Апрель - месяц Тукая: он подарил татарскому народу великого поэта (26 апреля 1886 года),
События жизни выдающихся людей обычно фиксируются и изучаются с точностью до дней и даже часов. Скажем, читателю известны мельчайшие и точные подробности жизни Пушкина, Гоголя, Тургенева, Льва Толстого, Достоевского, Горького, Маяковского… У нас же, татар, в книгах и статьях о жизненном и творческом пути даже крупнейших писателей события, факты, даты часто указываются весьма и весьма приблизительно и без документальных подтверждений. Так обстоит с биографией даже крупнейшего татарского поэта Габдуллы Тукая. Можно привести немало примеров разноголосицы и противоречий в описании эпизодов его жизни, хотя считается, что жизненный путь поэта изучен основательно.
«Белые пятна» существуют и в подробностях поездки Тукая в Самару. Обратимся к конкретным фактам. В газете «Юлдуз» (Казань) за 17 апреля 1912 года помещено небольшое сообщение: «Путешествие: Г.Тукай 14 апреля уехал в Самару, потом на долгое время отправляется на лечение кумысом». Значит, по новому стилю поэт из Казани отправился 27 апреля, с началом навигации на Волге.
В «Макалаи махсуса» («Специальная статья»), написанной Тукаем об этой поездке, он, обращаясь к провожавшему его редактору журнала «Ялт-йолт» Ахмету Урманчиеву, так описывает начало своего путешествия: «Ведь, господин дорогой, когда провожал, сам видел, что на пароходе «Фултон» было жарко, его можно было бы назвать даже «баней-путешественницей», а я так радовался такому событию. Пароход тронулся. Ты вышел. Я поднялся на полок каюты и лёг».
«Кажется, на второй день после такого счастья, как подняться на полок, ближе к ночи доплыл до Самары», — пишет Г.Тукай. Значит, это было 15(28) апреля.
«Извозчику на берегу сказал: «Отвези меня не в самую плохую гостиницу». Извозчик то ли потому, что наружность моя была недурная, то ли из какой-то симпатии ко мне, высадил меня на такой же хорошей, как наша Воскресенская, улице, перед гостиницей «Бристоль». Величественное здание, огромная, как забор, дверь, справа и слева меня проходит отборная городская публика – всё это повергло меня в сомнение относительно того, чтобы остановиться в этой гостинице. Стою, как глупая рыба. Со стороны на меня поглядеть, был я, наверное, как Саламтурхан у дворца паши.
Сообразительность моя быстро пришла мне на помощь:
– Ты в Самаре в плохой гостинице хотел прожить неделю, а в «Бристоле» только переночуешь; ты же бежал из Казани от её сырого воздуха, а не от любви к Самаре, то есть «не от любви к Галию, а из ненависти к Могавию». Турки говорят: «Шах и на один день шах».
После этого вошёл и снял самый дешёвый номер по 25 копеек за сутки.
Стемнело. Зажёгся свет. Однако сидеть в огромном, как поле, номере одному невесело. Поехал на извозчике к Фатиху эфенди Муртазину. Спрашиваю у извозчика:
– Мулла далеко живёт?
– Вот, за углом.
И в самом деле, свернули за угол, Фатих эфенди стоит у ворот.
Пригласил его к себе. Обещал через час придти.
Вернувшись, заказал самовар. Жду Фатиха эфенди. Однако что-то скребёт меня изнутри… Проклятый извозчик за то, чтоб свернуть за угол, взял рубль! Ещё и не вселился в номер, два рубля 25 копеек – фьють! Вот как было:
– Самарского муллу знаешь?
– Знаю.
– Сколько возьмёшь довезти?
– Пятьдесят копеек.
– А сколько по таксе?
– Сорок копеек; ну, десять копеек прибавите.
Согласился. С одного угла повёз, с другого привёз и, говорит, два конца сделал. Рубль, говорит, надо. Что делать? – дал. (Вспомнил в это время, как муллы обходят Каабу.) Сижу у самовара и горюю. Зачем полицейского не позвал? Почему не дал 50 копеек и не ушёл? Какое огорчение! Собираясь к редактору «Экономики», поступил так неэкономно! Потом узнал, что такса была 25 копеек.
II
Фатих эфенди пришёл, как обещал. Проговоривши очень долго о разных вопросах, мы просидели до двенадцати часов ночи. Фатих эфенди, пожелав мне «спокойной ночи», ушёл. Дал слово прислать мне своего шакирда помочь добраться до вокзала и проводить меня.
Хоть и пожелал мне Фатих эфенди спокойного вечера, на душе у меня неспокойно, спать не хочется. Позвонил попросить чаю. Пришла горничная, русская женщина. Пожаловался ей на бессоницу и беспокойство.
Она мне сказала про первоклассный ресторан рядом с моим номером и что из номера туда есть вход в домашней одежде… То, что ресторан первоклассный, мне не понравилось. Я таких ресторанов не люблю. В Казани меня пару раз из-за моей плохой одежды их швейцары не пропустили. В один из дней мы с товарищем пришли в один такой ресторан. Швейцар, как только открыл дверь, нам с вытаращенными глазами:
– Вас не пустим!
– Почему?
– Одеты неприлично.
– Чёрт с вами.
Понурясь пошли мы прочь. По дороге мой товарищ придумал хитрость:
– Пошли, я твою фуражку надену, а ты надень мою шапку.
