не должны на данный момент, как мне кажется, обругиваться. Ну не надо их пока ругать, пусть делают. Пусть, как у Бунюэля, режут глаза, пусть отрезают языки, пусть показывают голых татарочек в бане, почему бы и нет? Пусть показывают! Не надо ругать! Пока не надо ругать. Пусть рождаются авторские вещи. Вот, например, Рим Шафигуллин снял фильм «Великий мастурбатор». Это абсолютная наркомания! Альфия Авзалова там, Кенни Уэст… Это такая молитва одинокого современного хипстера. И это все на татарском! С таким монтажом! И мы его позвали монтажером на «Әпипә» после этого (смеется).
Больших денег в Татарстане нет, поэтому, естественно, у нас только теория потока пока работает. Нужно дать людям почувствовать этот поток, чтобы они раскрывались, раскрывались, раскрывались… С этой точки зрения. И гранты. Мы будем еще встречаться с министром молодежи РТ. В первый раз мы говорили, что нужно создать площадку для молодых кинематографистов: дайте им по 30 тысяч рублей, они вам снимут такое кино! Не надо один раз в году в минкульте проводить этот конкурс, где на полный метр тебе дают 2 миллиона рублей и еще по 500 тысяч рублей на парочку фильмов. Нужно по 30 тысяч рублей начать раздавать. То есть вот этот миллион разделить на десятерых. И вот на этом будет развиваться индустрия, молодые люди начнут экспериментировать. Они за эти 30 тысяч рублей готовы будут работать. Хотя все эти цифры для нашего Татарстана, конечно, смешные.
Ну и вторая башня, на чем все стоит, — это, конечно же, обучение, школы, которые вроде бы усиливаются. В «кульке» появились продюсеры, операторы, еще кто-то… Но нам пора уже давно вместо двух-трех футболистов купить в New York Film Academy специалистов или послать нашего человека туда учиться, чтобы затем он вернулся и обучал здесь. Рискованно, конечно, отправлять туда человека и думать, что он не захочет там оставаться, но это единственный путь, когда московские как минимум серьезные люди нас начнут учить. Возможно, что их заинтересованность работать здесь будет заключаться исключительно в деньгах, но о киношколе надо серьезно задуматься.
— Уже упомянутый режиссер из Уфы Айнур Аскаров расказывал, что в Башкортостане снимать гораздо легче, чем здесь, у них есть киностудия. Так как львиная доля средств на съемках уходит на аренду оборудования — камер и так далее, он может пойти на студию и бесплатно все это взять.
— Да, это так. У нас такого нет, у нас вся аппаратура практически находится в одном рентале. У нас с Айтугановой постоянно споры о том, почему так дорого. Нет кинобазы. Что-то, наверное, надо с этим делать, чтобы у «Татаркино» появилась своя база.
Вы спрашиваете про кино, конечно, я считаю, что в Татарстане по сравнению с прошлыми годами бум. Со здания «Татаркино» стряхнули пыль, что-то зашевелилось, заработало. Кому-то, может, от этого стало некомфортно, но…
«МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО НАМ НАДО ПЕРЕСТАТЬ КОМУ-ТО ЧТО-ТО ДОКАЗЫВАТЬ»
— Молодой творческой татарской интеллигенции что еще надо от государства?
— Я общался с Дамиром Фаттаховым, общался с главой Альметьевска Айратом Хайруллиным — вы когда-нибудь с ним разговаривали? Я был так удивлен, что главой может быть такой человек, у меня просто мозг подорвался… Ты типа серьезно глава или ты прикалываешься, что ты настолько адекватный, настолько открытый, настолько творческий, понимающий все сферы, тот, кто действительно хочет каких-то изменений?.. Когда я приехал в Альметьевск, был в шоке. Такое строительство, преображение, не думаю, что здесь дело только в нефти, за этим еще стоит человек, который за это боролся. И тот же Дамир Фаттахов: пообщавшись с ним, я увидел открытость, желание не просто исполнять закон, а творческий подход вообще к тому, что в мире происходит. Вот начиная с таких философских азов… я все это увидел в нем. Я почувствовал этот запах изменений, которые он приносит. Он молодой министр, у него кипит кровь, и он с его прекрасной командой искренне хочет изменений, а не потому, что ему кто-то сверху сказал: мол, делай вид, что ты что-то делаешь для татарской культуры, чтобы они заткнулись.
