«БИЗНЕС Online» продолжает публикацию глав из новой книги Рафаэля Хакимова «Каково быть татарином?». Часть 15-я

Почему мечеть «Кул Шариф» было бы сложнее построить сейчас, чем в середине нулевых, кто виноват в том, что татарский язык не был переведен на латиницу и что нам дает история упущенных возможностей? Эти темы в центре внимания директора Института истории им. Марджани профессора Рафаэля Хакимова, с очередными материалами из работы которого мы знакомим наших читателей.

УПУЩЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ

«Первая трагедия России — рождение Ленина; вторая — его смерть»

Уинстон Черчилль

Исторические возможности при выборе пути развития всегда ограничены политической, экономической, финансовой, кадровой ситуацией. Нафантазировать можно многое, но кто исполнит? Я нередко приходил к Шаймиеву с замечательной идеей. Мол, так и так, хорошо бы это сделать. Он полностью соглашался и добавлял: «Я поддерживаю. Иди, реализуй». А у меня не было даже секретарши. Нет людей, нет идеи, а есть голые мечты.

В то же время существуют моменты исторического выбора, когда от тебя зависит, каким путем пойдет история. После подписания Договора с Москвой экономическая политика Татарстана стала прерогативой самой республики. Мы могли часть нефти продавать на экспорт, приватизацию провели по своей схеме, ввели адресную социальную защиту, решили проблему с трущобами, провели сплошную газификацию и т. д. Наряду с этим важен был стратегический выбор. В Москве полагали, что рынок решит все проблемы, и пустили дело на самотек, а вернее взяли курс на продажу сырья и избавились от ряда отраслей. Мы же прислушались к мнению гарвардских ребят. Они показали с помощью графиков опасность сырьевой зависимости. В 1996 году на одном из совещаний в узком кругу Шаймиев произнес судьбоносную фразу: «Я вижу, нефть нас утопит. Разворачиваемся на ее переработку и высокие технологии».

Трудно сказать, в России были глупее нас или задумка была превратить страну в сырьевой придаток Запада. А может, нефтяное и газовое лобби вкупе с металлургами оказались более влиятельными. Либералы же думали не о стране, а о прибылях, будто появление миллиардеров могло содействовать развитию экономики.

Разворот экономики в 1996 году, названный для внутреннего пользования программой «Татарстан после нефти», дал толчок экономическому развитию, во многом определившем нынешние успехи республики. Достаточно взглянуть на соседний Башкортостан, который по всем показателям был впереди, к тому же имел заводы, производящие конечную продукцию, как то бензиновый завод. Но он упустил и «Башнефть», и все свои стратегические преимущества. Он стал вечно догоняющим Татарстан.

История знает такое явление, как упущенные возможности. Не будь исламской революции Узбек-хана, капитализм наступил бы у нас в ХIV — XV веках вместе с югом Европы. Проживи Ленин дольше, и Россия, скорее всего, пошла бы по социал-демократическому пути, ориентируясь на Швецию или даже Швейцарию — хорошо знакомые страны по эмиграции. НЭП был преддверием рыночного социализма. Сталин же не имел склонности к либерализму, предпочитая диктатуру.

Помню, как трудно далось принятие решения о строительстве мечети «Кул Шариф». С одной стороны, звучало требование общественности восстановить мечеть «Кул Шариф», с другой — финансы на нуле, даже налички не хватало. Шаймиев сомневался, искал компромиссные варианты. У меня спросил: как быть? На что я ответил: «Если сейчас это не сделать, дальше легче не будет». Он согласился. Решение было принято без совещаний, без общественности и клерикалов. При поддержке населения удалось собрать необходимую сумму. Мусульманские страны не дали ни копейки. Там коррупция процветает, дай Боже. Только Иран прислал ковры.

Обсуждение проекта мечети вызвало бурю эмоций. Не зная, как быть с противоборствующими сторонами, наш парламент поручил провести обсуждение Институту истории. Мы вообще-то не архитекторы. Видимо, расчет был на умение коллектива находить компромиссы. В итоге последний вариант получился лучше первого.

