Директор Института истории им. Ш. Марджани Рафаэль Хакимов предоставил «Реальному времени» новый отрывок из своей готовящейся мемуарно-аналитической книги «Шепот бытия». Сегодня колумнист интернет-газеты представляет на суд читателя еще одну главу, названную «Сабантуй».
Сабантуй
В детстве мы ждали Сабантуй и что-нибудь выигрывали. Подарки ничего не стоили, просто были знаками успеха. В советское время пытались запретить этот «языческий» праздник, но под давлением населения возродили. Если хотят узнать душу народа, то едут в Заказанье, на Сабантуй. Как писал Сибгат Хаким:
Не тронь меня, Аллах, не тронь,
Покуда жар не схлынет сабантуя,
А после — ветры пусть задуют
Моей души огонь, моей души огонь.
Вздохнет майдан, последний вздрогнет конь
И остановит твердое копыто.
О, в этот час, когда вся даль открыта,
Не тронь меня, Аллах, не тронь.
В день Сабантуя каждый должен вернуться в свои родные места. По-татарски это так и произносится: «Вернуться!». Ты возвращаешься к своим истокам. Сабантуй — праздник вечного возрождения природы и народного духа, где каждый может показать свою удаль и получить общественное признание.
Сабантуй — ждут весь год. Кульминацией на Сабантуе становится борьба на кушаках и конные скачки. Судит весь майдан, официальный судья только помогает. Главной наградой становится народное признание и вышитые полотенца.
Татары, где бы они ни жили, стремятся объединиться, собираются на меджлис (собрание), там до одури спорят, кто главнее, и затем проводят Сабантуй. Если не могут прийти к единству, то проводят два Сабантуя. Как-то очень давно мне пришлось побывать в Праге среди татар. Они меня угостили, а затем показали лужайку, где проведут Сабантуй. Я удивился: «В Праге так много татар?». «Да, — ответили они, — 14 человек».
Казалось бы, это неубиваемый праздник. Однако не надо спешить с выводами. За дело взялся Всемирный Конгресс татар, который начал проводить Сабантуй по всей России, а затем по Европе. К мероприятию подключилось Министерство культуры и местная администрация, даже правительства некоторых стран. В России появился федеральный Сабантуй, в Европе — ЕвроСабантуй. Запахло канцелярщиной.
Сабантуй сегодня превратился в шоу с официальными приветствиями и дорогими подарками. Даже появились охотники за подарками, которые, пользуясь разновременностью проведения праздника, катаются из одного региона в другой. А ведь у Сабантуя были совершенно иные функции. Кроме связи с посевной, там содержалось воспитательное начало. Смысл его сводится к общественному признанию твоего первенства. Победа добывалась не любым путем, а в рамках правил. Все награждались полотенцами, но люди знали, кто стал первым.
Напряжение игры подвергает силы игрока испытанию: его физические силы, упорство, изобретательность, мужество и выносливость, но вместе с тем и его духовные силы, поскольку он, обуреваемый желанием выиграть, вынужден держаться в предписываемых игрою рамках дозволенного. Проявление эмоций в игре ограничивается рамками «приличия», границами правил игры, что поддерживает культуру народа на должном уровне. Если ты научился соревноваться в рамках правил в своей деревне, то поднявшись по карьерной лестнице, ты воспользуешься теми же навыками. Для развития общества важна конкуренция, но только в рамках правил игры. Бои без правил — это симптом загнивающей империи, как гладиаторские бои в Древнем Риме.
Сегодня пытаются формализовать Сабантуй, выставляют дорогие подарки. Это искажает смысл праздника, ему начинают придавать характер спорта, который давно превратился из формы игры в коммерцию, разжигающую у фанатов низменные инстинкты.
Есть трогательный обычай Сабантуя — награждать подарками коня, пришедшего на скачках последним. Это «конь надежды». Все, у кого не вернулись родные с фронта, или те, кто потерял близких, но в ком осталась хоть капля надежды, несли свои платки отставшему коню. Это как жертвоприношение, как мольба оставить в живых побежденного, не дошедшего до финиша, обойденного счастливой звездой. Об этом стихотворение Сибгата Хакима «Конь надежды»:
Конь опоздал, отстал, жует уздечку
И принимает скорбные дары.
Таков обычай, что надеждой лечат,
Врачуя раны сердца до поры.
Культура возникает и разворачивается в игре. В мифе и культе рождаются «великие движущие силы культурной жизни: право и порядок, общение и предпринимательство, ремесло и искусство, поэзия, ученость, наука. И все они, таким образом, уходят корнями в ту же почву игровых действий». Игра нерациональна, она предшествует культуре. Даже молодняк животных проводит время в игре.
Игра сопровождает становление человека и становится частью культуры. Она цепко держит человека в своих объятиях. Это расширение группового сознания, своеобразный разговор всего общества с самим собой, средство массовой коммуникации, форма общения. Игры — это ситуации, придуманные для того, чтобы обеспечить одновременное участие множества людей в каком-нибудь значимом паттерне их корпоративной жизни.