И не надо зацикливаться только на татарской культуре. Я начал понимать, что не нужно только на это опираться: татарская культура, язык и так далее. Люди настолько застряли в этом, что начали забывать, что есть другое: целый мир вокруг, мировая культура, инопланетяне в конце концов. Тот же Рудольф Нуриев, ставший известным на весь мир, изменивший домен балета, просто занимался своим делом максимально хорошо. И здесь, мне кажется, надо об этом начинать думать.
Есть картина, на которой изображена машина, съезжающая с дороги, и стоит подпись «Любой татарский писатель». Якобы, даже если будет крутой сценарий, надо обязательно написать, что татары — такой классный народ. Так вот мне кажется, что нам надо перестать кому-то что-то доказывать. Потому что, во-первых, это выглядит так, как будто мы признаем, что мы какие-то жалкие. Хэй, у нас флаг есть, давайте помашем флагом, куда-нибудь выйдем, пусть узнают, что мы вот такие! Я понимаю, что и в Испании каталонцы машут флагом, во Франции, чуть что, сразу выходят бастовать, что-то доказывать. Но нужно успокоиться, нам никто не даст что-либо сейчас доказывать… На эти крайние случаи не надо идти, мы это проходили в 90-е и поняли, что не получается.
Нурбек здорово сказал в интервью вашей газете: «Надо освободиться и понять пути взаимодействия с миром». То есть мы должны идти не по пути доказывания, что вот мы — татары — великие, мы существуем, застрять в этом и потратить на это жизнь. Надо делать какие-то мировые вещи. Нужно просто углубляться, больше читать, больше смотреть, до безумства заниматься своим любимым делом. Нужно излечиться от татарских вампиров, которые нас уже покусали. Да, во мне иногда тоже что-то вспыхивает, но я вовремя успокаиваюсь. Надо, чтобы нас какие-нибудь инопланетяне кусали, чтобы мы стали творить для всего мира. И сейчас уже нужно начинать об этом думать. Если уж про язык опять говорить, за который сейчас уже, по-моему, сажают: почему люди хотят учить французский, итальянский? Да потому, что у них крутые фильмы, классная музыка, глубокие художники. По большей части только из-за этого. Надо делать выводы.
— Но вы будете на татарском языке творить?
— Да, пусть будет на татарском, кому как удобно, смотря что предполагает твое произведение. Кино может быть и без диалогов. Я буду делать на татарском. Иногда, может, на санскрите. Но при этом не буду доказывать, что на татарском надо делать, потому что все должны быть татарами, все великие — это татары. Это пахнет чем-то не тем. Повторю: пытаясь что-то кому-то доказать, мы признаем тем самым, что мы жалкие.
Вот успех постановки Туфана Имамутдинова и Нурбека Батуллы. Когда был на спектакле «Алиф», то во время просмотра режиссировал у себя в голове другую концовку и подумал: почему герой не зарыл себя в песок в конце? Или не вышел из песка, как будто он уже мертвый? Или почему его не засыпали песком сверху? Татарский вампир из меня опять вылез (смеется). Можно было бы так сделать, но Нурбек не стал. Он высказался, сказал, что может быть так, а может и так. Его вдохновила история. Это что-то медитативное, то, чего еще не было у нас. И это заставляет задуматься не только о языке, о народе, но и об очень многих вещах. Поэтому и «Золотая маска» — потому что не местечково, хотя проблема вроде наша.
«Я ПЫТАЮСЬ НЕ УХОДИТЬ В ШЛАКИ»
— Вы ведь знакомы с сильными мира сего в Татарстане, фильм делали для юбилея Минтимера Шаймиева. Не помогают VIP-знакомые?