Мечеть «Кул Шариф» стала украшением Кремля, а ее расположение рядом с собором стало брендом республики, символизируя взаимопонимание мусульман и православных. Этот момент особенно восхищает гостей и туристов. Мы вовремя построили мечеть. Сегодня это было бы сделать сложнее по политическим соображениям.

Приведу другой пример, теперь уже упущенной возможности. Тема татарского алфавита имеет длинную предысторию, где-то с 20-х годов ХХ века. Вместе с революцией, когда ожидание мировой революции у всех было на слуху, тюркские народы начали переходить на латиницу. В авангарде этого процесса был Азербайджан, где собрались представители тюркских народов. Татарская делегация выступила против латиницы, ссылаясь на сплошную образованность татар, для которых такой переход мог стать чувствительным ударом. У азербайджанцев и других тюркских народов грамотность была на низком уровне. Тем не менее в приказном порядке всех перевели на латиницу, которая, кстати, была не такой уж плохой. Но вместе со сталинизацией всей страны, в еще более ускоренном темпе стали переводить всех на кириллицу. У некоторых народов кириллица получилась относительно неплохой, например, у узбеков она была вполне сносная. Но у татар не только выпали три гласные буквы, но и остальные оказались плохо соответствующими татарской речи. К примеру, исключите из русского языка три буквы, как это будет выглядеть?

В советское время неоднократно ставился вопрос о реформе алфавита, но власти не прислушивались к голосу писателей и филологов. Вместе с перестройкой многие застарелые проблемы вылезли наружу, и в условиях демократии началось брожение умов. Были те, кто заговорил о возвращении к арабице, но опыт дореволюционных лет показывал, что там такая же проблема, что и с кириллицей. Наиболее удачной была латиница, переход к которой одобряла общественность и государственные структуры. К тому же появился еще один дополнительный аргумент в пользу латиницы — это компьютеры и интернет. Аргументы против латиницы были маловразумительными и чаще исходили от русскоязычных журналистов. Вспомнили пантюркизм — жупел, придуманный Столыпиным. Никто не хотел вникать в различие татарского и турецкого языков, где звуков было меньше, чем в татарском, а потому их алфавит нам не годился.

Правительство создало комиссию по латинизации татарского языка при Академии наук РТ, и начались бесконечные дискуссии. Спорили не только по каждой букве, но и их начертании, сравнивали с другими тюркскими алфавитами. Те, кто не работал с компьютером, предлагали невесть какие буквы с хвостиками и черточками, собрали всех лингвистов и пытались учесть мнение каждого. Помню, один академик уже не мог ходить, его где-то откопали, усадили на стул, и он категорично возражал против изображения какого-то звука. Не уверен, что он до конца понимал всю ситуацию как лингвистическую, так и политическую. Короче, все затянулось до такой степени, что время упустили. Перестроечная оттепель закончилась, и начали закручивать гайки. Депутаты Госдумы решили, что татарская латиница угрожает безопасности страны, и ее запретили в нарушение Конституции Российской Федерации.

Каков же исторический урок? Это упущенная возможность. Если бы Академия наук была более расторопной, не ориентировалась на абсолютный консенсус, знала границы обсуждения судьбоносных вопросов, тогда бы мы уже давным-давно писали латиницей, и никого бы это не волновало, кроме самих татар. Да, еще Западу демонстрировали бы российский плюрализм.

Если бы с восстановлением мечети «Кул Шариф» точно так же возились, обсуждая вопрос до достижения безумного консенсуса, ее бы сегодня не было, нашлись бы депутаты шовинистического толка, которым в голову пришло бы Казанский кремль назвать русским памятником, запретить строительство мечети и потребовать восстановить монастыри. Так бы все и было.

Изучение в истории упущенных возможностей дает нам шанс меньше ошибаться в будущем.