Так и сделали. Снова пришли к двери ресторана. Думаем, что нас примут за других людей. Швейцар только голову высунул из двери:
– Вам сказано, господа!
Утром, встав, мы с товарищем так смеялись над своей вечерней хитростью, что в «Булгаре» тараканы с сухим стуком попадали со стен на пол.
На том история кончилась. Короче, наутро после вечера в Самаре я проснулся, деньги целы, голова здорова.
Шакирд пришёл вовремя. Помог собраться.
Севши вдвоём в фаэтон на резиновом ходу, под весёлый стук копыт самарской лошади по асфальтированной улице мы отправились на вокзал. По дороге встречался нам запряженный вагон – конка. Глазу, привыкшему в больших городах к трамваю, эта конка казалась смешной и нелепой.
Когда конка проезжала мимо меня, я, не глядя на безбородых и безусых пассажиров, обращал внимание на бородатых детей. «И не стесняются, сидят, развесив бороды!» – хотелось мне сказать. Одним словом, приходила на память мысль: высмеянное давно это дело взять да и отдать детям на потеху! Лошади, запряжённые в конку, вызывали нестерпимую жалость и, казалось, были угнетаемы этими бородатыми детьми. Смотрелось это как муха, впряжённая в плуг. Доехали до вокзала. В вагоне, кроме одного русского, который ел слойку с солёным огурцом, ничего интересного больше не было. Еду в Уфу». (Перевод В.Думаевой-Валиевой).
Отель «Бристоль-Жигули» — легендарная гостиница Самары в самом сердце города.
Вот как описывает поездку поэта в Самару Ибрагим Зиннятович Нуруллин в книге «Жизнь замечательных людей: Тукай»:
«…Тукай понимал, что летом 1912 года ему нужно основательно подлечиться и отдохнуть. Лучше всего было бы уехать из Казани. Что он видел до сей поры? Уральск, Нижний Новгород, Астрахань, и только! А ведь мир велик, велика и Россия. Есть Крым и Кавказ, где многое связано с именами Пушкина, Лермонтова. Стоит на семи холмах златоглавая Москва. На островах вдоль Невы раскинулся державный Петербург. Много ли осталось жить? Так, может, надо торопиться, чтоб все это повидать?
Тукай колеблется. Он в нерешительности, как всегда, когда предстоит изменить привычный образ жизни или заняться своим здоровьем. Среди приятелей, часто навещавших Тукая, пожалуй, самым порядочным и толковым был Габдулла Гисмати. Родом из Троицка, он служил учителем и одновременно готовился к экзаменам за курс гимназии.
Посоветовавшись с друзьями поэта, Гисмати в один прекрасный день пришел к Тукаю в гостиницу «Свет». Поболтал о том, о сем и осторожно высказался в том смысле, что, дескать, в Казани весной печем дышать, неплохо бы уехать куда-нибудь на отдых. Осторожно, потому что Тукай, никогда не жаловавшийся на болезни, терпеть не мог, когда ему кто-либо о них напоминал.
Поэт не прочь был уехать. Но вот куда? Что, если в Петербург? Тем более туда его приглашают. От Мусы Бигиева одно за другим пришло два письма. Нет, туда нельзя, возразил Гисмати. Сперва надо немного отдохнуть, где потеплее, поднабраться сил. Разговор заходит о Крыме, о Кавказе. Там и лечиться хорошо, да и места поэтические. Но Тукаю не хочется ехать одному. В конце концов порешили: Тукай уедет в Уфу, поживет там, а затем отправится в Троицк, на кумыс. Уфа близка его сердцу. О реках Белой и Деме поется в народных песнях, а главное — в Уфе живет Маджит Гафури. В Троицк же Тукая приглашали давно, хазрет Габдарахман Рахманкулов специально заходил к Тукаю и добился от поэта обещания приехать к нему на кумыс.
Не слушая возражений поэта, друзья одели его с головы до ног в обновки, как собирают в гости любимое дитя, и 12 апреля 1912 года, посадив на пароход «Фультон», проводили в путь.
Первая остановка в Самаре. Путешествовать так путешествовать! Тукай сходит на берег, решив пожить здесь с недельку. Извозчик доставил его в одну из самых шикарных гостиниц города — «Бристоль». Пришлось снять громадный, на взгляд Тукая, номер. Озадаченный поэт, не зная, куда себя девать в таком номере, решил в тот же вечер пригласить в гости редактора журнала «Иктисад» («Экономика») муллу Фатыха Муртазина, ради которого он, собственно, и сошел на берег в Самаре. Нанял извозчика, не подозревая, что Муртазин живет в соседнем квартале. Извозчик же взял с «важного господина» целый рубль. «Вот тебе и на! Не успел устроиться в номере, двух рублей двадцати пяти копеек как не бывало».
Проговорив вечер с Муртазиным, Тукай решает поскорей убраться из Самары. Один из шакирдов Муртазина — тот еще преподавал в медресе — сажает Тукая на уфимский поезд».
КОНТЕКСТ:
Тукай Мәчәләйдә дә булганмы икән?..
Просмотров: 2870
Очень интересно, я вот не знал об этом, спасибо сайту. Оказывается каждый день проезжаю по тем местах, где когда-то ступала нога великого человека. Мурашки по коже пошли, как прочел.