Игра — подвергает испытанию силы игроков. Это — напряжение, упорство, изобретательность, мужество и выносливость. Главный смысл игры — придерживаться определенных правил и побеждать. Нарушение правил лишает игру смысла. Игра — свободное действие. К нему не принуждают. Игра вводит в определенные рамки человеческие страсти, «устанавливает порядок, она сама есть порядок. В этом несовершенном мире, в этой сумятице жизни она воплощает временное, ограниченное совершенство. Порядок, устанавливаемый игрой, непреложен»[2]. Игра должна быть красивой, ей присущи ритм и гармония, ей присуще навязчивое стремление к созданию упорядоченной формы, которое пронизывает игру во всех ее проявлениях.
Гладиаторские бои — уже не игра, а профессиональный спорт. «Бои без правил», ставшие модными в ХХ веке, стоят вне культуры, они отрицают то, к чему стремился человек разумный.
Сибгат Хаким — певец микрокосма
Мой отец из простой деревни, каких тысячи. Он всю жизнь писал о своей мало примечательной деревне. Казалось бы, что может быть интересного в этакой глуши? Мы столько слышали о красотах лугов и полей, любви к родной стороне. И вот еще одно повторение еще об одной деревне:
Что на свете есть милее края,
Где ты рос и начинал свой путь?
Ничего не надо мне другого,
Только б запах сена лугового,
Скошенного мной самим, вдохнуть.
В чем тут хитрость? Эти строки могут вызвать ответные чувства у деревенского жителя или ностальгию у горожан, не более.
Замысел в другом — особом взгляде на мир. Картина мира возникает не в конкретных строках, а в поэзии в целом. Расчлененная на отдельные стихи, поэзия Сибгата Хакима теряет свое преимущество — целостный взгляд на село, как на микрокосм. Вряд ли это происходит на уровне сознания. Творчество, вообще, чаще происходит в подсознании.
Несмотря на весь наш рационализм, в душе у каждого существует свой взгляд на мир, мироощущение, можно сказать, собственный миф. Как только нарушается этот внутренний миропорядок, человек теряет свою опору, он может даже заболеть. Тогда вступают в дело психоаналитики, чья задача — восстановить миф.
Поэзия синтетична, историографична, она как некий срез автономного мира, имеющего собственное измерение и собственные границы, собственное время и собственное пространство, мир со своими обитателями, предметами и легендами. В поэзии символы, суждения, образы, соединяются в цельную картину мира. В этом ее притягательность. Слово поэта превращается из нейтрального языка в определенный знак, в способ выбора человеческого поведения, в способ вовлечения слушателей в общую Историю. Манера письма — это акт исторической солидарности.
В поэзии Сибгата Хакима нет претензии на вненациональную масштабность, напротив, это очень национальная поэзия по языку и тематике, но для представителей других народов их собственная жизнь оказывается сходной.
Ты, судьба, судьба, солнце греет нас
Только там, где дом, лишь в краю родном,
Не лишай меня родины моей,
Хлеба на столе, места за столом.
Популярности поэзии Сибгата Хакима не мешает ее жесткая привязка к Заказанью. Для читателя это стихи не о конкретной деревне Кулле-Киме, а о его собственном окружении. Образ деревни отрывается от привязки к конкретной местности. Поэзия Сибгата Хакима не только верно отражает настроения людей, но и поддерживает дорогие сердцу ценности, напоминает о корнях, родном языке, напевах и праздниках. Потому она и живет.
«Мифологичность» поэзии не в сверхъестественных персонажах, а в формировании образа микрокосма. В поэзии Сибгата Хакима отражается автономная единица общества в эпоху перемен.
— Чье кладбище?
— Деревни Учили*.
— А где ж сама деревня?
— Ветром сдуло.
Снега и пыль названье замели.
— А стадо чье?
— Соседнего аула.
Среди погоста, отрешенно глух,
сжимая кнут шершавыми руками,
в сухой прохладе осени пастух
сидит, как беркут, на могильном камне.
Зачем сюда пригнал свою орду?
Ревут на древнем кладбище коровы.
В деревне овцы топчут лебеду
на всех углах фундамента-основы.
На тех основах многие века
за поколеньем жило поколенье.
Деревни нет — живого родника
бессмысленны журчание и пенье.
«Основа» — не просто место рождения. Это твои корни, твоя родословная, истоки жизни, надмогильные камни. Распад деревенской жизни, брошенная земля, где больше не слышен детский смех, ведет к разрушению основ народа.
Ты, судьба, судьба, не прожил бы я
На чужбине дня, умер бы от слез.
В землю, где мой дом, я корнями врос
У моих рябин, у моих берез.
[1] Там же. — С. 24.
[2] Хейзинга Й. Homo Ludens… — С. 29.
* Название деревни Училе с татарского переводится как «Три дома».
Рафаэль ХАКИМОВ.
Просмотров: 951