«Утекшая вода не возвращается»

Татарская пословица

ПАРТНЕРЫ

«Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно ошибается; но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще сильнее»

Франсуа де Ларошфуко

С первого дня работы Института истории мы начали искать партнеров. Глупо думать, что ты сам все можешь, что самый умный и ни в чьих советах не нуждаешься. Партнер — это огромный потенциал, который практически бесплатно идет к тебе в руки, это продолжение института в виртуальной форме. Мы начали заключать соглашения и готовить общие проекты. Первым партнером стал Институт востоковедения РАН, затем другие профильные институты РАН, различные университеты. Важным направлением своей деятельности мы считали работу с музеями. Поехали в Петербург, где в хранилищах масса татарских вещей. Нас встречали с нескрываемым удивлением: неужели в России кто-то интересуется музеями? У них были делегации из разных стран, какие-то группы итальянцев, американцев, немцев снимали фильмы, делали фотографии и каталоги. И вдруг делегация из Татарстана… Сотрудники побросали все дела, забыли об иностранцах и начали показывать материалы из запасников. Просто загляденье, ведь в петербургские музеи попало то, что дарили императорам.

Дошла очередь до Эрмитажа. Меня интересовала Золотая Орда. Спускаюсь куда-то в глубокий подвал, и там за тремя дверьми, за тремя замками сидит хранитель несметного ордынского богатства Марк Григорьевич Крамаровский. Он встречает со словами: «Я 40 лет ждал этого дня». Беседуем. Он огорчился, что не может подарить свои статьи, они на самых разных языках, а на русском — ни одной. Так мы жили в советское время — сталинские установки действовали.

С Михаилом Борисовичем Пиотровским договорились организовать выставку по Золотой Орде. Михаил Борисович посетовал, что Эрмитаж воспринимают только как музей, в то время как он одновременно и научное учреждение. Для него было важно сопровождать выставки научными конференциями, и мы взялись за это. Мы помогали вытаскивать материал по определенной теме из запасников на свет Божий. Причем, по мнению Пиотровского, важно было показать вначале искусство Орды. Золотых вещей было предостаточно.

Выставка имела шумный успех. В Эрмитаж приезжали из соседних областей целыми автобусами. Затем выставка переехала в Казань, где собрала рекордное число посетителей. Из Лондона целая группа ученых и музейных работников приехала на целую неделю, чтобы поработать в Казани. Затем выставку увезли в Вену и, наконец, в США. Я нечаянно ее застал в Нью-Йорке. Зашел в музей «Метрополитен» посмотреть импрессионистов и вижу, что целая толпа движется в сторону выставки «Наследие Чингизхана». Не протолкнуться — и вдруг в разделе «Золотая Орда» узнаю наши экспонаты из Эрмитажа.

После такого удачного мероприятия мы подписали соглашение о сотрудничестве между Институтом истории и Эрмитажем. Пиотровский стал почетным доктором Института. Затем к нам подключилось министерство культуры, а вскоре родилась идея создания филиала Эрмитажа в Казани. Так у Эрмитажа появился, наряду с Лондоном и Амстердамом, филиал в столице РТ.

Затем был еще ряд концептуальных выставок, а также совместный проект в Старом Крыму. Когда я гостям или потенциальным партнерам говорю, что у нас один из самых надежных партнеров — Эрмитаж, то наш авторитет взлетает до небес. С тех пор мы приобрели партнеров по всей Европе, включая Оксфордский университет, и, конечно же, на востоке у нас партнеры — Университет префектуры Симанэ и Токийский университет. Наша сила — в надежных партнерах.

«Не верь улыбке врага, не подозревай злобу в друге»

Татарская пословица

«БИЗНЕС Online».

КОНТЕКСТ:

«При таком величии и мощи почему же Золотая Орда распалась?»

* * *

«Один из идеологов Муртазы Рахимова мне на память читал Тукая на чистейшем татарском…»

* * *

«Когда татары меняют свои имена на якобы мусульманские, у меня это вызывает недоумение»

* * *

«Если мы ничего не скажем о гуннах, то получится, что татары спустились с небес»

* * *

«Говорят любую чушь, лишь бы исключить татар из исторических событий»

* * *

Просмотров: 1146