— Я все-таки сторонник того, чтобы делать такие проекты и вытаскивать подобные идеи для мира, чтобы, когда рассказываешь инвестору, он бы не колебался, давать денег или нет. Независимо от знакомства и отношений. Чтобы все определяла идея. Такой настрой — он верный, думаю… Я не знаю, как будет в будущем, может, у меня появятся влиятельные соседи. Но я не могу сказать, что у меня в Татарстане с кем-то хорошие личные связи. И еще не было проектов таких, чтобы нужно было серьезно разговаривать о деньгах. Мы скоро будем снимать тизер «Алмачуар». И хочу, даже если я пойду к знакомым, чтобы у них бы не осталось вопросов, почему нужно поддержать этот проект. Потому что он нужен миру. Не только Татарстану, хотя республике в первую очередь. Но я хочу, чтобы они понимали, что это вклад и в мировое искусство. Хочу, чтобы фильм остался навсегда, чтобы его пересматривали, чтобы он рассказывал о современном мире, о нашем Татарстане сейчас.
Некоторые связи, наверное, есть, но не могу похвастаться, что у меня много связей. При этом прекрасно понимаю, что хорошее кино на спичечную коробку не снимешь.
— Если спуститься на грешную землю, у вас все-таки есть семья, дети… Как молодой кинематографист решает проблему зарабатывания денег?
— Пару лет назад было более неопределенное состояние. Я снимал, например, какой-то семейный фильм, какие-то рекламные ролики, мероприятия. Был как такой фрилансер. Лет 10 я думал о том, что хочу работать именно над кино, поэтому отказался от съемок свадеб, боже упаси! Тогда я начал снимать клипы, правда, выборочно. Обращались многие певцы, но, если энергия, посыл исполнителя не совпадали с моими, я не работал с ними.
Как истинный овен — баран, я хотел зарабатывать на фильмах и начал гнуть свою линию. В Татарстане на тот момент казалось, что это не очень хороший вариант. Но я знал, что, если не стану от этого отказываться, буду расти как минимум и добьюсь своего. На «Представь» мы собрали достаточное количество денег на краудфандинге, откуда-то появились инвесторы (среди них — Александр Шульгин), которые вложились, мы побывали на фестивалях по всему миру, был прокат по РТ, специальные показы в Германии и приз президента за гуманизм в киноискусстве — самые большие деньги, которые давали на кинофестивале мусульманского за всю историю Татарстана. Я убедился, что, если идти по своему пути, это не будет напрасно. И в текущем году я снял три документальных фильма, выиграли грант, в Турции специально заказали фильм про тюркскую женщину, мы выбрали Гульзаду Сафиуллину, в 7 странах было снято 7 фильмов, все их объединили в альманах и сейчас показывают в кинотеатрах и на телевидении Турции. Сняли фильм про Ту-144 вместе с КАИ, сейчас начинаю фильм про Наилю Кумысникову — мастера кожаной мозаики.
— То есть вы все-таки зарабатываете профессиональной своей деятельностью.
— Да, я пытаюсь не уходить в шлаки. В этом году, например, получилось. Чувствую в себе силы не сдаваться, двигаться выше.
— С кем из мировых режиссеров есть желание встретиться, поговорить?
— Алехандро Гонсалес Иньярриту. Он не то что №1, у меня таких не было. Нравится Гильермо дель Торо, Терренс Малик, Мишель Гондри. Хотя это два разных мира — Гондри и Иньярриту: один — наркоман, в хорошем смысле, второй создает свое уникальное видение проблем мира. «Вавилон» — это же гениально.
Есть несколько человек, с чьим миром я бы хотел познакомиться, но для этого мне нужно пожить в стране данного человека, есть еду, которую в детстве ему готовила мама, надо, чтобы меня бил его отец, тем же самым ремнем, чтобы почувствовать его вкус жизни. Миры режиссеров складываются всю жизнь, невозможно сходить на мастер-класс и все понять, можно получить советы. Понимание мира — это некий очень индивидуальный набор качеств, набор менталитетных вещей, которые выдаешь через экран. Вообще, хотелось бы набраться адекватности в подаче материала от мировых режиссеров. Это очень круто. Я не знаю, можно ли этому научиться — красиво, четко излагать историю, без непонятных миров. Очень хочу научиться этой адекватности, при этом сохранив свое, неповторимое, национальное. Главное, чтобы татарский вампир не кусал.
Просмотров: 914