Тени Рафаэля Хакимова: плечо Шаймиева, завещание отца и надуманная «Зулейха»

Двойная тень

Журналисты порой спрашивают: «Вам не обидно быть всегда в тени, то отца, то Шаймиева, ведь и сами самодостаточны?»

Не сказал бы, что это меня как-то задевает или тяготит. Последние годы жизни отца я выполнял функцию секретаря. Каждое утро на своем столе обнаруживал новые стихи с примечанием на углу «3 экз.» или статью с припиской «перевести на русский язык». Так я стал первым читателем поэзии отца и заодно набил руку на переводах. Сегодня меня коробит от русского языка нынешних журналистов. О содержании вообще молчу.

Как же я был удивлен, когда из Центризбиркома республики мне принесли его портрет в подарок: «Что это?». Оказывается, в Центризбиркоме выставили галерею портретов бывших председателей. Среди них оказался и мой отец. Ничего себе. Я вообще знать не знал. Скромность запредельная, а ведь должность не самая последняя.

Отца за творчество наградили целым веером орденов, кроме Героя — отказался, там надо было соглашаться на должность председателя Союза писателей. Он отказался, не хотел быть чиновником. Про одного перспективного молодого поэта, который получил повышение, сказал: «Еще один поэт умер».

В чем намек? Надо быть адекватным предназначению. Бизнесмен должен делать свое дело — не зарабатывать, а реализовывать бизнес-проекты, улучшающие нашу жизнь, дело политика — в организации общества, журналист должен адекватно описывать действительность, как она есть, а стихи пишет поэт. Стихи пишут не те, кто умеет рифмовать, а кто иначе не может жить.

В 60-е годы у нас не было своей дачи, мы снимали комнату у Лебяжьего озера на лето. Я просто пропадал на озере, а отец нашел себе пенек и писал стихи — лучшее из всего. Он за эти стихи получил и тукаевскую, и горьковскую премии, звание народного и т. д. и т. п. Тогда эти премии еще что-то значили. Для поэта важно иметь свой пенек и не быть чиновником.

Однажды на праздник Победы его все же заставили надеть все ордена. Он охал-ахал, что, мол, костюм попортится, но надел. Это единственный случай. Не то чтобы он не уважал ордена, он думал, чтобы осталось его имя, ведь ордена и должности забудутся.

Я лучше многих знаю реальный вклад Минтимера Шариповича в нашу историю. Не думаю, чтобы кто-то стал вспоминать его награды. Он сделал себе имя.

Я знаю свой вклад. Не хочу об этом говорить. Еще есть время для завершения начатого дела.

Какая тень? Разве в этом дело.

В 90-е решалась судьба Татарстана на многие годы вперед. Кто-то собирал собственность, строил коттеджи, собирал дорогие иномарки, а мне нужно было просто оставить свое имя. Это, конечно, не капитал, но во всяком случае не стыдно. Мне отец никогда не говорил слова «Нет», единственное наставление от него услышал: «Никогда не будь чиновником». Я старался как мог. У меня была возможность сделать карьерный рост и в Казани, и Москве, но я помнил слова отца — «Не будь чиновником!».

В команде М. Шаймиева я не был чиновником, то есть к деньгам не имел отношения, судьбы конкретных людей не решал. На пути развития республики в какой-то мере влиял. Меня часто обвиняли: «Ну ты сепаратист, отщепенец. Надо, мол, думать о России». Пытался. Во-первых, не могу повлиять. Во-вторых, они там дела так замутили — не разгребешь.

Чиновник — он думает только о своем кресле. Поручения он тут же отправляет вниз, а снизу вверх идет отписка: «Принято к сведению!» И все! После 2000 года все стали смотреть наверх — что ТАМ решат. Вертикаль власти — это полная безответственность и всеобщая коррупция. Скучно. По жизни скучно.

Самое трудное в работе советника — брать на себя ответственность. Кругом все подсказывают, как правильно жить, стукачи, как изголодавшиеся комары в начале лета. А еще любители анонимок, затем появились тролли. Я всем чего-то должен и что-то постоянно делаю неправильно.

Когда на меня лично падала ответственность за судьбы людей, тогда надо было взвесить тысячу раз, облиться холодным потом и взвалить на себя груз ответственности.

Для моего отца было важно, чтобы я нашел свой путь. У меня в резерве есть еще несколько лет, чтобы поставить точку.

Странная Зулейха

В раскрученной книге Гузель Яхиной «Зулейха» насторожил один момент. События происходят недалеко от Казани, рядом с темным лесом, значит, где-то в Заказанье. Главная героиня оказалась неграмотной. А события происходят перед и во время революции. Я начал в уме перебирать существующие деревни и ничего похожего не мог припомнить. В родной деревне Кулле-Киме не только все были грамотными, но даже в 1913 году построили двухэтажную школу, а не простое медресе. И по материнской линии такая же картина. Моя бабушка училась в деревне Тымытык, расположенной на границе с Башкортостаном. Здание медресе, где она училась, сохранилось. Медресе было деревенское, а не элитное. Бабушка свободно читала на османском и арабском языках. Она не была исключением.

На самом деле, насколько татары были грамотными? В поисках ответа я заглянул в книгу Карла Фукса и прочел следующее: «Женский пол у Казанских Татар получает равным образом известную степень образования, и между Татарками мало найдется таких, кои бы не умели надлежащим образом читать и писать. Они учатся у жены Муллы здешней новой мечети: женщина эта имеет большие способности для обучения их сим предметам. Я сам видел прекрасно написанные ее воспитанницами письма». Фукс, видимо, был неравнодушен к этим воспитанницам, и они отвечали ему тем же: «Любезный счастливец, пред которым поклоняюсь! Душа бесценная! Сорвавший страсть мою и бросивший ее в море страданий! Владеющий моей душою! Преклоняю колено пред тобою, и хотя нас разделяет расстояние, но мы близки сердцем; целую землю и нанизываю жемчуги молитв на нить строк, и посылаю их к тебе! Ты, милосердный друг, не оставь меня; направь на меня ласковый взор, явись, моя звезда, освети меня, солнце мое! О живи, живи, моя радость! Да продлит Бог дни твои для меня!». Я не уверен, что сегодня любая татарка умеет писать таким слогом. Не мешает напомнить, что книга Фукса была издана в 1843 году. В начале ХХ века с неграмотностью у татар было покончено.

Письмо деревенской девушки по своей энергетике и стилю напоминает письмо Татьяны из «Евгения Онегина»:

Я к вам пишу — чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.

Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.

Теперь становится понятным, что сюжет «Зулейхи» полностью надуманный. Откуда у татар такое стремление принизить свой народ? Когда некая московская «элита» пытается растоптать татар, то это объясняется шовинизмом или «тонкой» политикой, а зачем татары себя унижают? Неприятно.

Просмотров: 837